Республика воров - Скотт Линч

– Да, но…

– Так, до этого ты уже данокался, – вздохнул Жан. – Так и будешь продолжать, пока мы домой не вернемся? Ну и данокаешься до того, что и вовсе ее упустишь. Хватит уже вокруг да около ходить. Поговори с ней, и да поможет тебе Прева.

– А где она?

– На крыше сидит, пока мы тут дурью маемся.

– А она… Ну, не знаю, может, она…

– Так, либо ты наконец-то себе яйца отрастишь и смелости наберешься, – прорычал Жан, – либо я с тобой вообще разговаривать не буду. Все лето.

– Ох, прости! – вздохнул Локк. – Просто я боюсь, что все еще больше испорчу. Ты же знаешь, у меня хорошо получается.

– Да уж. Ну, попробуй поговорить с ней начистоту. Другого совета у меня нет, ты уж извини. Да и потом, я женщин очаровывать не мастак. Одно знаю – если вы с Сабетой между собой не разберетесь, нам всем худо придется. А тебе особенно.

– Ты прав… – с глубоким вздохом произнес Локк. – Как ты прав!

– Как обычно, – ухмыльнулся Жан. – Ну иди уже.

– Да-да, ухожу.

– Эй, пиво куда понес? Дай сюда.

Локк рассеянно протянул приятелю кружку.

– Все, ступай! – Жан одним глотком допил эль. – Пока ты своим якобы острым умом до очередной убедительной отговорки не додумался. Погоди, куда это ты собрался? Лестница вон там!

– Меня тут одна мысль осенила…

Эспару накрыл вечерний зной, полный душной истомы; вдали, под небом цвета спелого винограда, мерцали городские огни. На крошечном балконе под покосившейся крышей постоялого двора могли уместиться двое, при условии что они были добрыми друзьями. Локк, осторожно приоткрыв балконную дверь, выглянул наружу. Сабета, изогнув бровь, посмотрела на него и опустила на колени потрепанную копию «Республики воров».

– Привет, – пробормотал Локк, подрастеряв недавнюю уверенность. – А можно… можно я здесь с тобой посижу?

– Я роль учу.

– Да ты ее давным-давно наизусть выучила!

На лице Сабеты возникло хорошо знакомое Локку выражение, словно бы она не знала, радоваться ей или досадовать. Чуть погодя она закрыла книгу и поманила Локка на балкон. Локк уселся напротив нее, скрестив ноги и пряча руку за спиной.

– А что это у тебя там? – спросила Сабета.

– Подарок, – ответил он, протягивая ей бурдюк с вином и две глиняные кружки. – Или взятка, это как посмотреть.

– Меня жажда не мучает.

– Если б надо было жажду утолить, я бы воды принес. А так… Это потому, что я ножей боюсь.

– Каких еще ножей?

– Тех самых, острых. Которые ты на меня точишь. Вот, хотел лезвия притупить.

– Порядочные люди девушек не опаивают.

– Так ведь я за свою жизнь опасался! Ну а еще подумал, что, может, тебе бокал вина захочется выпить.

– Ага, сначала один, потом второй, а за ним и третий – до тех пор, пока не расслаблюсь настолько, что со мной будет легко справиться?

– Я этого не заслужил.

– Ну… может быть.

– О боги, я все время забываю, что, для того чтобы с тобой дружелюбно побеседовать, надо сначала испросить твоего разрешения, а потом доспехи надеть. – Локк, закусив губу, наполнил кружки белым вином и придвинул одну к Сабете. – Если хочешь, притворись, что оно здесь чудом появилось.

– Это аньянское апельсиновое?

– Если это аньянское, то у меня жопа золотая, – вздохнул Локк, пригубив вина. – Но апельсиновое. Вроде бы.

– И какого же чуда ты от меня ждешь?

– Я просто поговорить хотел. Сабета, а что случилось? Мы с тобой беседовали. По-моему, у нас неплохо получалось. И работали мы вдвоем замечательно. А теперь ты на меня все время огрызаешься, вечно мной недовольна… И вообще, ты будто возвела вокруг себя крепостную стену, а когда я ее преодолеваю, то оказывается, что за ней ты еще и ров вырыла, а потом…

– Я польщена, что ты наделяешь меня таким невероятным трудолюбием, – сказала Сабета, и Локк с облегчением перевел дух, заметив, как ее губы складываются в мимолетную улыбку. – Наверное, я просто спектаклем чересчур увлеклась.

– Ну вот, а теперь ров кольями утыкан… Между прочим, я тебе не верю.

– Увы, в этом я тебе ничем помочь не могу.

– А почему ты со мной не разговариваешь?

– Может быть, мне просто не хочется…

– Но ведь раньше же хотелось! Что тебе не понравилось? Или мы с тобой все лето этот дурацкий танец будем танцевать? Мне этого совсем не хочется…

– Да ведь никакого танца-то и нет, – негромко заметила она.

– Ну да, ты же все время в сторону отходишь. А я не могу понять почему.

– Это трудно объяснить.

– Было бы легко, любой дурак бы понял, даже я, – вздохнул Локк. – А можно с тобой рядом сесть?

– А, ты с этого решил начать? Не торопись, как бы тебе телегу перед конем не запрячь!

– Конь притомился, ему отдохнуть не помешает. И вообще, тебе так будет удобнее меня поколотить, если мои слова тебе не по нраву придутся.

Немного помолчав (Локку показалось, что прошло лет десять), она повернулась лицом к городу и похлопала по каменной плите рядом с собой. Локк поспешно, но с превеликой осторожностью подсел к Сабете так, чтобы левым плечом чуть касаться ее правого плеча. Теплый вечерний ветерок слегка взъерошил ей волосы, и Локк уловил знакомый аромат мускуса и шалфейного масла. В животе Локка тут же встрепенулись тысячи каких-то крошечных тварей и щекотно засновали по всему телу.

– Ты дрожишь… – Сабета повернулась к нему.

– Да ты и сама не статуя.

– Ты не собираешься разуверять меня в том, что я напрасно поддалась минутной слабости? Или так и будешь меня разглядывать?

– Мне нравится тебя разглядывать. – Локк, ошеломленный собственной смелостью, не сводил глаз с Сабеты.

– А мне нравится дерзких мальчишек с крыши сбрасывать. Вот только это редкое удовольствие.

– От меня так просто не избавиться. Я падать хорошо умею.

– Локк, слушай, если ты хочешь мне что-то сказать, то…

– Хочу. – Он напрягся, словно приготовившись к удару палки. – Я… мне надоело обиняками и намеками говорить, надоело гадать о том, как ты ко мне относишься и что обо мне думаешь. Вот, я тебе все свои карты раскрою. Ты для меня самая красивая на свете. Как картина. А я рядом с тобой – чумазый урод. И вообще, ты самая умная, а я – последний дурак. Ну, может, я и не так выспренне выражаюсь, как в пиесах, но… Если честно, я готов твою тень целовать, следы в дорожной пыли. Понимаешь, мне самому все это нравится. И плевать я хотел, что ты или кто другой обо мне думает. У меня такое чувство возникает всякий раз, как я на тебя гляжу… Я тобой восхищаюсь, – торопливо добавил он, отчаянно надеясь, что успеет сказать все, прежде чем она его прервет; безумное, головокружительное красноречие несло Локка, будто карету с холма, и больше всего он боялся, что если остановится, то уже не сдвинется с места. – Я всем в тебе восхищаюсь – и твоим строптивым нравом, и резкой сменой настроений, и даже тем, как ты на меня сердишься, когда я что-то не так делаю… когда не так дышу. И то, что я тебя понять не могу, мне тоже нравится… Уж лучше тебя всю жизнь не понимать, чем во всем остальном досконально разбираться. Я восхищаюсь тем, что у тебя все и всегда получается, даже если при этом так скукоживаюсь, что готов вот в этой кружке утопиться.

– Локк…

– Погоди, я еще не договорил. – Он поднес к губам кружку и опустошил ее до дна. – Вот еще, последнее. Самое важное… Прости меня, пожалуйста.

Она поглядела на него с таким выражением, что ему почудилось, будто ноги больше не касаются балконных плит.

– Сабета, прости меня, пожалуйста. Ты мне сказала, что ждешь от меня каких-то важных слов, не оправданий, не объяснений… Наверное, ты ждала вот этого. Если я тебе дорогу перешел, если я тебя недооценивал, если был тебе плохим другом и спутал твои замыслы или нечаянно лишил тебя того, что принадлежит тебе по праву, то я приношу свои самые искренние извинения. Никаких оправданий у меня нет, и я даже слов найти не могу, как мне стыдно, что тебе пришлось мне об этом сказать.

– Ох, Локк… – прошептала она; в уголках глаз блеснули слезы.

– Что, я опять… Знаешь, если я что-то не то сказал…

– Нет, – ответила она, стараясь как можно небрежнее утереть глаза. – Нет, беда в том, что ты все верно сказал.

– А… – Сердце Локка подрагивало, как сломанные весы алхимика. – Тогда я вообще ничего не понимаю.

– Правда, что ли? С тобой легко справиться, когда ты дурака валяешь, когда ты так занят своими плутнями, что ничего вокруг не видишь. Но когда ты на самом деле к чужим словам прислушиваешься и ведешь себя… по-взрослому, что ли, вот тогда я просто не могу заставить себя относиться к тебе с пренебрежением. – Она схватила кружку, торопливо глотнула вина и хрипло рассмеялась. – Мне страшно, Локк.

– Тебе не бывает страшно, – возразил он. – Ты ничего на свете не боишься. Ты бесстрашная.

– Цеппи прав, об окружающем мире мы знаем вот столько… – Она со вздохом свела большой и указательный палец левой руки. – Мы живем в подземелье, спим бок о бок – ну, в пятнадцати шагах друг от друга, но все равно. Мы полжизни провели рядом, больше ни с кем, кроме наших друзей, не знакомы. Я не хочу неминуемой участи… не хочу, чтобы меня любили из неизбежности.