Атаман Платов - Владимир Лесин

Но не ринулись. И не захватили. Казаки отступили, когда «большие массы войск обратились на них», и, вопреки утверждению генерала Ж. Раппа, «взяли пленных, тридцать пушек и одно знамя». «При сем случае понес огромную потерю уланский полк польской армии», — писал А. П. Ермолов. Правда, часть пушек пришлось оставить, поскольку изнуренные «неприятельские лошади не могли скоро их везти». Переправить через Лужу удалось только 11 орудий.

К спешке были причины. Маршал Бессьер, прискакавший с конными гвардейскими гренадерами, попытался отбить увозимую донцами артиллерию, но засевшие в кустах стрелки 20-го егерского полка Кайсарова встретили его плотным ружейным огнем «и тем способствовали переправе пушек через реку».

Как французы не сразу узнали казаков, так и казаки в сумерках наступающего дня не разглядели свиту Наполеона. Это и спасло императора от плена. По-видимому, отвлек донцов и обоз, возможностью поживиться которым никак не могли пренебречь корсары Платова. Об этом писал Михайловский-Данилевский.

Наполеон хотя и сохранил спокойствие и даже обнажил шпагу с решимостью постоять за себя, но вечером того же дня приказал гвардейскому доктору Ювану изготовить и дать ему пузырек с сильным ядом на случай опасности попасть в плен. Как видно, император французов потерял веру в свою звезду…

Между тем генерал-майор Д. Е. Кутейников, дойдя до Боровска, напал на неприятеля силами своих четырех полков, разбил его, взял в плен до 100 рядовых и несколько офицеров, в том числе двух полковников, захватил часть обоза с награбленным церковным серебром и документами штаба французской армии. Среди последних оказалась записка маршала Л. А. Бертье, свидетельствующая о намерении Наполеона отступать к Смоленску через Медынь, Вязьму и Ельню, чтобы миновать разоренную дорогу через Можайск.

Командир отряда Кутейников в рапорте на имя атамана Платова особо отметил урядника Власова, «своеручно убившего неприятельского генерала». За этот подвиг герой был произведен в очередной чин.

В то же время отряд Г. Д. Иловайского, следуя по маршруту, указанному М. И. Платовым, получил сообщение от А. И. Быхалова, что он под натиском в пять раз более сильного авангарда корпуса маршала И. А. Понятовского отступает по направлению к Медыни. Командир отряда устремился на помощь товарищу. На подступах к городу он устроил засаду, поставив два своих полка в укрытиях по обеим сторонам дороги. Казаки замерли в ожидании.

Когда авангард под командованием генерала Ш. Лефевра-Денуета, увлеченный преследованием, миновал засаду, Г. Д. Иловайский обрушился на него с флангов, а А. И. Быхалов, развернувшись, ударил с фронта в голову колонны. Казаки отбили у поляков пять орудий с боеприпасами «и сии последние обратили на самого неприятеля и принудили его ретироваться по той же дороге от города обратно к селению Кременскому». Началась безжалостная рубка бегущих.

Поляки потеряли убитыми не менее 500 рядовых, несколько офицеров и одного генерала. Пленных было немного, но в их числе командир дивизии Тышкевич.

Значение этой победы казаков трудно переоценить. Она убедила французское командование в невозможности обойти русскую армию на ее левом фланге и прорваться к Смоленску по местам, не истощенным войной. У французов осталось единственное решение. Однако далось оно императору нелегко.

Ускользнув от казаков, Наполеон вернулся в Городню, но в 10 часов утра снова выехал на рекогносцировку и довел-таки ее до конца. Вечером император еще раз созвал маршалов на совет. Сегюр вспоминал:

«Наполеон сидел перед столом, опершись головой на руки, которые закрывали его лицо и отражавшуюся, вероятно, на нем скорбь.

Никто не решался нарушить этого тягостного молчания, как вдруг Мюрат воскликнул в одном из порывов, свойственных ему и способных разом или поднять настроение, или ввергнуть в отчаяние:

— Остановиться нет никакой возможности, бежать опасно, поэтому нам необходимо преследовать неприятеля. Что нам за дело до грозного положения русских и их непроходимых лесов? Я презираю все это! Дайте мне только остатки кавалерии и гвардии — и я углублюсь в их леса, брошусь на их батальоны, разрушу все и вновь открою армии путь к Калуге.

Здесь Наполеон, подняв голову, остановил эту пламенную речь, сказав:

— Довольно отваги; мы слишком много сделали для славы; теперь время думать лишь о спасении остатков армии…

Бессьер, чувствуя поддержку, осмелился прибавить:

— Для подобного предприятия у армии, даже у гвардии, не хватит мужества… Мы только что убедились в недостаточности наших сил. А с каким неприятелем нам придется сражаться? Разве не видели мы поля последней битвы, не заметили того неистовства, с которым русские ополченцы, едва вооруженные и обмундированные, шли на верную смерть?

Маршал закончил свою речь, произнеся слово «отступление», которое Наполеон одобрил своим молчанием.

Ссора усиливалась… Император же, по-прежнему погруженный в задумчивость, казалось, ничего не замечал. Наконец он прервал молчание и это обсуждение следующими словами:

— Хорошо, господа, я решу сам!

Он решил отступать. Это решение было так мучительно, так оскорбляло его гордость, что он лишился чувств. Те, которые тогда ухаживали за ним, рассказывали, что донесение о новом дерзком нападении казаков… было последним и слабым толчком, который заставил императора окончательно принять роковое решение — отступать.

Замечательно то, что он приказал отступать к северу в ту минуту, когда Кутузов со своими русскими… отступал к югу».

На рассвете 14 октября Кутузов поднял армию и повел ее на юг от Малоярославца. На пути к Детчино он получил от Платова поздравление по случаю победы казаков над авангардом корпуса Понятовского. В то же время Наполеон развернул свои корпуса и двинулся к Боровску.

«Обе армии отступали одна от другой: французы — к северу, мы — к югу», — вспоминал декабрист В. С. Норов.

Действительно, замечательно! Едва ли не впервые в мировой истории войн противники после сражения уходили один от другого в разные стороны. Попробуй-ка определи, кто из них одержал победу под Малоярославцем? Думаю, прав Н. А. Троицкий, признавший тактический успех за Наполеоном, а стратегический — за Кутузовым.

То ли Понятовский не отказался от мысли прорваться к Калуге, то ли по приказу отвлекал внимание Кутузова от главной армии Наполеона, уже повернувшей к Боровску, чтобы отступать через Можайск, только на следующий день после поражения авангарда Лефевра-Денуета он отправил из Вереи обоз в четыре тысячи повозок с провиантом под охраной значительных сил польского корпуса. Платов, получив «верное известие» об этом, приказал графу Орлову-Денисову следовать с полками Ягодина и Траилина на Медынь, принять там под свое начало казаков Быхалова и Иловайского «и действовать обще с ними на неприятеля».