К новой свободе: Либертарианский манифест - Мюррей Ротбард

Время уже сжалось и ускорилось, но для классических либералов начала ХХ столетия, таких как Самнер, Спенсер и Парето, все выглядело так, будто оно застыло. И нельзя их винить в этом, потому что им пришлось стать свидетелями упадка классического либерализма и рождения нового деспотизма, приходу которого они противились с замечательной выдержкой и упорством. Увы, все это в прошлом! Настоящее — это всегда становление. Миру придется ждать — если не столетия, то десятилетия,— пока социализм и корпоративное государство не проявят свой тупиковый характер с окончательной убедительностью.

По большому счету, будущее уже наступило. Нет нужды предсказывать разрушительные последствия социализма и этатизма — они повсюду перед нами. Лорд Кейнс как-то высмеял рыночных экономистов, предсказавших, что в долгосрочной перспективе последствия предложенной им инфляционной политики будут разрушительны. В ответ он с ухмылкой произнес, что «в долгосрочной перспективе мы все — мертвецы». Лорд Кейнс мертв, а мы живем в его долгосрочной перспективе. Цыплятки этатизма приготовились ночевать на насесте.

В первые десятилетия XX века подобной ясности еще не было. Этатистские силы использовали всевозможные приемы, чтобы сохранить и даже расширить индустриальную экономику, отвергая при этом любые требования о свободе и свободном рынке, без которых в длительной перспективе эта экономика нежизнеспособна. В течение полувека этатисты всех мастей проводили свои хищнические опыты над экономикой — ее планировали, регулировали, подвергали действию растущих налогов и инфляции, но при этом очевидных кризисов и деформаций не возникало. Дело в том, что рыночная индустриализация XIX века создала в экономике огромную «жировую подушку», защищавшую ее от последствий этих экспериментов. Правительство могло свободно, без фатальных последствий для экономики оперировать налогами, ограничениями и инфляционным давлением.

Но сегодня огосударствление экономики зашло настолько далеко и длится это уже так долго, что эта «подушка» истощилась. Еще в 1940-х годах Мизес предсказывал, что резервный фонд, созданный эпохой laissez-faire, будет истощен. Поэтому сегодня негативные последствия действий правительства проявляются почти мгновенно — и эти пагубные последствия несомненны для всех, даже для самых упорных апологетов этатизма.

В коммунистических странах Восточной Европы даже коммунисты все острее понимают, что социалистическое централизованное планирование в условиях индустриальной экономики просто не работает. В последние годы это стало причиной быстрого отхода от централизованного планирования к свободной экономике, что особенно заметно в случае Югославии. Да и в западном мире государственный капитализм повсеместно пребывает в состоянии кризиса, потому что финансовый фундамент государства трещит по швам: рост налогов грозит окончательно уничтожить стимулы к инвестициям и сбережениям, а дальнейшее печатание новых денег грозит разрушительной безудержной инфляцией. Поэтому о «необходимости не возлагать слишком больших ожиданий на правительство» заговорили повсеместно, причем даже самые твердые этатисты. В Западной Германии Социал-демократическая партия давно уже отбросила призывы к социализму. В Великобритании, страдающей от убийственных налогов и инфляции — сочетание, которое даже британцы стали называть «английской болезнью»,— партия тори, этот оплот несгибаемого этатизма, передала руководство фракции рыночников, а лейбористы отшатнулись от запланированного хаоса государственной экономики.

Особые основания для оптимизма дают Соединенные Штаты, потому что здесь благоприятных изменений можно ждать уже в ближайшем будущем. Можно с уверенностью утверждать, что в Соединенных Штатах возникла ситуация перманентного кризиса, и можно даже точно указать дату его начала — 1973–1975 годы. К счастью для дела свободы, США охвачены кризисом не только этатизма, но и самых разных сторон жизни общества. Поэтому кризисные явления в разных сферах имели синергетический эффект, поддерживали и усиливали друг друга. И дело не только в самом кризисе этатизма, но еще и в том, что он был воспринят всеми как результат деятельности государства, а не как порождение свободного рынка или алчности бизнеса и населения. Наконец, единственный выход из этого кризиса предполагает выведение государства за скобки. Теперь нужно только, чтобы либертарианцы показали этот выход.

Я предлагаю бегло ознакомиться с разными сторонами системного кризиса, начавшегося в 1973–1975 годах. С конца 1973 и до 1975 года Соединенные Штаты пребывали в состоянии инфляционной депрессии — и это после 40 лет «точной настройки» экономики по кейнсианским рецептам, что должно было привести к окончательному устранению обеих проблем — инфляции и депрессии. В этот же период инфляция достигла пугающих двузначных значений.

Более того, в 1975 году Нью-Йорк испытал первый долговой кризис, приведший к частичному дефолту. Пугающего слова «дефолт» удалось избежать, а тяготы банкротства переложили на плечи кредиторов, которым пришлось обменять краткосрочные нью-йоркские облигации на новые долгосрочные. Это был лишь первый из целого ряда долговых кризисов, поразивших многие города и штаты страны. В дальнейшем властям штатов и городов придется делать малоприятный выбор между радикальным сокращением расходов, повышением налогов, что может обернуться исходом с этих территорий предприятий и среднего класса, и объявлением дефолта.

С начала 1970-х годов стало ясно, что высокие подоходные налоги, сбережения и инвестиции наносят тяжкий ущерб деловой активности и производительности. Бухгалтеры только сейчас начинают понимать, что эти налоги, в сочетании с инфляционным искажением деловых перспектив, создали опасность того, что Америка может проесть свой производительный капитал, даже не заметив этого.

Страну захлестывает протест против налогов — на недвижимость, на доход и на торговый оборот. Можно уверенно прогнозировать, что любое дальнейшее повышение налогов станет для политиков всех уровней политическим самоубийством.

Ужасающее состояние системы социального обеспечения, которая долгое время не подвергалась никакой критике, стало бесспорно очевидным, как об этом давно предупреждали либертарианцы и экономисты-рыночники. Теперь даже правящие круги признают, что системе социального обеспечения грозит банкротство, поскольку она никоим образом не является системой социального страхования.

Система отраслевого регулирования настолько зашла в тупик, что даже такой принципиальный этатист, как сенатор Эдвард Кеннеди, присоединился к призыву отказаться от регулирования авиаперевозок; начались разговоры о ликвидации Комитета гражданской авиации и Федеральной комиссии по связи.

Под огонь критики попала некогда неприкосновенная система государственного школьного образования. Государственные школы, диктующие решения в области образования целым районам, порождают острые социальные конфликты, связанные с расой, сексом, религией и самими образовательными программами. Нарастает критика государственной системы борьбы с преступностью и содержания под стражей: либертарианец д-р Томас Жаж почти в одиночку сумел освободить многих граждан от принудительного лечения, да и само правительство теперь признает, что государственная политика реабилитации оказалась бесплодной. Имеет место полный провал политики запрета наркотиков, таких как марихуана, и неконвенциональных форм сексуального поведения. В обществе зреет понимание необходимости отменить все законы, наказывающие за так называемые преступления без потерпевшего. Становится все более и более ясным, что дальнейшие попытки проведения этих законов в жизнь могут привести лишь к возникновению полицейского государства. Близится время, когда все запреты в сфере личного поведения будут считаться столь же неэффективными и несправедливыми, как сухой закон.

На фоне катастрофических последствий государственной деятельности в области экономической и общественной жизни пришло известие о поражении во Вьетнаме, которое стало окончательным фактом в 1975 году. Поражение Америки в войне с Северным Вьетнамом привело к пересмотру всей интервенционистской внешней политики, проводимой США со времен президентов Вудро Вильсона и Франклина Д. Рузвельта. Растущее признание того, что Америке пора вернуться в собственные границы, что американское правительство не может успешно править миром, представляет собой неоизоляционистский аналог утверждения, что правительство не должно вмешиваться в экономическую и общественную жизнь. Хотя американская внешняя политика остается все столь же агрессивной и глобалистской, эти неоизоляционистские настроения сумели ограничить американское вмешательство в дела Анголы в 1976 году.