В поисках любви - Кэтрин Кинкэйд

– Остановитесь! Что вы затеяли? Ступайте спать, не то разбудите детей. Еще минута – и они прибегут. Умоляю, вспомните о невинных созданиях! Вы хотите, чтобы они стали свидетелями еще одной сцены насилия?! Они и так видели больше, чем нужно.

– Ты вспомнила о детях, Эмма? – Сикандер устремил на нее взгляд, от которого у нее побежали по коже мурашки.

Впервые после того, как она нашла Уайлдвуд, Эмма подумала о Майкле и Виктории. Боже, как же она их оставит? Но назад пути не было. Как он жесток, что напоминает ей о них!

– У них есть ты, Сикандер. Если бы ты был хорошим отцом, им бы не понадобилась я. Легче всего переложить их воспитание на чужие плечи. Уделяй им больше времени, иначе, они вырастут неуверенными в себе, всегда нуждающимися в чужом благоволении, которого могут и не получить. Ты сам знаешь, как это больно, когда тебя отвергает отец. – Знала это и она сама… – Тем не менее ты тоже от них отворачиваешься, предоставляя их самим себе.

– Я от них не отворачиваюсь, тем более не отвергаю!

– Тогда зачем им няня? Ты и сам можешь читать им на ночь сказки и учить выживанию в этом непростом мире. Спокойной ночи, джентльмены!

На следующее утро Эмма переехала в бунгало. Ей было тяжело расставаться с детьми, но жить в одном доме с их отцом она больше не могла. Цепляясь за руки айи, Майкл и Виктория стояли на верхних ступеньках парадной лестницы, молча провожая ее глазами. По лицу Эммы текли слезы, но она оставалась непреклонна. Связи с Сикандером положен конец. Это была величайшая радость и величайшее горе в ее жизни. Она больше никого не полюбит: после него она не сможет смотреть на других мужчин. Но он оттолкнул ее и от себя. Если бы вместо лжи и предательства она встретила нежность и преданность, если бы он так же дорожил их любовью, как дорожила она… Тогда, возможно, все не кончилось бы так печально.

Но теперь было поздно об этом думать. Он уничтожил то хрупкое, то бесценное, что расцвело у нее в душе. За это она лишила его своего доверия, порвав с ним прежние отношения.

Превратить бунгало в место, пригодное для жилья, оказалось делом нелегким. Все свое время Эмма посвящала благоустройству усадьбы. Это отвлекало ее от горьких мыслей о Сикандере. Сакарам приносил ей еду, масляные лампы, привел слуг, привез мебель, материал для починки кровли и все прочее, в чем она нуждалась. За все это она расплачивалась жемчугом. Когда он предстал перед ней, держа под уздцы Моргану, и сказал, что она не обойдется без лошади, она покачала головой:

– Я не могу ее принять. К тому же она принадлежит Сайяджи Сингху.

– Уже нет: саиб купил ее вам. Это подарок. При ней конюх: он будет за ней ухаживать.

– Мне не нужны от вашего господина подарки. Пожалуйста, уведите ее.

– Она вам пригодится, мэм-саиб. Если вы слишком горды, чтобы принять ее в дар, так купите. Жемчуг, который вы мне уже дали, стоит больше, чем то, что вы получили взамен. Приплатите еще немного и считайте, что кобыла ваша.

Как ни велик был соблазн, но о том, чтобы принять что-либо от Сикандера, не могло быть и речи.

– Это мне не по карману. То, что у меня осталось, пойдет на превращение Уайлдвуда в доходную плантацию.

Сакарам фыркнул – весьма неблагозвучно для такого элегантного слуги.

– Мой господин прав: своим упрямством вы делаете хуже себе самой, мэм-саиб.

– Меня не интересует мнение вашего господина.

– Напрасно, мэм-саиб: он сильно из-за вас переживает и искренне сожалеет о боли, которую вам причинил. Он не спит по ночам, не ест, перестал играть в поло…

– Довольно! Он для того вас и прислал, чтобы вы его оправдывали?

– Нет, мэм-саиб. Я бы ни за что не говорил этих слов, если бы не страдал, видя его страдания. Я никогда не одобрял ваших отношений, однако понимаю теперь, что ему нужна особенная женщина. Из всех женщин, с которыми он когда-либо знался, вы более остальных отвечаете его требованиям. Если саиб и способен, отвернувшись от остального мира, создать здесь, в Парадайз-Вью, свой особый мир, то только в союзе с вами. Я больше в этом не сомневаюсь. Вам надо быть вместе.

Эмма не знала, лесть это или оскорбление. Сакарам буквально озвучивал ее прежние мысли. Одно она знала наверняка: ей не требуется подачек от Сикандера, даже таких лакомых, как Моргана. Впрочем, Сакарам был прав – упускать Моргану из рук неразумно.

– Подождите меня здесь, Сакарам. Я сейчас вернусь. Оставив его на веранде, она вошла в дом и взяла еще одну жемчужину, сократив и без того скудный запас. Не давая себе времени, чтобы пожалеть о содеянном, она вернулась к Сакараму и сунула ему жемчужину:

– Это за Моргану и за конюха. Скажите ему, чтобы отвел лошадь под навес.

Конюх по-прежнему стоял перед бунгало, держа Моргану за поводья. Поняв, что происходит, он просиял. Как видно, он опасался гнева Сикандера, который обрушился бы на него, вернись он восвояси.

Сакарам низко поклонился Эмме:

– Мудрое решение, мэм-саиб. Но плата чрезмерна.

– Не важно. Не хочу быть обязанной вашему господину. Сами заплатите конюху, если это необходимо, но жемчужину заберите. Или я не возьму лошадь.

– Как пожелаете, мэм-саиб. Считайте конюха вашим верным слугой. Я скажу ему, что вы и только вы – его «соль».

– Только учтите, Сакарам, что он мой слуга, а не раб.

Эмма проводила взглядом Моргану, которую слуга повел под навес, и вернулась к работе, чтобы успеть завершить ее до наступления жаркого полдня. В бунгало было гораздо жарче, чем в Парадайз-Вью, где толстые стены и мраморные полы удерживали прохладу. Наступили невыносимо знойные дни. Розы и другие цветы вокруг бунгало завяли, не выдержав пекла, сами джунгли и то выглядели иссушенными. Душные ночи казались нескончаемыми.

В светлое время суток Эмма сражалась с плотоядными муравьями, змеями, пытавшимися заползти обратно в дом, и со слугами, притворявшимися, будто не понимают, чего от них хотят, и нередко поступавшими по собственному усмотрению. Но ночами ее подстерегала иная опасность: она тосковала по Сикандеру, вспоминая его ласки. Какое блаженство испытала она в его объятиях! Сколько нежности и любви дарил он ей! К тому же она успела привязаться к детям, и теперь ей их очень не хватало. Увидит ли она их когда-нибудь еще?

Утешением ей служила дикая красота ее земли. Даже сейчас, увядшие от безжалостного солнца, джунгли сохраняли свою прелесть. Эмма уже ловила себя на глубоком чувстве собственности, что помогало ей лучше понять, если не простить Сикандера. У нее не было желания выгонять его из дому, но и продавать ему свое достояние ей вовсе не хотелось. Брак как решение проблемы был неприемлем.

Делая ей предложение, он преследовал единственную цель: защитить свое имущество. Его любовным клятвам она не верила, не могла верить. Они вырвались у него от отчаяния. Испугавшись, как бы не лишиться всего, он решил пойти на крайность – жениться на англичанке. Никаких решений принято не было, они даже ничего не обсуждали – ни как будут жить, ни каким традициям отдадут предпочтение, ни с кем станут водить дружбу (если, конечно, им еще нашлось бы, из кого выбирать), ни сохранит ли он в своем доме зенану и станет ли содержать любовниц, как это принято у индусов.