Том 12. Пьесы 1908-1915 - Максим Горький

Ладыгин. Ну, брат, — сравнил!

(Богомолов смеётся.)

Ладыгин (вдруг). Я считаю ваш смех неуместным.

Богомолов. Почему же?

Ладыгин. Так. Мне он не нравится.

Богомолов. Очень жаль, но иначе смеяться я не могу.

Ладыгин. Я прошу вас не смеяться.

Богомолов. Никогда?

Ладыгин. Прошу…

Букеев. Полно, Борис! Ты с ума сошёл…

Ладыгин. Нет, позволь…

Ольга (являясь в двери комнаты). Что за крик?

Букеев. Спорят.

Ольга. Яков! Ты споришь?

Богомолов. Нет.

Ольга (Букееву). Вы?

Букеев. Вот он…

Ольга. С кем же?

Богомолов. Сам с собой, очевидно.

Ольга. Не понимаю.

Ладыгин. Видите ли, я…

Ольга. Да?

Ладыгин. Я не допускаю, когда надо мной издеваются. (Вст[аёт], ух[одит].)

Ольга (нахм[урилась), удив{лённо]). Что такое?

Богомолов. Никон Васильевич сравнил его с жеребцом.

Букеев. Ну… не стоит говорить об этом. Я его сейчас успокою… Чудак тоже… [(Уходит.)]

Ольга. Что было здесь?

Богомолов. Да — ничего! Я говорю: Букеев уподобил его жеребцу, это было так неожиданно, я засмеялся, а он рассердился на меня и заговорил со мной эдаким, знаешь, дуэльным тоном…

Ольга (под[авляя] тревогу). И — только?

Богомолов. И только!

Ольга. Он такой спокойный.

Богомолов. Как бык.

Ольга (после паузы). Яков, мне нужно поговорить с тобой сегодня.

Богомолов. Чудесно. Поговорим.

Ольга (глад[ит] его волосы). Ты свободен вечером?

Богомолов. Да я весь день свободен. Здесь не работают. Вообще, здесь… странно! Я думаю, и ты тоже чувствуешь это. Тебе неудобно здесь?

Ольга. Нет, ничего. Хотя… я, может быть, уеду…

Богомолов. Что стесняет тебя, скажи?

Ольга. А как ты думаешь?

Богомолов. Букеев?

Ольга. Почему?

Богомолов. Он смотрит на тебя, как жаждущий на источник свежей воды… Какой неуклюжий человек, какой ненужный. Богат, богатство — сила, а в его руках оно — ничто! Ничего не делает, ничего не любит. И даже, кажется, себя не умеет любить.

Дуняша [(входит)]. Пожалуйте к чаю…

Ольга. Мне не хочется идти туда…

Богомолов. Попроси, чтобы тебе принесли.

Ольга. А ты идёшь?

Богомолов. Хочешь — останусь с тобой…

Ольга. Дуняша, — принесите нам сюда.

Дуняша. Слушаю…

Богомолов. Вот и поговорим, — да? Давно я не беседовал с тобой…

Ольга. Да. Ты не очень ищешь этого.

Богомолов. Здесь не хочется серьёзно говорить, — честное слово. Это — шуточная жизнь, её делает дядя Жан, шутник. (Остановился.) Знаешь, что нужно, Ольга? Нужно, чтоб люди поняли, как они одиноки во вселенной, — только тогда их воля устремится к познанию друг друга и свяжет их единым чувством близости. Только сознавая трагизм бытия, глубоко чувствуя его тайны, мы все обернёмся друг к другу, ибо тогда нам станет понятно, что для человека нет и не может быть ничего ближе и дороже человека. Человек делает бессмертными мёртвые вещи, может быть, он со временем…

Ольга. Господи! Как ты прав, когда сказал, что здесь, в этом доме, не место серьёзной мысли.

Богомолов. Мы поставлены в мире так оскорбительно, так иронично, что нам надо отвернуться от этой иронии.

Ольга. Кто понимает её?

(Дуняша вносит поднос с чаем.)

Ольга. Люди — неразумны.

Богомолов. О, это неправда!

Ольга. Ты слеп, люди — неразумны.

Богомолов. Это так кажется, потому что разум каждого обращён на самого себя и мелкое, а не — в мир и на великое его…

Ольга. Во мне живёт неразумная сила. Я хочу бунтовать. Мне трудно. Мне всегда чего-то не хватает. Я не могу, не умею жить…

Богомолов. Странно ты говоришь, Ольга, это ново для меня.

Ольга. Разве ты меня знаешь? Ты — тоже непонятен мне. Ты вызываешь у меня желание спорить с тобой, не соглашаться. Я хочу стащить тебя на землю, чтоб ты был ближе ко мне… ах, я не знаю, чего хочу!

Богомолов (смотрит на неё). Может быть, ты…

Ольга. Влюбилась, да? Это ты хотел спросить, да? Нет, я не влюблена, но… слушай, Яков, я изменила тебе.

Богомолов. Нет. Не верю…

Ольга. Да.

Богомолов. Здесь?

Ольга. Это всё равно…

Богомолов. Наверное — не здесь…

Ольга. Почему?

Богомолов. Ну — с кем же здесь? (Ходит, опустя голову.)

Ольга. Что ты молчишь?

(Богомолов взглянул на неё молча.)

Ольга. Говори же…

Богомолов (тихо). Что же я скажу тебе, друг мой, что? Я не знаю, что сказать.

Ольга. Разве тебе не больно?

Богомолов (пож[имая] плеч[ами]). Ты хочешь, чтоб я кричал? (Трёт лоб.) Как, должно быть, это неудобно и противно — отдаваться двоим… наверное, один из них возбуждает брезгливость…

Ольга (почти кричит). Что ты говоришь?

Богомолов. Тебе неприятно? Извини… с тобой я привык говорить обо всём, что думаю. И вот, неожиданно, я вспомнил жалобы проституток.

Ольга (вскочив). Противный головастик, у тебя нет души, у тебя только мозг, бессердечное насекомое…

Богомолов. Что ты? Друг мой, — что ты…

Ольга. Уйди прочь!

Богомолов. Неужели ты думаешь, что я хотел оскорбить тебя? Пойми, что это невозможно. Я столько пережил с тобой хорошего, я так благодарен тебе за это, и — ведь я тебя люблю! За что ты сердишься? (С улыбкой.) Это я должен сердиться, — ведь ты изменила мне, если это не выдумка!

Ольга. Нет! Это правда! (В отчаянии.) Боже мой, я ничего не понимаю!

Богомолов. Ну, хорошо, это правда, ты изменила мне, коварная женщина.

Ольга. Как ты можешь шутить, как ты смеешь?

Богомолов. Успокойся, Ольга, не кричи… В чём дело?

Ольга. Но — разве это не оскорбляет тебя?

Богомолов. Не будем говорить обо мне… (Под[ошёл], положил руку на плечо ей.) Ольга, — ведь это не серьёзно, да? Ведь если бы ты полюбила кого-то… ты вела бы себя иначе? не так ли? Забудем же об этом, Ольга, если это ошибка…

Ольга. А если это моя месть тебе?

Богомолов. За что?

Ольга. За то, что ты далеко от меня…

Богомолов. И ты решила уйти ещё дальше? Нет, — я думаю — это не так. Я ведь знаю — ты меня любишь, я это чувствую.

Ольга. Как трудно с тобой! Ты точно издеваешься.

Богомолов. Ольга, я понимаю, что быть красивой женщиной — это иногда большое несчастие. Она — сокровище, отовсюду к ней тянутся завистливые, жадные и часто грязные руки, все хотят обладать ею… я понимаю, как легко потерять себя в этой ядовитой атмосфере вожделений.

Ольга (в тоске). Кто говорит со мной? Человек, имеющий право любить меня, умная книга или какая-то непонятная мне идея? Я с ума сойду!

Богомолов. Послушай же, дитя моё! Ведь я не виню тебя ни в чём…

Ольга. Обвини! Оскорби!

Богомолов. Не будем говорить глупостей… Ты ошибаешься, думая, что я не страдаю. Нет, по-своему — я оскорблён, — не тобой, а — пошлостью события, прости меня — случилось пошлое. Это не страшно, но мучительно, именно потому, что пошло…

Ольга. О, боже мой…

Богомолов. Ты знаешь — я люблю любить, люблю самое чувство любви и умею любоваться им, — ты это знаешь. Помнишь?

Ольга. Да. Это было…

Богомолов. Это всегда со мной. На всю жизнь женщина — ты — останешься для меня владычицей мира, существом, от которого все племена и народы, силой, побеждающей смерть и уничтожение. Тебя ради возникло на земле всё прекрасное, от тебя вся поэзия жизни, всё для тебя — преступления и подвиги, — всё! Любовью к тебе насыщена жизнь, и пусть теперь формы любви несовершенны, грубы, но — настанет время, когда это лучшее чувство наше насытится религиозным сознанием и мы будем любить, обожая друг друга…

Ольга (сквозь зубы). Проклятый сказочник…