Холод южных морей - Юрий Шестера

— Неужто прорвемся к берегу? — вздохнул Фаддей Фаддеевич, уже уставший от крушения стольких надежд.

— Поживем — увидим, — философски изрек ученый.

К утру похолодало до трех градусов мороза, но вид появившейся пары поморников разгорячил сердца мореплавателей. Фаддей Фаддеевич только молча сжал руку друга, словно боясь спугнуть долгожданную удачу.

В 6 часов утра путь на юг был совершенно чист на две мили, но шлюп оказался в заливе между льдами, а ветер как раз дул прямо в него, и, чтобы не оказаться в ледовой ловушке, капитан был вынужден повернуть на северо-восток. В полдень ветер отошел к востоку, препятствуя идти в этом направлении, но давал возможность повернуть на север.

В это время появились крачки, и друзья уже не могли сдержать своих чувств — берег должен быть где-то совсем рядом.

— Одно смущает, — поделился своими сомнениями с другом Фаддей Фаддеевич, — что-то не видно ни морской травы в воде, ни пингвинов в воде и на льдинах.

— Мы все-таки как-никак находимся несколько южнее шестьдесят девятой широты, и вполне возможно, что водоросли в столь высоких широтах просто не произрастают из-за слишком низкой температуры воды. А отсутствие пингвинов, и в первую очередь императорских, можно объяснить отсутствием шельфовых ледников у матерого берега, — предположил Андрей Петрович. — Во всяком случае, как мне кажется, мы находимся где-то у берега острова, а не материка, как нам хотелось бы.

— Не до жиру, быть бы живу, — улыбнулся капитан.

В 3 часа пополудни со шканцев, где находился капитан в окружении офицеров, увидели у горизонта справа по ходу шлюпа чернеющее пятно.

— Берег, господа! — воскликнул капитан, вглядываясь в него через подзорную трубу.

Однако у офицеров были разные мнения.

— Не выдаете ли, Фаддей Фаддеевич, желаемое за действительное? — осторожно, как бы на всякий случай, засомневался и старший офицер.

— Осторожничаете, Иван Иванович? — улыбнувшись, упрекнул капитан своего помощника. — Передайте Лазареву, что Беллинсгаузен видит берег.

«Мирный» находился поблизости за кормой «Востока» и поднял флажной ответ, что видимый ими берег находится от них на норд-осте.

— То-то, Фома неверующий! — торжествовал Фаддей Фаддеевич, похлопывая капитан-лейтенанта по спине.

В это время солнечные лучи, выйдя из облаков, осветили это место, вызвав бурю восторга — все убедились, что видят берег, покрытый снегом, а чернели только каменные осыпи и скалы, на которых снег не мог удержаться.

Вся команда возликовала при возгласе: «Берег! Берег!» Восторг был естественным после долговременного единообразного плавания в беспрерывных гибельных опасностях между льдами при снеге, дожде, слякоти и тумане.

Открытый берег давал надежду, что непременно должны быть и другие берега, ибо существование только одного в таком обширном водном пространстве казалось невозможным.

С полудня следующего дня, когда ветер стал отходить более к югу, Беллинсгаузен направил шлюп к северной оконечности берега. Подойдя на расстояние четырнадцати миль, встретили сплошной низменный лед, препятствующий дальнейшему продвижению к нему. Дойдя же до кромки ледяного поля, капитан лег в дрейф, чтобы дождаться «Мирного», который значительно отстал от флагмана.

— Я понимаю ваши чувства, Андрей Петрович, но подойти ближе к берегу, чтобы взять что-либо достойное для музея Адмиралтейского департамента, мы, как вы сами понимаете, не сможем.

— Похоже на то, Фаддей Фаддеевич, — согласился ученый. — Придется, видимо, ограничиться только его рисунком, который заканчивает уважаемый Павел Николаевич.

Через час при приближении «Мирного» на «Востоке» подняли флаги, и Лазарев по телеграфу поздравил Беллинсгаузена с открытием острова. Когда же «Мирный» подходил под корму «Востока», на обоих шлюпах матросы были поставлены на ванты, которые прокричали по три раза взаимное «ура!». В обеих командах по этому случаю было дадено по стакану пунша каждому матросу, а Беллинсгаузен призвал к себе на шлюп Лазарева.

— С первым успехом вас, Фаддей Фаддеевич! — приветствовал капитан «Мирного» начальника экспедиции.

— Спасибо, Михаил Петрович! Дай Бог, чтобы не с последним.

Руководители экспедиции расселись по своим излюбленным местам в адмиральской каюте за празднично накрытым столом. Настроение сидевших за ним было соответствующим.

— Почему вы назвали в своем приветствии, переданном по телеграфу, этот берег островом, а не продолжением берега материка? — задал волновавший его вопрос все еще сомневавшийся Беллинсгаузен. — Вот и Андрей Петрович, например, еще до его открытия был убежден, что мы находимся где-то вблизи острова.

— И считал совершенно правильно. Пора бы уже доверять, Фаддей Фаддеевич, предсказаниям своего ученого советника, — рассмеялся Лазарев. — По-моему, он уже давно доказал их непогрешимость.

— Наука признает только факты, Михаил Петрович, а не предположения авторитетов, — вступился за друга Андрей Петрович. — Поэтому сомнения Фаддея Фаддеевича вполне оправданы. Капитан Кук, к примеру, сделал вывод о невозможности достижения Южного материка, хотя и не отрицал саму возможность его существования. Вывод правильный, но в то же время относительно правильный, ибо основывался лишь на его личных наблюдениях только части, пусть и большей, предполагаемой протяженности берегов материка. И своим непререкаемым авторитетом задержал дальнейшие поиски Южного материка почти на целых пятьдесят лет. На полвека! И это в наше-то время бурных географических открытий. Вот вам и цена предположения авторитетнейшего мореплавателя!

— Сдаюсь, Андрей Петрович! С вашей аргументацией спорить просто невозможно!

«Как же все-таки вырос Андрюша за время нашей разлуки, да и за полтора года нашего плавания тоже, — размышлял Фаддей Фаддеевич, — с наслаждением слушая друга. — Ведь одним махом, как бы походя, поставил на место Лазарева, человека далеко не ординарного ума. Спасибо, Всевышний, что услышал мои молитвы. А что бы я на самом-то деле делал без него?» — и рассмеялся про себя, живо представив, что ответил бы тот на эту, ставшую уже традиционной, фразу.

— Это безусловно остров, Фаддей Фаддеевич, — уже серьезно продолжил капитан «Мирного». — Я ясно видел все оконечности его берега и точно определил их положение. И если бы у меня было хоть малейшее сомнение в этом, я бы непременно осмотрел его подробнее, ибо ничто не препятствовало сделать это.

— Спасибо, Михаил Петрович, за ваше столь ценное мнение! А посему, господа, — Беллинсгаузен встал из кресла с фужером в руке, чему последовали и его собеседники, — предлагаю назвать сей остров высоким именем основателя военного флота Российской империи — островом Петра Первого.