Кайа.История про одолженную жизнь - Александр Алексеевич Иванов

с мамой», являюсь тем инструментом, который потенциально может лишить моих родственников Наследия Семьи, а стало быть, любой из них лично заинтересован в том, чтобы со мной приключился какой-нибудь, желательно фатальный, «несчастный случай».

Хотя я почти уверен, что «фракций» внутри Семьи нет и каждая отдельная «ячейка общества», созданная родственниками, борется с другой такой же, за статус будущего Главы и всего того, что к этому статусу прилагается.

Я поначалу думал, что та история с запрещенной литературой — дело рук «мачехи», особенно, когда стало очевидным, что готовившаяся на Балу против меня провокация — дело рук одной из ближайших родственниц нашей Семьи. Но поразмыслив как следует, отринул эту мысль, как практически невероятную, ибо при удачном исходе провокации с журнальчиком, под удар попадал бы не только я, но и Семья, а это непременно отразилось бы, в том числе, на ее собственных детях, а на это, моя бывшая «мачеха», при всей своей нелюбви ко мне, не пошла бы ни за что!

А это значит, что та самая «супруга брата супруги моего бывшего „папани“», играет в некую свою «игру», не считаясь с бывшим «папенькой» и «мачехой», исходя лишь исключительно из каких-то собственных интересов.

Так что, к моему сожалению, «стрелять» в меня мог кто угодно из моей Семейки, и, возможно, даже не только из нее.

Самый настоящий «гадюшник»! И для меня было бы полезно этих двух «гадюк» стравить между собою, наблюдая в сторонке, не без удовольствия, за тем, как они сожрут друг друга.

Ладно, всему свое время, сейчас самое главное — допрос.

Тем временем, «техник Первого класса», разложив на столе все то, что хотел, сказал:

— Барышня, встаньте, пожалуйста, для того, чтобы начать мероприятие, необходимо надеть на вас специальные приспособления.

— И кто будет на меня их надевать? — поинтересовался я, вставая. — Вы?

— Конечно, кто же еще? — удивленно ответил техник.

— Федор Никифорович, — обратился я к адвокату, сделав чрезвычайно надменное выражение лица, — я категорически возражаю против того, чтобы меня касался посторонний мужчина!

— Простите барышня, вы в своей праве, конечно, — первым на мое восклицание отреагировал Следователь, который, затем, повернув голову в сторону полицейской дамы, продолжил, — Ольга, помогите нам, пожалуйста.

Следующие несколько минут, полицейский психолог, выполняя указания техника, надевала на меня и крепила различные датчики, после чего, меня попросили сесть на место и когда я уселся, на мою голову водрузили последний элемент Полиграфа — некий «полушлем», включающий в себя большие, скрывающие половину лица, слегка затемненные очки, как у летчика-истребителя, напичканные, судя по всему, какой-то электроникой, со встроенным источником очень слабого и мягкого света, совсем не раздражающего, который освещал мои глаза. А также наушники, открытого типа и микрофон.

Когда с этим было закончено, психолог с техником уселись на один диванчик и последний начал «колдовать» над своим ВЭМом, а несколько минут спустя, закончив, отрапортовал:

— Господин подполковник, все готово к началу «установочных» процедур и созданию психофизиологического профиля свидетельницы.

Кивнув технику, Следователь спросил у адвоката:

— Свидетель готова?

— Я готова, — сообщил я адвокату, о чем тот проинформировал следователя, подписав какую-то бумагу, которую подписала, как мой опекун, также и «матушка».

— Тогда разъясняю свидетельнице порядок установочных процедур, — обратился ко мне Следователь, — сейчас вы прослушаете несколько десятков слов, в процессе чего, вы должны спокойно сидеть, не совершая резких движений, разговоры, при этом, вести нельзя, вам понятно?

— Да, — ответил я.

— Хорошо, — сказал тот и отдал распоряжение технику:

— Начинайте.

Я ожидал, что, как это случалось обычно, будут использованы, так называемые установочные вопросы, вроде: Как вас зовут? Сколько вам полных лет? Где вы родились? И так далее.

Однако же тут данное исследование проводилось иначе, нежели там и в моих наушниках, разными голосами и интонациями, раздались просто отдельные слова, носящие ярко выраженный эмоциональный окрас, вроде: преступление, наказание, любовь, смерть, дружба, папа, мама и так далее.

Всего я прослушал около сотни, повторяющихся иной раз, но сказанных другим голосом, с иными интонациями, слов.

Затем, когда установилась тишина, ко мне вновь подошла психолог и отсоединила от «полушлема» наушники, оставив очки и микрофон.

— Господин подполковник, — доложил техник. — Психофизиологический профиль свидетельницы успешно создан, все готово и вы можете начинать в любой момент.

— Очень хорошо, спасибо, — ответил тот технику и обратившись ко мне, спросил. — Кайа Игоревна, вы готовы? Начнем нашу беседу?

Кинув взгляд на адвоката, я ответил:

— Да, но сначала, я хотела бы выпить воды…

Меня слегка «потрясывало» от волнения и я, воспользовавшись жаждой, как предлогом, несколько раз глубоко вдохнул, успокаивая расшалившиеся эмоции. Утолив жажду, сказал:

— Я готова отвечать на ваши вопросы.

— Очень хорошо, — ответил Следователь, — для начала я задам вам простые вопросы, на которые отвечать вам нужно либо да, либо нет. Это понятно?

— Да, — ответил я.

— Ваша фамилия Филатова, а зовут вас Кайей Игоревной?

— Нет, — просто и спокойно ответил я и это мое «нет», стало тем, что моментально приковало ко мне всеобщее внимание, даже «дедушка», с полицейским «главарем», прекратили о чем-то шептаться, уставившись на меня.

— Вы были рождены четырнадцатого июля, две тысячи пятого года? — продолжил Следователь, как ни в чем не бывало.

— Нет, — ответил я, сохраняя «покерфейс».

— Нет?! Как это нет?! Что ты несешь?! Прекрати позорить перед людьми нашу Семью, устраивая балаган! Это важное мероприятие! Господа из полиции пришли сюда не за тем, чтобы играть с тобой в игры! — это моей бывшей «мачехе» пришелся явно не по душе ход допроса.

— Лидия! — это уже «дед» «подал голос», — веди себя прилично! И сядь на место! А если не можешь — пойди, займись каким-нибудь делом! Не мешайся!

Та моментально «потухнув», вернулась на свое место и, пристально глядя на меня, крепко сжала в кулачке подол своего платья.

— Вы ученица восьмого класса, Пансиона Воспитанниц министерства Войны? — продолжил Следователь, когда вновь наступила тишина.

— Нет, — было моим ответом.

— Ваш пол — женский? — после секундной паузы спросил Следователь.

— Нет.

И вот, после последнего моего «нет», терпение, видимо, закончилось даже у выдержанного Следователя и он, довольно громко, положил на стол свою ручку, которую все это время, вертел в руках.

— Кайа, — услышал я «елейный» голосок «тетушки», что сидела вместе с бывшей «мачехой», — неужели ты не хочешь оказать посильную помощь в поимке тех негодяев, которые опозорили и послужили причиной трагической смерти, твоих школьных подруг?

— Да она просто издевается! — со своего места воскликнула бывшая «мачеха», а ее лицо, буквально на мгновение, исказилось от лютой ненависти ко мне.

— Само собой нет! Я искренне, всей своей душой, желаю, дабы те злодеи, что устроили подобное бесчинство