Сокровища Валькирии: Звёздные раны - Сергей Алексеев

— Господи… Неужели влюбился? А кто она теперь?

— Не знаю… И у неё есть муж, космический мусорщик, — он усмехнулся. — Но мне наплевать… У нас даже была схватка. Нечестная, трое на одного…

— Думаю, что у тебя под глазами?..

— Ерунда, пройдёт… Она удивительная женщина, мам. Я так испугался, что Аквилонов меня вообще выгонит!.. И не пустят больше в Манораю.

— А что это — Манорая?

— На Алтае, впадина такая. Говорят, метеоритный кратер…

— И она там живёт? — чего-то испугалась мать.

— Ну, где-то там, не знаю…

— Ой, Олежка, боюсь я за тебя! Только глупость новую не сотвори, ладно? А вообще привези её, покажи…

— Нет, мам, вряд ли. Не знаю, увижу ли ещё… Вот ты медик, объясни мне: возможно, чтобы человек вспомнил свою прошлую жизнь? Вернее, мы что, действительно живём несколько раз?

— Как тебе сказать?.. Вот ты упомянул Алтай, а в груди у меня так защемило. Помню, что-то отец твой рассказывал. То ли бывал там, то ли ещё что… Но знакомо. Мне почему-то не верится, чтобы такое сложное и высокоорганизованное существо умирало вместе с физической смертью. Медицина говорит одно, а думается другое…

— Спасибо, мам, я поехал. Тебе нравится мой конь?

Домой он вернулся в сумерках, ничего особенного не заметил во дворе, поставил машину и только вошёл в квартиру, как тут же за спиной раздался звонок. Зимогор включил свет и открыл дверь: на пороге стоял Иван Крутой, поигрывал ключами — значит, сам был за рулём. Сразу же прострелила злорадная мысль: опомнился, отошёл и приехал возвращать в кресло главного геолога! Иначе чего бы потащился на квартиру через полгорода, если никогда здесь не был, да и быть не мог: не царское это дело — ходить по избам холопов…

— Ты где это машину взял? — тон вроде бы звучал по-отечески. — Подкатил как барон и даже меня не заметил!

— Темновато было, — сдержанно проронил Зимогор. — Проходите!

Аквилонов прикрыл за собой дверь, сел на шкаф для обуви, глянул исподлобья.

— Ты эту папку… зачем Ангелу показывал? Я же предупредил тебя!

Олег на мгновение даже растерялся от резкого перехода.

— Я никому не показывал… И какие могут быть секреты от Ангела?

— Не твоё собачье дело! Так показывал или нет?!

— Да ничего я не показывал! — уже возмутился он.

— Врёшь!.. Откуда Ангелу стало известно об этих документах?

— Не имею представления! Я его даже не видел!

Иван Крутой уже не слышал его, рычал, как накатывающийся гром.

— Со мной вздумал поиграть? В двойную игру? Ласковое теля двух маток сосёт?.. Да ты ещё… сопля зелёная тягаться со мной! Игрок!

И тут внезапно Зимогор понял и необычное поведение Аквилонова, и его этот приезд на квартиру, и резкую смену настроений: утомился Иван Крутой, не выдержал ритма и нравов рыночной жизни. Взял вес, но сил нет зафиксировать и удержать. Кто-то оказался хитрее, изворотливее, могущественнее и нанёс ему рану, возможно, в спину ударил. И теперь этот раненый царь в пылу предсмертной ярости и гнева бросился давить свою челядь.

— Продал меня! — ревела гроза в прихожей. — За драную «девятку» подставил? Что ж так дёшево?! Поторговался бы! Но я всё равно покорю Манорайскую впадину! Сам всё сделаю! Ты понял меня, сынок?! Я тебя научу свободу любить!

Ему чудились измена и предательство. У него была потребность унижать, чтобы возвыситься самому. Для этого перед царями добровольно гнули спины…

— Не смейте орать на меня! — взорвался Зимогор. — Не надо орать на меня в моём доме!

Аквилонов медленно встал и будто чёрная туча уплыл за дверь, как за горизонт.

Сколько же силы, мужества и мудрости потребовалось ему, чтобы спустя полгода позвать к себе «отступника и изменника», по сути, признать его правоту и послать в Горный Алтай на разбор обстоятельств аварии. Не повезло только дубовой линейке, разбитой в щепки о стол…

— Сволочи! Всем головы поотрываю! Начальника партии — под суд! Старшего мастера — под суд!

Он почти торжествовал победу, почти покорил Манорайскую котловину. Ежедневно требовал информацию с Горного Алтая или сам связывался по радио и сам выслушивал доклад начальника партии…

Оставалось добурить четырнадцать метров — неделя работы! Тут бревно бы под руки попало — изломал…

Потом взял себя в руки, видимо, вспомнив, что перед ним тот человек, который советовал не соваться на Алтай. И попросил чуть обиженно:

— Сделай доброе дело, узнай, в чём дело там… Ты же в курсе… Только успей до приезда Ангела. Иначе после него уже ничего не сделать…

После беседы с бурильщиком Гнутым Зимогора охватило чувство, будто кто-то незримый всё время смотрит ему в спину, и это вызывало желание оглянуться. Он не страдал радиофобией, прекрасно разбираясь, при каких условиях и когда радиация опасна для жизни, даже если её фон не очень высок, однако помимо воли ему начинало чудиться, что этот незримый взгляд и есть проявление некой активности среды, будь она радиационной или энергетической, как говорил Аквилонов. И теперь он машинально искал подтверждений своему чувству: вдруг заметил, что трава на альпийском лугу необычно ярко-зелёная, а та, что уже прихвачена желтизной, — ядовито-жёлтая, как гриб-поганка. Да и лишайники на камнях странного цвета — от изумрудного до густо-бордового, словно стёклышки из калейдоскопа.

И очистившееся от туч небо сквозь сеть казалось со странным фиолетовым оттенком…

Он побродил под навесом, спрашивая начальника партии, затем сходил в его избушку к останцу, покрутился по участку ещё четверть часа, прежде чем солдатик из охраны не подсказал, что Ячменный ушёл под гору к речке и назад не поднимался.

По краям участка маскировка была уложена на землю и прибита колышками, где-то сеть поднималась и существовали проходы, однако искать их не хотелось, и Зимогор пошёл напрямую, прорезал собственный лаз и оказался наконец под чистым небом. Кедровник в котловине напоминал тёмно-зелёное пенное озеро, взволнованное штормом и застывшее. Его манило в глубину, в пучину, однако он шёл и мысленно сопротивлялся всему, что не укладывалось в сознании, что выбивалось из логики и реальности. Он готов был сейчас приковать себя к дереву, как Ячменный приковывался, чтобы не уйти с хороводом, а ноги тащили дальше и дальше.

Ступени ракет действительно ни разу не упали сюда за все полгода. И не случись этой аварии, подброшенного спирта и, главное, подменённого керна, можно было бы считать Мамонта хорошим разведчиком и всё-таки прохиндеем. Каким уж образом — неизвестно, однако узнал, что в Манорайской котловине намереваются строить президентскую резиденцию и, естественно, в связи с этим выносят Байконуру вердикт— чтобы ни одной трубы не упало! Воспользовавшись этой информацией, изобразил себя перед Зимогором всесильным и ясновидящим. Кажется, подобным способом действовал кот в сапогах, дабы поразить воображение короля своим богатством.