Песнь огня - Розария Мунда

изможденнее, чем в тот раз, когда я сидела в ее кабинете в Министерстве пропаганды.

– Министр Хейн?

– Антигона, – сказала Хейн, – похоже, тебе нужно принять ванну.

– Что вы…

У меня слишком пересохло в горле, чтобы закончить вопрос, но Хейн все поняла и ответила мне:

– У нас еще кое-что осталось от прежнего революционного законодательства. И потому обвиняемый имеет право на адвоката. Я – твой адвокат.

31

Подготовка к суду

ЛИ

ГОРЫ

Какое-то время боль сжимала меня в цепких лапах где-то между сном и явью, между жизнью и смертью. Я чувствовал себя так, словно меня вывернули наизнанку.

По мере того как я медленно начинал ощущать свое тело, от головы до кончиков пальцев, я начал осознавать, что потеря Пэллора – это не та грань, за которой заканчивалась боль. Она просачивалась сквозь ожоги, которые разорвали мою кожу, оставив ее безжизненной.

Постепенно мое сознание начинало ухватывать больше подробностей, мой взгляд переместился с этих скрюченных пальцев и пятнистой обожженной кожи к лоскутному одеялу, на котором я лежал, низкой соломенной крыше над головой, а затем я услышал звук льющейся воды, выжимаемой из тряпки. Закрыв глаза, я увидел Пэллора.

Когда я снова открыл их, передо мной покачивалась завеса светлых волос, сверкавшая в бликах света.

– Ну, привет.

– Крисса…

Я забыл, что изгнанные Стражники тоже входили в наш план. Ее губы нежно коснулись моего лба, и в этом поцелуе сквозила нежность друга и ласка той, что когда-то была для меня кем-то большим, чем друг. Меня переполняла ужасная слабость, я был словно обесточен ужасным ощущением зияющей пустоты, как будто меня лишили важной части самого себя, и теперь испытывал облегчение при виде Криссы и ее невозмутимой улыбки.

– Насколько все плохо? – спросил я.

Голос Криссы звучал мягко:

– Ну, похоже, у тебя останется сексуальный шрам через все лицо. Мистер Гарт сказал, тебя задело падающей балкой. Хорошо, что под тунику ты надел обрезанный огнеупорный костюм.

– С Найджелом все в порядке?

– Угу. Вытащил тебя через Травертин, в который добрался по туннелю из подвала. Думаю, он был удивлен, что ты смог правильно предсказать свой собственный способ казни.

Она окунула тряпку в ведро, стоявшее у изножья кровати, а затем отжала холодную воду на мое обнаженное плечо. У меня не хватало смелости осмотреть свои ожоги. Но я чувствовал руки и ноги, и это было главное. Даже если они были охвачены болью.

Кор во дворе с мистером Гартом, готовят… погребальный костер.

Мне потребовалось мгновение, чтобы понять. А затем, чтобы вспомнить. На какое-то время мне удалось забыть. И в этот момент я ощутил боль в затылке, там, где я раньше чувствовал его присутствие.

Пламя, разлившееся перед глазами, заполняя все вокруг, когда мы приказали ей улетать. Теплая кровь на моих руках. Медленно закрывшиеся глаза Пэллора.

Глаза Криссы наполнились слезами:

– Мне так жаль, Ли.

Внезапно мой голос сорвался на хрип:

– Аэла… ты не знаешь, Аэла…

– Она благополучно добралась до Норчии. Вот как мы получили твою записку.

Несколько мгновений мое лицо пылало от чувств Пэллора. От его радости, его облегчения.

А затем все исчезло.

Осталась лишь пустота, как эхо тишины в пустой комнате.

Последний всплеск, оставшийся от нашего последнего перелива эмоций, исчез. Я был бесповоротно уверен, что этого больше не повторится. Я никогда не почувствую его любовь к Аэле – его любовь к чему бы то ни было – снова.

Это было невыносимо, и я не мог спокойно усидеть на месте. Я заставил себя приподняться, упираясь ладонью в матрас, и ткань, которой Крисса промокала мои ожоги, отлетела в сторону. Я обвел взглядом комнату. Из единственного распахнутого окна, впускавшего внутрь прохладный ветерок, открывался вид на все еще дымящийся остов Большого дома. Около моей кровати лежала седельная сумка с герменевтом и летописями в ожидании полета.

– Когда мы отправимся в Норчию?

– Как только ты будешь готов.

– Я готов. Мы должны отправиться сразу после погребальной церемонии.

Мысль о том, что мне придется тренировать друзей без своего дракона, вызывала у меня тошноту, но я отгонял ужас прочь. Я справлюсь. По сравнению с тем, что сейчас происходит с Энни, это мелочь. Пэллор помог нам выиграть время, и я не намерен терять ни секунды.

Из глаз Криссы хлынули слезы. Капли стекали по ее щекам, но она не обращала на них внимания.

– Ли, – спросила Крисса, – где она?

Когда я заговорил, у меня перехватило дыхание. Я вспомнил Энни, стоявшую на коленях, помнил ужасный звук, когда Пауэр молча пнул ее сапогом в лицо. Смех Иксиона. Шлюха декламирует стихи. Как он держал ее за волосы, когда меня волокли прочь.

И теперь я ничем не мог ей помочь, и она оказалась в руках тех, кто охотился за ней, желая причинить ей зло с тех самых пор, как узнали ее имя.

Даже если в конце концов ей удастся уничтожить Иксиона, прежде ей придется перенести неимоверные страдания.

– Она в столице. – Крисса подняла глаза, словно не веря мне. – У Иксиона.

ЭННИ

Теперь, когда меня протащили по улицам Каллиполиса на глазах у собравшейся толпы, мне разрешили привести себя в порядок в покоях Миранды Хейн, моего адвоката. Казалось, минула вечность с тех пор, как я словно на иголках сидела в ее кабинете, пока она просматривала мое досье, а затем все-таки рискнула выбрать мою кандидатуру, несмотря на незначительный послужной список. Я не верила, что заслужила ее доверие до тех пор, пока перед своим последним поединком не получила от нее записку. Иди и покажи им, на что ты способна.

С тех пор мы обе прошли долгий путь. Я больше не была Стражницей Революции, претендующей на звание Первой Наездницы, а Хейн больше не была министром пропаганды. Она не совершила серьезных преступлений против Триархии во время правления революционного режима, а ее осведомленность в бюрократических тонкостях Внутреннего дворца показалась нынешнему режиму достаточно ценной, чтобы это помогло ей избежать серьезных обвинений при Реставрации. Однако наказание не обошло стороной и ее. Миранде было поручено представлять интересы высокопоставленных революционеров, против которых Реставрация сочла нужным выдвинуть обвинения – Стражников, высокопоставленных гражданских служащих и самого Атрея, которого судили уже мертвым.

– Скольких вам удалось спасти? – спросила я. Я сидела в крошечной ванной Миранды, пока она ждала меня за занавеской, оттирая грязь с платья Пенелопы на стиральной доске. Вид Миранды Хейн, занимающейся обычной стиркой, вызывал у меня больше неловкости, чем мысль о том, что она увидит меня раздетой, но мне не дали никакой сменной одежды.

– Пока? – Шуршание шерстяной