Обнаров - Наталья Троицкая

В неверном свете елочной гирлянды Тая поманила его рукой.

Обнаров с удовольствием отметил, что двуспальный надувной матрас, на котором они сидели у елки, жена превратила в настоящую постель, с полагающимися простынями, одеялом и подушками. Он сел на эту постель напротив жены. Тая легким движением сняла свитер, затем надетую под него футболку, оставшись в джинсах и кружевном бюстгальтере. Она потянулась к нему, расстегнула пуговицы на его рубашке, теплой нежной ладошкой ласково коснулась его груди, обняла, поцеловала. Он ответил ей пылко, страстно. Сплетенные в объятиях они упали в постель.

Это было непередаваемое наслаждение – после стольких месяцев разлуки, нервов, отчаяния вновь ощущать друг друга так нескромно и близко, понимать друг друга с полужеста, с полувздоха, дарить друг другу неистовый восторг утоленного желания, россыпи нежности, трогательной заботы и по-настоящему верной, всепобеждающей любви!

Усталая, она уснула первой. Опасаясь, что на полу жене будет холодно, Обнаров осторожно, чтобы не разбудить, взял ее на руки и отнес на диван к Егору. Он заботливо укрыл ее одеялом, легонько поцеловал в губы.

– Костик, не уходи… – улыбнувшись сквозь сон, попросила она.

– Я рядом, – прошептал он жене на ушко. – Приятных снов.Старый холостяцкий диван был узким, едва-едва для двоих. Чтобы не беспокоить ни жену, ни сына, Обнаров взял четыре стула, приставил их к дивану, бросил на них полушубок и лег. Лежать было шатко, жестко и неудобно, но не было сейчас в мире человека более счастливого, чем он.

Огромный экран на заднике сцены погас, умолкла музыка, сцену залил золотой дождь, и только ведущий церемонии вручения ежегодной премии «Золотой Орел» Дмитрий Ребров стоял в луче яркого белого света.

– Заинтриговал я вас, дамы и господа! – торжественно начал он. – Не буду скрывать, я и сам заинтригован. А каково тем, кто в номинации? Вот хоть бы разок оказаться на их месте! Попереживать, поожидать, поволноваться…

По залу пробежал легкий шепоток, и опять наступила торжественная тишина.

– Вы хорошо знаете эти лица. Вы прекрасно знаете их прежние фильмы. Вы только что посмотрели четыре коротких сюжета-нарезки из их новых работ. Внимание! Мы приступаем к самой волнующей номинации! Четыре фильма. Четыре титана. Четыре лучших исполнителя главных мужских ролей. Итак, в номинации: детектив «Отчаянные меры», исполнитель роли майора Козлова Алексей Акуличев; бандитская сага «Лекарство от выживания», исполнитель роли бандита Бака Тимур Бабенко; авантюрная комедия «Козьи рожки», исполнитель роли неудачливого любовника Александр Майко, и историческая сага «Капитан», исполнитель роли капитана Роберта Фэлкона Скотта Константин Обнаров! Кто же из них на сегодня признан лучшим из лучших? Интересно, правда? Вскрыть конверт с мнением достопочтенного жюри я, как всегда, предлагаю моей очаровательной спутнице, ведущей этой церемонии Татьяне Красько!

Тая сжала руку мужа, тихонько на ухо прошептала.

– Я очень волнуюсь!

Обнаров улыбнулся, заметив, как жена напряженно ловит каждое слово, как пристально следит за происходящим на сцене, как трогательно переживает за него, плохо скрывая эмоции, как нервно теребит пальчиками рукав его пиджака.

Он взял ее руку, легонько сжал, прошептал:

– Любое соревнование – всего лишь игра. Не волнуйся напрасно.

– Знаю, что напрасно. Ты все равно победишь! Тебе слишком трудно досталось это кино.

Это был их первый после больницы выход в свет. Сначала Тая ехать на церемонию категорически отказалась.

– Нет, Костя, я все понимаю: это очень важно для тебя, и все такое. Но я еще не достаточно хороша для таких мероприятий.

– Ты превосходно выглядишь! Фигурка – пальчики оближешь!

– А мешки и синева под глазами, как у алкоголички? А бледность? А волосы? Где волосы?!

– Таечка, я привезу тебе лучшего художника-гримера, он сделает из тебя розовощекую пятнадцатилетнюю девочку. А, волосы… Парик натуральный наденешь. Черный. Черный цвет просто уникален. Ну давай, соглашайся! Я же без тебя не поеду.

И она согласилась.

Художник-гример был действительно волшебником. От последствий болезни не осталось и следа. Вечерний макияж, выдержанный в модных, так шедших ей золотистых тонах, изящно подчеркивал загадочную, спокойную красоту ее лица. Несмотря на косметику, она выглядела естественно. Черный парик из натуральных волос до плеч ей превосходно шел, подчеркивая утонченную хрупкость лица.

Черное закрытое вечернее платье из тончайшего гипюра на шелковом чехле от дома «Шанель» очень плотно облегало ее фигуру, непривычно откровенно подчеркивая формы. Это был простой классический фасон «в пол» с кружевным воротом-стоечкой и длинным рукавом, с застежкой-молнией на спине. Изысканным элементом наряда была роскошная, подаренная еще в медовый месяц меховая накидка из черной норки с узором из бриллиантов.

Увидев себя в зеркале, Тая зажмурилась. За последние полгода она как-то привыкла к своему невзрачному виду, смирилась, хотя и достаточно по этому поводу поплакала. Сейчас из зеркала на нее смотрела та, другая Тая, которая была когда-то, разве что чуть-чуть похудевшая.

Она так и не справилась до конца с «молнией» на платье. Помедлив в нерешительности, Тая несколько раз глубоко вдохнула и, распахнув двери, вошла в гостиную. Муж ждал ее, готовый к выходу. На нем был строгий черный костюм с белоснежной рубашкой, без галстука. Расплатившись с гримером, он как раз наливал себе коньяк, когда Тая появилась на пороге.

– Ну как?

Обнаров кивнул, не сразу сообразив, что нужно сказать, и застыл в изумлении.

– Нормально… – наконец нашелся он.

Тая рассмеялась.

– Я думаю, все же лучше, чем нормально, судя то тому, что ты вылил всю бутылку дорогущего коньяка на стол.

Обнаров посмотрел на солидную лужу и переполненный бокал, потом на Таю, поставил бутылку и, наконец, с чувством произнес:

– Ты потрясающе выглядишь!

Он подошел, откровенно любуясь женой, не отводя от нее восхищенных глаз.

– Костя, не надо. Ты смущаешь меня. Пожалуйста, помоги мне с застежкой.

Он застегнул тоненькую черную «молнию», потом вдруг опустился перед женой на колени, обнял и спрятал лицо в складках ее платья.

Время шло, а она все гладила и гладила его по волосам, едва сдерживая слезы. И сейчас, в эти мгновения, им обоим так хотелось изменить то, что изменить было уже невозможно…

– Ой, я так волнуюсь! – с легким смешком проронила ведущая, одновременно пытаясь справиться с опечатанным конвертом.