Вспомнить всё (сборник) - Филип Дик

Он затушил сигарету. Подождал, пока психоаналитик выдаст ему следующую.

– В общем, я после этого уехал. Мне каждую ночь та воронка снилась – страшная, как мертвый раскрытый рот. Я поймал попутку, военный грузовик, и уехал в Сан-Франциско.

– А следующий эпизод когда случился? – спросил Хэмфрис.

Шарп сердито ответил:

– Да с тех пор меня, по сути, и не отпускает! Мне страшно, когда я забираюсь слишком высоко, страшно, когда надо идти вверх или вниз по лестнице – да постоянно страшно! В любом месте, с которого можно упасть. Но тут уж что-то совсем из ряда вон выходящее случилось – я на крыльцо собственного дома подняться не смог.

И он осекся и некоторое время молчал.

– Там три ступеньки, – наконец горько сказал он. – Всего-то три ступеньки.

– Ну а помимо этого припоминаете какие-нибудь неприятные эпизоды?

– Я как-то влюбился – в очень красивую шатеночку. Она жила на самом верхнем этаже в «Апартаментах Атчисон». Наверное, до сих пор там и живет. Не знаю. В общем, я добрался до пятого или шестого – уже не помню – этажа, а потом… потом пожелал ей спокойной ночи и спустился вниз.

И насмешливо добавил:

– Она, наверное, решила, что я псих.

– Еще что-нибудь? – спросил Хэмфрис, мысленно отмечая, что в рассказе пациента всплыла тема секса.

– Однажды мне пришлось отказаться от работы – нужно было летать. Самолетом. Инспектировать всякие аграрные зоны.

Хэмфрис проговорил:

– В прежние времена психоаналитики пытались докопаться до причин возникновения фобии. Теперь мы задаемся вопросом: «А каков механизм ее действия?» Обычно фобия проявляется в ситуациях, к которым пациент испытывает подсознательную неприязнь. Фобия позволяет ему выходить из них с наименьшими потерями.

Лицо Шарпа медленно залила краска гнева:

– А что-нибудь полезное вы мне можете сказать?

Хэмфрис растерянно пробормотал:

– Ну, я же не говорю, что полностью разделяю подобное мнение. И это совсем не обязательно ваш случай. Тем не менее, я могу сказать вот что: вы боитесь не падения. На самом деле вы боитесь связанных с ним воспоминаний. Если повезет, мы докопаемся до воспоминания-прототипа – того, что раньше называли изначальным травмирующим событием.

Он поднялся и подтянул поближе конструкцию из насаженных на стержень зеркал, оплетенных электрическими проводами.

– Это моя лампа, – пояснил он. – Она снимает барьеры памяти.

Шарп испуганно оглядел аппарат:

– Слушайте, – занервничал он, – не надо реконструировать мне разум. Может, я и невротик, но мне моя собственная личность вполне по душе. Я ею горжусь и менять не собираюсь.

– Лампа вашу личность никак не изменит. – Хэмфрис нагнулся и включил аппарат. – Зато выведет на поверхность воспоминания, к которым сознание пока не имеет доступа. Я хотел бы проследить ваш жизненный путь до точки, в которой вам нанесли травму. Я хочу узнать, чего вы на самом деле боитесь.

Вокруг плавали черные тени. Шарп заорал и забился, пытаясь сбросить с рук и ног цепкие пальцы. Его тут же ударили – прямо в лицо. Он закашлялся и перекинулся вперед, сплевывая кровь, слюну и осколки зубов. На мгновение по глазам ударил слепящий свет. Его рассматривали.

– Сдох? – жестко спросил чей-то голос.

– Нет пока.

Шарпа чувствительно пнули в бок. Сознание то уходило, то возвращалось, в глазах двоилось, но он почувствовал, как хрустнули ребра.

– Но уже недолго осталось.

– Слышишь меня, Шарп? – просипел кто-то в ухо.

Он не ответил. Он лежал и пытался не умереть. Главное, отделить себя от растоптанного, искалеченного тела. Оно – не я.

– Ты, верно, думаешь, – проговорил голос – знакомый, вкрадчивый, мягкий, – что я сейчас скажу: вот, Шарп, это последний твой шанс, не упусти его. Так вот, нет у тебя шанса, Шарп. Ты его упустил. А сейчас я тебе скажу, что мы с тобой будем делать.

Он задыхался, не хотел слушать. Не хотел чувствовать того, что они делали с ним – долго, беспощадно. Но все равно слышал и чувствовал.

– Ну и отлично, – наконец сказал знакомый голос.

Они уже закончили. Сделали все, что хотели.

– Теперь выкидывайте.

То, что осталось от Пола Шарпа, подволокли к круглому люку. Вокруг распахнулась холодная тьма, полная тумана, – а потом его мерзко, пинком, вышвырнули в черноту. Он падал вниз, но не кричал.

Нечем было кричать. Нечем.

Лампа щелкнула, выключаясь, Хэмфрис наклонился и потряс скрючившегося в кресле человека за плечи.

– Шарп! – громко приказал он. – Проснитесь! Выйдите из сна, Шарп!

Человек застонал. Заморгал. Зашевелился. На лице застыло выражение беспримесной, страшной муки.

– Г-господи, – прошептал он.

Глаза оставались пустыми, тело беспомощно обвисло, еще не оправившись от перенесенной боли.

– Они…

– Вы очнулись, – сказал Хэмфрис – его еще потряхивало после увиденного. – Не волнуйтесь, вы в полной безопасности. Все прошло, закончилось, осталось в прошлом. В далеком прошлом.

– Кончилось? – жалко пробормотал Шарп.

– Вы вернулись из прошлого в настоящее. Вы слышите меня?

– Д-да, – еле выговорил Шарп. – Но – что это было? Они меня выкинули. Откуда-то. Куда-то. И я стал падать, падать… – Тут он задрожал всем телом. – Я упал. Я упал!

– Вы выпали из люка, – спокойно объяснил Хэмфрис. – Вас избили и жестоко изранили – похоже, эти люди решили, что вы мертвы. Но вы выжили. Вы живы. Вы сумели выкарабкаться.

– Но зачем? Почему они это сделали? – запинаясь, проговорил Шарп. – Его лицо осунулось и посерело, черты исказили страх и отчаяние: – Хэмфрис, помогите мне, прошу вас…

– Вы действительно не помните о произошедшем? Никаких воспомниний, даже смутных?

– Да нет же!

– И даже где это могло произойти, не помните?

– Нет! – У Шарпа задергалась щека. – Они пытались убить меня – и они меня убили! Убили с концами!

Он попытался приподняться и застонал:

– Да нет же, ничего похожего со мной не случалось! Я бы помнил! Это чужое, фальшивое воспоминание – мне взломали мозги!

– Оно не фальшивое. Оно вытесненное, – твердо ответил Хэмфрис. – Оно было вытеснено в глубины подсознания, поскольку причиняло боль. Это вид амнезии – только такие подавленные воспоминания просачиваются в сознание опосредованно – в виде вот таких фобий. Но как только вы все это вспомните…

– А что, мне нужно снова это пережить? – взвизгнул Шарп. – Вы что, опять меня под эту чертову лампу посадите?

– Этот опыт нуждается в осознании, – строго сказал Хэмфрис. – Но не весь и не сразу. На сегодня, пожалуй, хватит.

Шарп облегченно вздохнул и устало поник в кресле.

– Спасибо, – слабым голосом выговорил он.

Потом ощупал лицо, руки и тихо сказал: