Темнее дня - Чарльз Шеффилд

Милли поняла свою правоту, когда Джек подался вперед, чтобы положить подбородок на кисти рук, скрещенные на спинке стула. Зеленые глаза воззрились на нее сквозь кустистые рыжие ресницы, и он сказал:

— Я назову вам одну персону, которая по-настоящему компетентна. Это Ханна Краусс. Она прочла все ваше личное дело от корки до корки, после чего мне сказала: «Рекомендую ее принять. Только не дурачь себя в отношении того, что ты при этом получишь. Она совсем молода, но она сущая тигрица. Она тебе массу проблем доставит».

— Я не тигрица. — Тут Милли припомнила слова дядюшки Эдгара: «Пусть они все думают, что ты мышка. Просто не говори им, что эти черно-желтые полоски значат. И ротик не открывай, когда улыбаешься».

— Отлично. — Джек встал. — Вы не тигрица. Когда мы доберемся до Ганимеда, я вам об этом напомню.

— Как, вы меня уволить не собираетесь?

— Не собираюсь. — На лице у Джека Бестона заиграла тайная улыбочка. — По крайней мере, сегодня. Возможно, я не такой хитромудрый, как Филип...

— Ублюдок.

— Да, Ублюдок. Но я все-таки знаю, когда лучше сидеть тихо. А тем временем у нас сегодня утром есть еще один повод порадоваться. Очистная бригада работала всю ночь, и сегодня они мне для начала позвонили. Они сказали, что сделали окончательный сигнал таким плотным и чистым, каким только возможно. Желаете посмотреть?

— Да! Боже мой, конечно!

— Я так и подумал. — Джек изучал ее лицо. — Но прежде чем мы туда отправимся, у меня есть другое предложение. На вид вы совсем изголодались. Мы с вами должны пойти и раздобыть что-то на завтрак. А пока мы будем есть, вы расскажете мне, что еще я делаю не так. Нет лучшего способа начать трудовую неделю.

Окончательный сигнал представлял собой цепочку из двадцати одного миллиона бинарных цифр. Он принимался снова и снова, пока наконец две недели тому назад не прекратился. Теперь с этого направления в небе не поступало ничего, кроме случайного шипения межзвездного фона.

Сигнал по-прежнему не был готов для анализа. Во-первых, он нуждался в коррекции. Некая усложненная версия закона Беллмана — «То, что я повторю тебе трижды, будет правдой» — была применена для обнаружения и исправления опущенных, добавленных или ошибочных цифр. Повторяющиеся цепочки цифра за цифрой сравнивались, и редкие расхождения исправлялись согласно принципу большинства. Арнольд Рудольф, на вид еще более древний и крошечный, чем всегда, просмотрел последний вариант и поставил на него печать своего одобрения. Вся последовательность была теперь свободна от ошибок.

— Но что касается того, что она означает... — Рудольф оглядел всех присутствующих. — Теперь все это переходит в ту сферу, где я уже не считаю себя экспертом. Скажу лишь то, что, не сомневаюсь, пришло в голову всем: последовательность из двадцати одного миллиарда бинарных цифр может содержать в себе весь человеческий геном, взятый трижды.

В добавление к Милли и Людоеду здесь присутствовали также Пат Танкард и Саймон Биттерс. Никто не рассмеялся. Арнольд Рудольф ссылался на предположение, почти столь же старое, что и сама СЕТИ: понятие о том, что первое послание со звезд может не быть рецептом ни для универсальной энциклопедии, ни для сложного набора машин, а может содержать в себе информацию, требуемую для построения живого организма. Здесь делалось то серьезное допущение, что инопланетная жизнь, подобно жизни в Солнечной системе, должна строиться на основе четырехбуквенного молекулярного кода. Приписать пары бинарных цифр нуклеотидным основаниям; скажем, (0, 0) = аденин, (0, 1) = цитозин; (1, 0) = гуанин, (1, 1) = тимин; тогда любая последовательность, содержащая число бинарных цифр, кратное четырем, будет эквивалентна сегменту молекулы ДНК. Можно было бы составить эту молекулу ДНК, положить ее в подходящую среду для воспроизведения и посмотреть, что оттуда разовьется.

Никто на станции «Аргус» не посмеялся над замечанием Арнольда Рудольфа; с другой стороны, никто не воспринял его слишком всерьез. Идею следовало проверить — миллиард возможностей предстояло проверить при интерпретации, — но общее ощущение было таково, что игра вряд ли окажется такой легкой. Поиск сигнала занял полтора столетия. Поиск смысла мог занять не меньше.

Существовал и другой аргумент против того, что сигнал имеет биологическую природу. Если повернуть ситуацию наоборот и спросить себя, насколько ценно будет послать к звездам генетическое описание человека? Даже если какая-то инопланетная группа сможет расшифровать сигнал и обеспечить подходящую среду, в которой эмбрион сможет расти, в конце всех этих трудов у них окажется новорожденный младенец. Тогда инопланетяне узнают, как человек выглядит и функционирует, но ничего не выяснят о том, чему человечество как вид уже научилось. Гораздо уместнее было бы послать информацию о науке и технологиях, которую инопланетяне могут найти ценной.

Джек Бестон смотрел на экран, где демонстрировалась первая микроскопическая секция всей последовательности сигнала. На вид она казалась совершенно случайной цепочкой нулей и единиц.

— Разумеется, мы испробуем биологический подход, даже если мы все думаем, что он крайне маловероятен. Мы не можем позволить себе проглядеть что-либо только потому, что это напоминает тот способ, посредством которого мы развивались. Но я подозреваю, что мы более вероятно будем иметь какой-то прогресс с физикой и математикой.

Это также представляло собой стандартную ортодоксию. Биологические организмы склонны были оставаться специфичными к своему планетарному происхождению. А физика и математика должны были быть одними и теми же по всей вселенной.

Остальные смотрели на Джека Бестона, ожидая дальнейших указаний. Когда он таковых не предложил, Пат Танкард нерешительно сказала:

— Мы уже знаем, что вся длина последовательности имеет умеренное число факторов — она определенно и не простая, и не в высокой степени составная. Я подумала о том, чтобы рассмотреть теорию разделения и первичной факторизации частей массива. Надо проверить, не напоминают ли какие-то из двумерных массивов что-то вроде картинки.

Джек кивнул.

— Очень хорошо, Пат, но, быть может, нам не следует зацикливаться на двумерных. В конце концов, наш неизвестный сигнальщик может происходить из птичьей породы и естественным образом мыслить в трех измерениях. Или вообще в одном.

После еще одного недолгого молчания Саймон Биттерс, который в своей обычной неугомонной манере бродил по комнате, вернулся к остальной группе, приложил указательный палец к кончику носа и произнес:

— Весь сигнал повторяется с периодичностью в двадцать один миллиард, но я подумал, что, вполне возможно, он не весь является информацией. Там могут быть маркерные подпоследовательности, вещи вроде кодонов конец-начало, которые указывают, где что-то значимое кончается и где начинается. Нам нужно поискать короткие повторяющиеся последовательности — образы, которые на самом деле ничего не означают, но которые снова и снова повторяются. Я подумал, что я пройду все это дело и изучу локальную энтропию, а затем посмотрю, не приведет ли это меня к повторяющимся индикаторам.