Сочинения русского периода. Стихи. Переводы. Переписка. Том 2 - Лев Гомолицкий

Искренно Ваш

                                                                                   Л. Гомолицкий.

На бланке Меча.

56. Гомолицкий – Бему

19 мая 35 г.

 Дорогой Альфред Людвигович,

 я все-таки думаю, что письма Ваши издать надо[328]. Может быть, не все, а избранное. Не помню всех, хочу на будущей неделе перечесть и подобрать их комплект. Кажется мне, что последнее, особенно то, что было уже в Мече – «современнее». Что Вы скажете о новой статье Адамовича о Кирсанове? Он иногда (Адамович) совсем безответствен; правда, иногда ему удается сказать и умное, но оно совсем отдельно у него выходит[329]. Видели ли Вы Полярную Звезду? Право, это еще хуже Чисел, хотя, казалось бы, ведь идейно вернее и ближе. Один там порок, какая-то искусственно культивируемая бездарность. Искусственно, п<отому> ч<то> Смоленский все-таки талантливый человек, а какая пропасть между его Закатом[330] и «проклинаю» из этой Звезды[331]. Не принимаю чем-то Парижа. Чем – не знаю еще до конца, но не принимаю. В Нови они тоже очень на Адамовича оглядываются, а уж новый Смоленский им совсем должен быть по вкусу. Посмотрим, что принесет новая Новь. Впрочем, я всё становлюсь равнодушнее и равнодушнее. Бороться мне совсем не хочется. Проповедывать – тоже. Чувствую, что должен отдохнуть. Устал, как следует даже не потрудившись. Посылаю Вам отрывки из поэмы (новой, своей)[332]. То, что было напечатано[333], должно войти во вступление. Как еще кончу, не знаю. Я никогда не делаю заранее законченных планов, оставляя за собою полную свободу. Идея – эмиграция для нас стала призванием. Сказать это можно в любой форме. Я пробовал уже разные. Меньше всего удается мне – рассказ, повествование в духе Казначейши[334], Цыганки (Баратынского). Кажется, род этот уже окончательно завоеван прозой; стихи, посягающие на него, неизбежно прозу и напоминают. Возможны тут какие-то соседние формы – описательная, всякие лирики, скорее лирика гражданская, что уже блестяще доказал Блок в Возмездии. Воскрешение эпической поэзии, однако, всё же сейчас стоит на очереди, и неужели утерян секрет свободного поэтического повествования в стихах и, напр<имер>, Граф Нулин уже невозможен? Напишите, Альфред Людвигович, что вы об этом думаете и как представляете дальнейшее развитие моей поэмы. Возможно ли тут действие, прямой рассказ, или лучше, не напрягая себя, смиренно остаться только лириком. – Сейчас достал Молодец Цветаевой и нынче запоем прочел. Хочется мне, оставив Тредьяковского, отдаться русским народным размерам. Ближе мне только не «песни западных славян»[335], не хоровые и плясовые Цветаевой, а сектантская поэзия, духовные стихи. (Четырехстопный ямб мне надоел![336]) Увлекаюсь сейчас Баратынским. Как-то только сейчас его понял. Так бывает с поэтами. Долго читаешь ничего не понимая, а потом вдруг откроешь. Так у меня было с Пушкиным и Блоком. А вот те, что нравились в юности и сразу, те теперь совсем отошли – Гумилев, Есенин, Лермонтов.

 Спросил, как Вы просили, Е.С.[337] о книге памяти Осипова[338]. Она передала ее Блюту (Вы хотели этого). Сама же писать не собирается. М<ожет> б<ыть>, пришлете заметку, статью ли о ней.

 Жена просит передать Вам свой сердечный привет.

Сердечно Ваш

                                                                 Л. Гомолицкий.

Машинопись с подписью.

57. Гомолицкий – Ремизову

                                                          22.V.35

 Многоуважаемый

   Алексей Михайлович,

 Вы пишете, нельзя ли хотя 75 фр. за 20 билетов. Я попробую и вот как: кто победнее – по 1 зл., кто побогаче – по 1 зл. 50 гр., чтобы подогнать до 75 фр. А в общем ведь ничего обещать нельзя – народ очень бедный, а богатые – им не нужно. Деньги во фр<анках> очень легко и удобно пересылать почтовыми переводами. Полярная Звезда дошла. Страшно, до какого «проклинаю» Смоленский докатился[339]. Ведь он всё же талантлив. Но разве истинный талант может так замутиться и ожесточиться! А представьте, тут у нас это «проклинаю» особенно понравилось. Хотят перепечатать![340]                                                                                     Ваш Л.Г.

Открытка.

58. Гомолицкий – Ремизову

                                                                             1.VI.35

 Дорогой Алексей Михайлович,

спасибо за Олю – получил, и альбом тоже получил. Как это Вы можете столько переписать таких альбомов! Я употребил все усилия и мне удалось продать большую часть билет<ов>, но осталось еще 6. Когда продам все – напишу и вышлю деньги. Продаю по 1.5, так что выйдет 30 зл. До 100 фр. не дотянет, п<отому> ч<то> 100 фр. = 36 зл. с грошами. Но и так едва берут и деньги не сразу дают. Один спросил меня, нельзя ли было бы купить у Вас на память маленький альбомчик, хоть с несколькими строками и миниатюркой за 5 зл., т.е. немного меньше чем за 15 фр.? Впрочем, сейчас не отвечайте, чтобы лишнего на марки не тратить, лучше уж тогда, когда я напишу об окончат<ельных> результатах. Искренне Ваш Л. Гомолицкий.

Открытка.

59. Гомолицкий – Бему

                                                                                                             11.VI.35.

 Дорогой Альфред Людвигович,

посылаю Вам Ваши «Письма о литературе» – вот в каком виде: я для себя делал из них вырезки, составив альбом, отделяя всё случайное и «не вечное». Из более менее «вечных» мест составилась цельная глава о сов<етской> лит<ературе> и отдельные мысли о лит<ературе> эмиг<рантской>, из которых Вы, прибавив или отняв, могли бы тоже сделать цельную главу. Так бы составилась брошюрка (все статьи ведь напечатать невозможно – дорого очень будет). Материала этого на 16 страниц обычного книжного формата – и хорошо бы – издать – я бы уже взял на себя всю внешнюю техническую сторону – вышла бы не брошюрка, а книжечка[341]. Только вот – стоить она должна не меньше 100 злотых. За набор такой страницы хотят 5 зл., печать – 15 зл. да еще – бумага хотя бы и дешевая – а все-таки – стоить будет. Признаться, я бы очень хотел, ч<то>б<ы> эта книга вышла, п<отому> ч<то> статьи Ваши очень люблю и придаю им большое значение. = Напишите о моей поэме[342]. – Я очень жду Вашего слова.

Ваш Л. Гомолицкий.

Открытка. Автограф.

60. Гомолицкий – Бему

 <Середина – вторая половина июня 1935>[343]

 Дорогой Альфред Людвигович,

посылаю Вам свою поэму с просьбой, если есть у Вас время, а поэма внушает Вам хоть малую долю доверия, – указать, что здесь еще стоит и можно дописать, сократить, исправить. Мне важен Ваш совет, п<отому> ч<то> хочу ее напечатать в Мече, а потом, воспользовавшись набором, издать отдельно. Потому, если займетесь ею – дайте указания скорее, чтобы я еще успел воспользоваться ими. – На днях получил от скитников третий сборник с их подписями, что очень меня тронуло. Передайте им всем мое сердечное спасибо. Пусть их не обижает то, что я написал о книжке – я везде пишу то, что думаю, от чистого сердца. Рецензия эта и еще статья моя о повороте в творчестве Ладинского и Смоленского[344] будет напечатана в одном № с Вашими статьями[345]. Так решила ред<акция>[346]. Я писал, собственно, на нашу тему и не зная Ваших статей – так вышло, что статьи встретились в оценке Смоленского; получилось точно я полемизирую, и мне очень-очень это неприятно. Бога ради не обидьтесь на меня, Альфред Людвигович, – единственно Вас считаю своей поддержкой, и вера, что как-то – мысленно ли или иначе – Вам соучаствую, давала мне последние годы силы писать, искать новую дорогу.

Искренно Ваш

           Л. Гомолицкий.

61. Гомолицкий – Бему

                                                                                    1.VII. 35.

 Дорогой Альфред Людвигович,

конечно, к «Письмам», как мечтал их видеть я в отдельной книге, пришлось бы много добавить. Но я и предвкушал эти добавления, хотел спровоцировать Вас на них. Тогда достаточно было бы маленькой брошюрки, но она была бы куда значительнее и чреватее последствиями (если можно так выразиться), чем те три выпуска статей в непроработанном виде. Мечтал и предвкушал, п<отому> ч<то> прочувствую какой-то определенный путь рус<ской> новой лит<ерату>ры, а в Вас вижу единственного, кто мог бы дать этим прочувствиям какой-то теоретический фундамент. Поэтому меня огорчило Ваше решение[347]. Сейчас такой опасный переходный момент, вопрос идет о жизни, и до исторических ли нам моментов. Надо делать, строить вновь, а прошлое пускай хранят архивы. Это материал строительный, не больше... Впрочем, конечно, Вам виднее. Я – задыхаюсь от Адамовича и Ходасевича, от стихонаводнения «Параболы»[348]. И вот – мечусь – из самосохранения, ища выхода. Поэму писал этим отчаянием. И очень благодарен (избитые слова!) Вам и Иваску – за поддержку. Больше ни от кого не ожидаю, да и не надо. Этого мне достаточно. Иваск от поэмы моей в «восторге»[349]. Прислал мне большое письмо, в котором разбирает чуть ли не каждую строчку. Он видит моих предков в «архаиках» и начертал такую генеалогическую таблицу моей поэмы: