Особое мнение - Филип Киндред Дик

ни одна из двух фабрик не собиралась. Механически следуя жестким инструкциям, противники собирали превосходящие силы.

– Едем отсюда скорей, – забеспокоился Моррисон. – Сейчас тут такой ад начнется…

О’Нил поспешно развернул вездеход в сторону поселения, и машина, рокоча двигателем, помчалась назад. Во мраке за окнами то и дело мелькали новые и новые металлические силуэты, мчащиеся навстречу.

– Ого! Вы на груз этой, последней, вагонетки внимание обратили? – с тревогой в голосе спросил Перин. – Эта шла не порожняком.

Гружеными оказались и следующие вагонетки – целая вереница тяжелых гусеничных грузовиков, возглавляемых автономным подвижным модулем наблюдения.

Охваченный самыми дурными предчувствиями, Моррисон в изумлении поднял брови.

– Оружие… винтовки туда везут. Но кто же стрелять из них будет?

– А вот кто, – ответил О’Нил, кивнув вправо. – Взгляни вон туда. Подобного я лично не ожидал.

Так они трое первыми на земном шаре увидели представителей фабрик, идущих в бой.

Едва вездеход пересек границу поселения Канзас-Сити, навстречу машине, задыхаясь от быстрого бега, бросилась Джудит. В руке ее развевалась, подрагивала на ветру полоска станиолевой писчей фольги.

– Что это? – удивился О’Нил, выхватив у жены сообщение.

– Только что доставлено, – с трудом переводя дух, пояснила Джудит. – Курьерская самоходка… примчалась, тубус выплюнула и полным ходом назад. А шуму-то там, у них, шуму, Бог ты мой! Вся фабрика в огнях. За десять миль видно.

О’Нил бросил взгляд на полоску фольги. Документ оказался уведомлением о получении фабрикой последней порции заказов от поселения, детальным перечнем всех запросов, дополненных результатами фабричного анализа текущих потребностей. Все это пересекала по диагонали жирная черная надпись – всего семь слов, однако от каждого веяло надвигающейся бедой:

ОТГРУЗКА ЗАКАЗОВ ПРИОСТАНОВЛЕНА ВПЛОТЬ ДО ДАЛЬНЕЙШЕГО УВЕДОМЛЕНИЯ

Испустив шумный вздох, О’Нил передал документ Перину.

– Все, – скривив губы в саркастической, нервной усмешке, подытожил он. – Потребительской продукции больше не ждите. Сеть переводит производство на военные рельсы.

– То есть мы… своего добились? – с запинкой пролепетал Моррисон.

– Именно, – подтвердил О’Нил. При мысли о разожженном конфликте его охватил нарастающий, леденящий кровь ужас. – Питтсбург с Детройтом вознамерились биться до конца… и мы уже ничего не изменим: обе стороны созывают на помощь союзников.

IV

Над разоренной равниной, устланной черным металлическим пеплом, поднималось неяркое солнце. Не успевший остыть пепел мерцал неярким красноватым огнем.

– Глядите под ноги, – предостерег спутников О’Нил.

Подхватив жену под руку, он помог ей выйти из проржавевшего, видавшего виды грузовичка и вместе с ней поднялся на груду бетонных плит, остатков разнесенного взрывом дота. Эрл Перин неуверенно, замирая на месте после каждого шага, последовал за ним.

Позади них раскинулось обветшавшее поселение, лоскутное одеяло из особнячков, общественных зданий и мостовых. С тех пор, как сеть автофабов прекратила снабжение и ремонтные работы, человеческие поселения неуклонно скатывались в дикость и варварство. Сохранившиеся с прежних времен предметы широкого потребления изрядно поизносились и мало на что были годны. Фабричных грузовиков с провизией, инструментами, одеждой и запчастями никто не видел уже год с лишним. Год с лишним… а от темной громады из бетона и стали, врезанной в подножье горного хребта, к поселению не проехало ни единой машины.

Желание людей исполнилось: их отрезали, отлучили от фабричной сети.

Оставили без опеки.

Поселение окружали неровные поля пшеницы и косматые, неопрятные грядки иссушенных солнцем овощей. Вскоре после начала войны автофабов всем раздали лопаты, мотыги и грабли кустарно, с великим трудом изготовленные по разным поселения, а сами поселения теперь соединяли лишь караваны фургонов, запряженных лошадьми, да сбивчивый писк морзянки, выстукиваемой ключами неопытных телеграфистов.

Тем не менее сохранить организованность людям вполне удалось. Пусть медленный, но верный, постоянный обмен товарами и услугами, производство и распределение продуктов первой необходимости – все это наладили довольно быстро. Пошитая из грубого, небеленого холста, одежда О’Нила, его супруги и Эрла Перина радовала добротностью, а в последнее время им удалось даже оживить несколько грузовиков, только топливом им вместо бензина служили дрова.

– Ну вот, прибыли, – объявил О’Нил. – Отсюда и поглядим.

– А стоило ли? – устало вздохнула Джудит и, наклонившись, рассеянно ковырнула подошву башмака в бесплодной попытке извлечь из мягкой кожи застрявший в ней камешек. – Путь-то неблизкий, а тащиться в такую даль ради зрелища, которым вот уже год любуемся каждый день…

– Справедливо, – признал О’Нил, легонько коснувшись поникшего плеча жены. – Однако сегодняшний день вполне может стать последним… в чем нам и требуется убедиться.

В сером небе над их головами быстро кружило матово-черное пятнышко. Державшееся далеко в вышине, пятнышко закладывало вираж за виражом, металось из стороны в сторону, следуя некоей замысловатой, путаной траектории. Постепенно все эти круговые маневры смещались в сторону горного хребта с мрачным, изрядно пострадавшим от бомб строением, врезанным в основание.

– Дальнобойный «ястреб» из Сан-Франциско, – пояснил О’Нил. – Самонаводящаяся ракета с самого Западного Побережья. Ишь, в какую даль забралась…

– Думаешь, эта – последняя? – усомнился Перин.

– Единственная в этом месяце, – напомнил ему О’Нил. – А поначалу они прилетали сотнями…

Усевшись поудобнее, он принялся сооружать самокрутку из согнутой вдоль полоски бурой бумаги и щепоти подсушенного табаку.

– Может, они просто придумали что-то получше? – предположила Джудит, устало опустившись на гладкий валун. – Может ведь быть и так?

Ее муж иронически улыбнулся.

– Нет. Ничего лучшего у них нет.

Все трое умолкли, не сводя пристальных взглядов с неба. Черное пятнышко, кружившее в вышине, приближалось, однако громада из бетона и стали у подножия горного хребта безмолвствовала: фабрика Канзас-Сити никак не реагировала на угрозу. Над ее крышей, точно поземка, струился волнами теплый, невесомый пепел, один край до половины завалило щебнем. Прямых попаданий фабрика приняла без счета: равнину пересекали глубокие борозды обнаженных туннелей, заваленных обломками, заросших темными, жилистыми плетьми плюща, тянущимися к воде.

– Провалиться бы этому плющу, – проворчал Перин, ковырнув застарелый нарыв на щетинистом подбородке. – Весь мир скоро заполонит.

Вокруг фабрики там и тут ржавели влажные от утренней росы остовы разбитой подвижной техники. Вагонетки, грузовики, разведтракторы, представители фабрики, транспортеры для перевозки оружия, самоходная артиллерия, большегрузные фургоны тылового обеспечения, ракеты, снаряженные глубинными боеголовками – целые груды разбитых, оплавленных до неузнаваемости машин. Одни погибли, возвращаясь на фабрику, другие угодили под удар, едва выехав за ворота с полным грузом, с полным боекомплектом. Казалось, сама фабрика – вернее, то, что от нее осталось, – осела, ушла глубже в землю. Заметенная пеплом, ее внешняя часть сделалась почти незаметной, но главное…

Главное, никакой видимой активности фабрика не предпринимала уже четвертые сутки.

– Сдохла, – нарушил молчание Перин. – Сами видите: сдохла!

О’Нил не ответил ни словом. Поерзав, он сменил позу и приготовился к долгому ожиданию. Сам он нисколько