Если бы ты был здесь - Джоди Линн Пиколт

поддержки так называемых работников ковидного фронта. Иногда Финн слышит этот стук, когда возвращается с работы домой.

В такие дни он заходит в квартиру, раздевается, принимает душ, а затем направляется прямо к шкафчику над холодильником, достает бутылку виски «Макаллан», наливает себе в стакан и иногда даже не разговаривает со мной, пока не выпьет.

Я и не знала, что Финн любит виски.

Каждый вечер он наливает себе чуть больше, чем вчера. Однако всегда оставляет достаточно, чтобы хватило на следующий вечер. Иногда он вырубается прямо на диване, и мне приходится помогать ему добраться до кровати.

Днем, пока Финн на работе, я забираюсь на табуретку и достаю бутылку «Макаллан». Я выливаю немного виски в раковину. Чтобы не вызвать подозрений и одновременно защитить Финна от него самого.

К концу мая мы перестаем мыть продукты с мылом и ждать два дня, прежде чем вскрыть конверт с почтой. Однако мы по-прежнему сторонимся других людей и боимся подхватить вирус от соседа, пробегающего мимо нас во время своей тренировки. Я начинаю получать пособие по безработице, положенное мне по закону после сокращения в «Сотбисе», но оно, конечно, не покрывает аренду, хотя прежде мы с Финном делили ее поровну.

Иногда мне кажется, будто я схожу с ума от этой ковидной рутины, и тогда приходится напоминать себе о том, как мне повезло, ведь я не умерла. Я брожу по форумам в поисках других людей, которые выжили после тяжелого течения болезни, но даже недели спустя сражаются с последствиями вируса. Они жалуются, что врачи лишь разводят руками на их симптомы, не имея ни сил, ни знаний для оказания помощи. Я читаю статьи о женщинах, разрывающихся между работой и домашним обучением своих детей, которое отныне проходит в онлайн-формате. Иногда я натыкаюсь на жалобы о том, что работникам «передовой» платят слишком мало за то, что они каждый день рискуют заразиться. Я вижу, как Финн, шатаясь, возвращается домой после долгой смены, не в силах забыть об увиденном в этот день. Иногда мне кажется, что весь мир затаил дыхание. Если мы не задохнемся, то скоро все потеряем сознание.

Одну из суббот, когда у Финна выдается выходной, мы решаем посвятить генеральной уборке, а также стирке белья и разбору накопившейся почты. Мы играем в «камень-ножницы-бумага», чтобы определить, кому достанется та или иная работа по дому. Мне выпадает чистка туалета, в то время как Финну достается разбор почты – он роется в грудах конвертов, сложенных неаккуратной стопкой на кухонном столе, в поисках счета за кабельное телевидение и банковских выписок. Каждый раз, проходя мимо него, я испытываю чувство стыда. Обычно мы делим расходы за коммунальные услуги и арендную плату пополам, но, поскольку мои доходы сократились до минимума, он теперь берет почти все расходы на себя.

Я замечаю, как Финн собирает в охапку глянцевые журналы, выуженные из груды счетов, и бросает их в коробку из-под пачек молока, которую мы используем в качестве мусорного ведра.

– Ума не приложу, почему они продолжают приходить, – бурчит он. – Эти брошюры различных колледжей.

– Погоди… – Я откладываю мокрую тряпку и вынимаю всю пачку из коробки. – Они для меня. – Я встречаюсь с Финном взглядом. – Я подумываю вновь пойти учиться.

Он с недоумением смотрит на меня:

– Зачем? У тебя уже есть степень магистра в сфере истории искусств.

– Я хочу сменить профессию, – поясняю я. – Мне нравится арт-терапия.

– И чем ты собираешься платить за обучение? – спрашивает Финн.

Вопрос меня задевает.

– У меня есть кое-какие сбережения… – наконец отвечаю я.

Финн молчит, но в его взгляде неявно читается: «К тому времени, когда все это закончится, от них может ничего не остаться».

На меня вновь наваливается чувство вины из-за желания тратить деньги на себя, вместо того чтобы продолжать поровну делить расходы по дому, и злость из-за того, что он прав.

– Мне просто кажется, что это может быть… сигналом к тому, чтобы что-то поменять в своей жизни, – говорю я.

– Ди, ты не единственная, кто потерял работу.

– Я не про работу, – возражаю я, качая головой. – А про все вместе. Мне кажется, я заболела не просто так.

Финн вдруг выглядит очень, очень уставшим.

– Для болезни не нужна причина. Вирусам они ни к чему. Они нападают на всех без разбора. Бьют наугад.

– Ну а я в это не верю, – отвечаю я, вскидывая подбородок. – Я не верю, что осталась жива по чистой случайности.

Какое-то время Финн продолжает просто смотреть на меня, зачем качает головой и бормочет что-то себе под нос, после чего берется за очередной конверт из пачки неразобранных писем.

– Почему ты злишься? – спрашиваю я.

Финн отодвигает стул от стола.

– Я не злюсь, – возражает он. – Просто… продолжить учебу? Сменить профессию? Странно, что за месяц ты ни разу об этом не упомянула.

– Я навещала свою мать! – выпаливаю я.

– Ого! – тихо ахает Финн.

Он смотрит на меня так, словно я предала его.

– Я ничего тебе не сказала, поскольку боялась, что ты запретишь мне ее навещать.

Он прищуривается, как будто видит меня, но не узнает.

– Я бы поехал к ней вместе с тобой, – наконец говорит он. – Ты должна быть осторожной.

– Думаешь, выносить мусор в коридор, чтобы выбросить его в мусоропровод, опасно?

– Так и есть. Тебе не следует этого делать. Прошел всего месяц с момента твоей выписки…

– Ты обращаешься со мной, словно я при смерти, – огрызаюсь я.

– Потому что ты и была при смерти, – парирует Финн, поднимаясь со стула.

Мы стоим в футе друг от друга, искрясь разочарованием.

Финн явно хочет мягко вернуть меня туда, где я была до того, как все это случилось. Словно он придерживал для меня место за карточным столом и мы собираемся продолжить нашу игру с того места, на котором остановились. Проблема в том, что я уже не тот игрок.

– Когда ты была при смерти, – продолжает Финн, – я не верил, что может быть что-то ужаснее мира, в котором нет тебя. Но что еще хуже, Диана, так это то, как ты, находясь в этом мире, не позволяешь мне стать его частью. – Его глаза темнеют от отчаяния. – Не знаю, что я сделал не так.

Я тут же беру в свои ладони его руку.

– Ты все сделал правильно, – заверяю его я, потому что это правда.

Облегчение в глазах Финна почти невыносимо. Он обнимает меня за талию.

– Хочешь продолжить учебу? – спрашивает он. – Мы придумаем, как это сделать. Хочешь стать доктором наук? Я буду