Безумные грани таланта: Энциклопедия патографий - Александр Владимирович Шувалов

“Трактата” Витгенштейн на несколько лет отходит от философии, работая простым школьным учителем в отдаленных деревнях Нижней Австрии; это занятие давало ему тот единственный доход, который он имел, ибо от своего богатого наследства он отказался в пользу нуждающихся деятелей австрийской культуры… В 1939 Витгенштейн занял должность профессора философии в Кембриджском университете. Во время 2-й мировой войны он покинул университет и работал санитаром в лондонском госпитале. Осенью 1944 вернулся в Кембридж, где занимал кафедру философии до конца 1947». (Грязнов, CD Кирилл и Мефодий 2002.)

Подчеркнуто аскетический образ жизни и отказ от богатого наследства можно рассматривать как своеобразную плату философа за «чувство вины», связанное с его сексуальной девиацией. Причиной продолжительного депрессивного приступа и необычных «уходов» от философии в садовники или в санитары могло служить какое-то психическое расстройство, связанное как с нарушением аффективной сферы, так и мышления (шизоаффективное расстройство, депрессивный тип).

ВОЙНО-ЯСЕНЕЦКИЙ ВАЛЕНТИН ФЕЛИКСОВИЧ (в монашестве Лука) (1877–1961), русский ученый-хирург, профессор (1920); архиепископ. Канонизирован Русской православной церковью (1996).

«..Не здоровые имеют нужду во враче, но больные»

Лк., 5 31

Наследственность

«Старшая сестра-курсистка, потрясенная ужасом катастрофы на Ходын-ском поле, психически заболела и выбросилась из окна третьего этажа». (Архиепископ Лука, 1996, с. 9.)

«В сентябре — октябре 1934 года средний сын Алексей из-за нервного срыва попадает в психиатрическую больницу». (Лисичкин, 2001, с. 251.)

Общая характеристика личности

«Страсть к живописи была так велика, что он решил стать профессиональным художником и подал документы в Петербургскую Академию художеств. И только Божественным вмешательством можно объяснить внезапное, посредине вступительных экзаменов, решение Валентина немедленно покинуть Академию художеств… Самоотверженность и страстное стремление избавить людей от боли и страдания проявились уже в более поздние студенческие годы. Проходя хирургическую практику в Киевской глазной клинике, Валентин не удовлетворялся амбулаторными приемами и приводил больных в свой дом… Самоотверженность уже в зрелые годы переросла в самоотречение». (Там же, с. 9—10.)

[1937 г.] «Допрашивавшие чекисты сменяли друг друга, а допрашиваемому не давали спать ни днем, ни ночью. Я опять начал голодовку протеста и голодал много дней. Несмотря на это, меня заставляли стоять в углу, но я скоро падал на пол от истощения. У меня начались ярко выраженные зрительные и тактильные галлюцинации, сменявшие одна другую. То мне казалось, что по комнате бегают желтые цыплята, и я ловил их. То я видел себя стоящим на краю огромной впадины, в которой расположен целый город, ярко освещенный электрическими фонарями. Я ясно чувствовал, что под рубахой на моей спине извиваются змеи… [1942 г.] Первое богослужение… сразу же улучшило мое нервное состояние, а неврастения была столь тяжелая, что невропатологи назначили мне полный отдых на две недели… [Еще через месяц он подтверждает] Невроз мой со времени открытия церкви прошел совсем, и работоспособность восстановилась… [1943 г.] Мой невроз по временам рецидивирует, и 8 августа я даже не мог служить Литургию из-за него». (Архиепископ Лука, 1996, с. 80, 157, 160–161.)

«Впав в мистицизм, он принял монашество и стал именоваться “Лукой, архиепископом Крымским и Симферопольским”. В 1957 году он написал рукопись “О духе, душе и теле”, в которой старательно собрал из книг различных мистиков рассказы о призраках, вещих снах, чтении мыслей и общении с умершими. Лука надеялся на то, что именно парапсихология поможет людям обрести потерянную веру в бессмертие души». (Шахнович, 1969, с. 147.)

Сочетание ученого и верующего в одном лице не вызывало бы большого удивления, если бы не одно важнейшее обстоятельство: речь идет о советском, более того! — о сталинском периоде отечественной истории, когда религиозность служащего практически закрывала перед ним все двери для успешной карьеры. В случаеВ.Ф. Войно-Ясенецкогомы встречаемся с удивительным сочетанием государственного признания его научных заслуг (присуждение Сталинской премии «первой степени» в 1946 г.) и церковной карьеры священника, достигшего сана архиепископа. Необходимо было обладать совершенно уникальными личностными качествами, чтобы выбрать себе такой жизненный путь в такое время. Можно суверенностью сказать, что самому Войно-Ясенец-кому вера была нужна для успешной работы и оказывала на него целительное действие. «Что Богу нужды нет в молитвах, всякий знает, / Но можно ль нам прожить без них?» (И.И. Дмитриев)

ВОЛКОНСКАЯ ЗИНАИДА АЛЕКСАНДРОВНА (1789–1862), русская княгиня, поэтесса и писательница; певица (контральто) и композитор. Ее салон посещал А.С. Пушкин.

«Среди рассеянной Москвы, / При толках виста и бостона, / При бальном лепете молвы / Ты любишь игры Аполлона. / Царица муз и красоты, / Рукою нежной держишь ты / Волшебный скипетр вдохновений, / И над задумчивым челом, / Двойным увенчанным венком, / И вьется и пылает гений». (Пушкин А. С «Княгине З.А. Волконской», 1827.)

«Она вышла замуж по влечению сердца за князя Никиту Григорьевича Волконского перед самым 1812 годом и, долго не получая в военное время известий о нем, впала во временное умопомешательство и прокусила себе верхнюю губу, так что шрам остался у нее на всю жизнь». (Смиренский, 1934, с. 373.)

[1832 г.] «В тирольском городке Бот-цене (ныне Больцано) ее неожиданно подкосил недуг. Болезнь развивалась стремительно, и княгиня думала, что умрет…Николай Рожалин75 пишет… своему приятелю Соболевскому76 в Венецию: “…B нервическом припадке она откусила себе часть языка… Княгине, по-видимому, становилось лучше, но вдруг, в наших глазах, начались те же конвульсии, без всякой, кажется, причины, кроме перемены погоды. И именно это вечное повторение одних и тех же припадков составляет, по словам доктора, главную опасность и может кончиться апоплексией”… Болезнь надломила жизнь Зинаиды Волконской как бы надвое. Позади осталась блестящая светская жизнь молодой женщины, красота и поклонение мужчин. Впереди расстилалась пустыня физических и моральных страданий». (Безелянский, 2001, с. 31–33.)

«С годами она все больше погружалась в мистику, доходя до крайнего религиозного фанатизма. Долгая старость ее была печальна. Один свидетель, посетивший Волконскую в Риме незадолго до ее смерти, писал: “Прелаты и монахи окончательно разорили ее… Ее дом, все ее имущество, даже склеп, где лежало тело ее мужа, проданы за долги”». (Там же, с. 33.)