Рим, проклятый город. Юлий Цезарь приходит к власти - Сантьяго Постегильо

Цезарь медленно подошел к Помпее. Он был мрачнее тучи, но при этом не повысил голоса:

– Никогда, слышишь, никогда больше не смей упоминать при мне имя Корнелии. Я запрещаю тебе произносить его, во всяком случае до тех пор, пока не сочту, что ты это заслужила. Ты поняла? Молчи. Просто кивни.

Впервые за весь день Помпея испугалась: она явно перешагнула невидимую черту.

Она опустила глаза и кивнула.

Цезарь ушел, и свою первую брачную ночь Помпея провела в одиночестве.

Когда наутро она проснулась, Цезаря уже не было. Ей пришлось завтракать в обществе свекрови Аврелии и падчерицы Юлии.

– В этом доме слишком много женщин, – заявила Помпея свекрови, косясь на Юлию: той едва исполнилось четырнадцать, но, по мнению многих римлян, этот возраст уже подходил для вступления в брак.

– Согласна, – кивнула Аврелия, беря со стола кусочек сыра. – В этом доме слишком много женщин.

Помпея нахмурилась: она не поняла, соглашается свекровь или угрожает.

LVIII

Остия

Остийский порт

68 г. до н. э.

Изначально торговый порт Остии строился для защиты от нападений с моря, чтобы враги не могли напасть на Рим, пройдя вверх по Тибру. Римляне были убеждены, что история этого портового города связана с легендарным Анком Марцием, четвертым царем Рима.

Во время гражданской войны между Марием и Суллой поселение серьезно пострадало. Желая отрезать столицу, где властвовал Сулла, от поставок припасов, вождь популяров ворвался в Остию, отчего та все еще не оправилась. Старый военный лагерь, выстроенный из кирпича, аккуратно уложенного в opus quadratum[71] почти без применения известкового раствора, все еще перестраивался, как и многочисленные склады, а также храм Юпитера Капитолийского, где поклонялись троице в виде Юпитера, Юноны и Минервы. Рим был важнейшим городом в этой части света, и разнообразные товары поступали туда большей частью через Остию, однако она была плохо защищена.

Но кто был настолько отважен и в то же время глуп, чтобы осмелиться напасть на торговый порт всемогущего Рима, господствовавшего над Испанией, южным побережьем Галлии, всей Италией, Грецией, различными землями и царствами Азии и большей частью побережья Северной Африки? Рим располагал могущественнейшим флотом и мог бросить против врага огромные силы, – так, на Спартака двинули двадцать легионов. Неприятели притихли, и надолго: Сципион разбил карфагенян, Марий расправился с галлами, Лукулл одерживал победы над Митридатом Понтийским, восстание рабов жестоко подавили, внутренний раскол был преодолен благодаря победе над Серторием. Кто же оказался настолько безрассудным, чтобы осмелиться напасть на Остию, какой бы лакомой добычей она ни была?

Однако временами случаются самые невероятные, пусть и нелепые события.

В остийскую гавань зашел безымянный флот, насчитывавший более сотни кораблей. Он прибыл неожиданно для всех, без уведомления, без предварительных переговоров с Сенатом относительно какого-либо неразрешенного спора. Нападение воинов, прибывших неведомо откуда, было настолько внезапным, что через несколько минут после дерзкой высадки им удалось поджечь и затопить часть консульского флота, который не успел отбыть на Восток для продолжения войны с Митридатом.

Нападавшие явились на рассвете и собирались посвятить грабежам весь день. Они знали, что такая добыча не доставалась им еще никогда, что понадобится несколько часов на то, чтобы сломить возможное сопротивление и погрузить на корабли зерно, масло, вино, специи, соль, золото, серебро, бронзу и еще тысячи товаров, которые наверняка хранились на складах торгового порта величайшей в мире столицы.

Так и случилось.

Разделавшись с консульскими кораблями, они принялись убивать жителей.

На улицах разлилось красное море; крови текло столько, что даже нападавшие поскальзывались и падали на булыжную мостовую.

– Тех, кто сдастся, вяжите и ведите на корабли, мы продадим их в рабство, – приказали капитаны после многочасовой расправы.

Нападавшие наполняли трюмы зерном, пшеницей и ячменем, сырами, вяленым мясом, рыбой, кувшинами с гарумом, амфорами с вином и маслом, корзинами с солью, мешками со специями и предметами из золота, серебра и бронзы – такова была добыча, взятая в домах и особняках портового города. Они похитили тех, кто представлял здесь власть, в том числе двоих римских сенаторов. Родственникам похищенных собирались назначить огромный выкуп за то, чтобы несчастные остались в живых.

Вернувшись на корабли, они подожгли город. Бессмысленный пожар должен был свидетельствовать об их безграничной силе: пусть все знают, что они не боятся Рима.

Но кто мог осмелиться на такое?

Те же, кто содействовал Митридату Понтийскому в его борьбе с Римом, кто помогал Серторию, переправляя ему золото Митридата, кто чуть не вывез из Италии войско рабов, покинув берега Рима, лишь когда Сенат вызвал с Востока корабли, чтобы окружить Спартака. Они же в свое время похитили Цезаря: киликийские пираты, обладатели огромного флота, что бороздил Внутреннее море, показывали клыки римской волчице.

Да, они по-прежнему были властителями моря, хозяевами вод, поборниками беспредельного грабежа.

LIX

Lex Gabinia[72]

Рим

67 г. до н. э.

Сенат собрался на внеурочное заседание.

Люди в смятении выходили на улицы, требуя защиты и мести. В Остии многие потеряли родных.

А еще они просили еды.

После пожаров и разграбления складов резко выросли цены на зерно, а следовательно, и на хлеб. В зажиточных домах оставалось по нескольку караваев, но этого хватило бы ненадолго, а революция, как известно, питается народным голодом.

На следующий день после нападения пиратов Сенат собрался в полном составе, но было уже слишком поздно: взвешенного решения принять не удалось. Через несколько часов после первых известий о нападении Помпей задействовал свои связи, а Авл Габиний, плебейский трибун, избранный согласно новому закону, который прошел при его поддержке, выступил на Форуме перед народом, предлагая передать военную власть единственному, по его словам, римскому полководцу, способному оказаться на высоте в этих обстоятельствах, – Гнею Помпею. Именно он, утверждал Габиний, избавил Республику от популяров, Сертория и даже Спартака. Разумеется, последнее заявление взбесило Красса.

Ночь после нападения была напряженной.

Почти никто не спал.

Сенат должен был собраться на рассвете, но до этого состоялось немало тайных встреч.

Дом Красса

Вторая стража

– Я созвал вас затем, чтобы решить, как отнестись к предложению трибуна Габиния, – объяснял Красс многочисленным сенаторам, по тем или иным причинам обязанным ему верностью; был среди них и Цезарь.

Большинство присутствующих были педариями, то есть сенаторами, которые имели лишь ограниченное право на выступления в отсутствие магистратур или обладали этим правом, но почти им не пользовались. Не привыкшие выступать публично, эти «ходоки» – pedarii – расхаживали по залу во время заседания и наконец останавливались рядом с оратором,