Ее зовут Тень - Ксения Чайкова

Тонкие девичьи пальцы, уже давно отбросившие в сторону клинки, зашевелились, стремительно выплетая причудливую вязь магических пассов. Что собралась делать эта девушка с полными тьмы глазами? Неужели добивать альма магией?

Действительно, добивать. Закончив с пассами и бормотанием, она машинально отбросила назад волосы и еще ниже склонилась над Каррэном. Губы нежно дотронулись до покрытого бисеринками пота лба альма, потом ласково скользнули вниз, по переносице, осторожно поцеловали приоткрытые в растерянном оскале клыки...

Сладко так умирать? — тихо спросила храна, на секунду поднимая голову и вглядываясь в белые глаза нечеловека, полные дикой тоски и боли.

Сладко,— подтвердил он, ослабевшей рукой ловя девушку за шею и притягивая ее к себе. Тень послушно склонилась к нему, упавшие вперед волосы заслонили искаженные физической и душевной болью лица этой странной, ни на кого не похожей пары.

Что она делает? — потрясенно выдохнул Торин, следя за тонкими девичьими пальцами, с нежностью зарывшимися с волосы альма.

Добивает,— хладнокровно пояснил Батя.— Я как-то раз уже видел подобное заклинание, оно называется Последний Поцелуй. Это очень изысканный и нежный способ отнять чужую жизнь, и убийца, и жертва испытывают сильнейшее наслаждение, которое заканчивается совершенно безболезненным переходом в мир надлунный или во Мрак вековечный одного из них.

Но... это же садизм! — в ужасе выдохнул Зверюга, с недоверием вытаращившись на странную пару.

Не думаю,— вздохнул Папаша.— Так хотя бы Каррэн мучиться не будет.

Но ведь...— начал один из близнецов, но тут Тень неспешно отшатнулась от своей жертвы, встала и медленно пошла к лошадям, по-прежнему не поднимая головы и занавесив лицо волосами. Каррэн остался на земле, даже самому неопытному и наивному человеку с первого же взгляда было ясно: альму уже не помочь. Но умер он, как ни странно, не от глубокой раны, а от чего-то очень приятного и ласкового...

Тень вдруг обернулась и с коротким яростным криком швырнула в тело альма сгустком огня, сорвавшимся прямо с пальцев и расчертившим воздух стремительной воющей параболой, повергнувшей в панику лошадей. Пламя полыхнуло аршин на десять вверх, увлекая за собой душу пепельнокожего парня, ехавшего с отрядом из самой Каленары и оказавшегося предателем. От его телесной оболочки не осталось и следа. Торин оторопело вспомнил спокойный голос храны, тихо произносящей: «Я буду с тобой до конца». И ведь ни словом не соврала. Просто забыла упомянуть, как скоро и для кого наступит этот самый конец...

Я-то думала, что знаю, что такое плохо! Плохо — это когда нечего есть, негде спать, нет работы, а вокруг одни недружелюбно настроенные рожи. А оказывается, нет. Это все ерунда. А вот когда понимаешь, что тот, кому ты верила, оказывается вовсе не таким уж белым и пушистым... Когда поднимаешь руку на того, кто стал дорог, дабы не ввергнуть в горнило войны Мрак знает сколько душ... Когда хочется выть от отвращения ко всему миру, и прежде всего к себе... Вот это действительно плохо!

Батя прикрикнул на своих подчиненных, и с вопросами ко мне не лезли. За что я была им очень благодарна. Торин, правда, попытался что-то спросить, но стоило мне поднять голову, как он шарахнулся в сторону и едва ли не храмовый знак для защиты сотворил. Я рассеянно дотронулась до щеки и только тогда поняла, что ухитрилась здорово измазаться в серебристой, как струи летнего ливня, альмовской крови. Географию Йанары я знала слабо и где искать источник, не представляла. Поэтому я просто умылась из горсти водой и вытерла лицо носовым платком.

Коня Каррэна я отпустила — просто хлопнула по крупу, и умное животное, понятливо фыркнув, неспешно порысило по дороге, ведущей к альмовскому городищу. Дай-то боги хоть ему благополучно добраться до дома. А мы отправились дальше.

Триалон, несмотря на поздний час (городские ворота мы проехали уже в темноте), встретил нас шумом и гамом. Город был немалый, стоящий на пересечении больших торговых дорог, а благодаря близости к Райдассе и Тэллентэру на его улицах царила многоязычная суета. Слышен был говор разных наречий, органично сплетавшихся в единый, сложный для понимания, но веселый шелест голосов, дрожащий над городом и заставляющий с интересом прислушиваться к любым разговорам, будь то степенная, рассудительная беседа ученых мужей или крикливая перебранка рыночных торговок. Триалон, на мой взгляд, походил на излишне полную дамочку, из кокетства стремящуюся затянуться в маленькое платьишко с тесным поясом, которое трещит и потихоньку расходится по швам под напором жиров. Роль платья и пояса выполняли городские стены, а обильных телес — дома и лавки горожан, стремящихся всячески расширить свои владения. За стеной им было уже откровенно тесно, но на такое масштабное действо, как перенос укреплений, рвов, ворот и каменной кладки горожане еще явно не были готовы. В результате стены едва ли не трещали под напором разрастающегося города.

Торин, раззявив рот и расширив глаза до размеров средних блюдец, едва не падал с лошади, стараясь рассмотреть все и сразу. Слабое знание, вернее, можно сказать, почти полное незнание йанарского языка вовсе не мешало ему цепляться к аборигенам и пытаться выспросить у них какую-то ерунду. Близнецы, сносно щебетавшие на местном наречии, и то вели себя спокойнее и сдержаннее, хотя по всему было видно, что за пределы Райдассы они выбрались впервые в жизни. Папаша оглядывался по сторонам с явным одобрением — близость к Тэллентэру не привлекала ненавистных ему эльфов, так что на улицах поселений Йанары их можно было встретить гораздо реже, чем в любом городе Райдассы, Толкана или Вейнанны. Зверюге же, казалось, на все было откровенно наплевать. Я не уставала поражаться и даже слегка завидовать меланхоличному созерцательному спокойствию этого парня, вышедшего из себя на моей памяти только один раз — когда разбойники безнадежно ранили его любимую лошадь.

Торин, как всегда, ухитрился отличиться. Дождавшись, пока я, поплутав по слабо освещенным улицам, нашла уже знакомую недорогую и очень неплохую гостиницу, графеныш дотронулся до моего рукава и капризным голосом избалованного ребенка, у которого отняли любимый леденец, вопросил:

Мы что, здесь остановимся?

А что, есть какие-то альтернативные варианты? — с трудом скрывая раздражение, поинтересовалась я.

Да. В Триалоне живет мой друг, герцог Чессин Бельдерский. Давайте лучше заедем к нему в гости!

Ты думаешь, что герцог будет рад нашей грязной и уставшей компании, явившейся к воротам его поместья посреди ночи? — прищурилась я, внутренне напрягаясь, как натянутая тетива эльфийского лука. Опять Бельдерские! Не зря, видать, боги столкнули меня в Каленаре с Райтмиром!