На путях преисподней - Энгус Уэллс

Между тем шум становился все громче. Щелканье и скрип, шорох и шелест то и дело заглушались пронзительным посвистом, за которым раздавалось жуткое чмоканье. Казалось, из пещер выбираются тысячи многоногих тварей. За пределами кокона лазурного света, испускаемого талисманом, что-либо разглядеть не удавалось. Но сама мысль о кошмарных созданиях, разгуливавших в ночи, вызывала ужас и отвращение. Еще хуже была неопределенность: Кедрин и его спутники не представляли, с чем могут столкнуться, а неведомая опасность всегда страшнее. Кедрину подумалось, что твари могут спрыгнуть им на голову. Он поднял над плечом клинок, слишком тяжелый, чтобы держать его вертикально, и приготовился отразить любое нападение.

— Один приближается, — тихо проговорил кьо.

Кедрин чуть повернулся, глядя через плечо Тепшена. Сперва он видел только свечение талисмана. На границе сияющей сферы тьма казалась аквамариновой, словно вода в глубокой заводи. Чуть дальше свет иссякал, и мрак становился непроглядным. Оттуда доносилось частое постукивание, которое было чуть громче прочих звуков. И когда талисман осветил создание, которое издавало этот стук, рот у Кедрина непроизвольно открылся. От озноба, пробежавшего по коже, свело зубы, волосы на голове зашевелились. Он услышал, как Браннок простонал: «Госпожа, не покинь нас!», и ощутил напряжение, исходившее от Тепшена.

«Паук», — разум не находил более точного определения для этой многоногой и многоглазой твари. Тело, напоминающее раздутый мешок, красно-рыжее, с темно-бордовыми крапинками на спине, сужалось, переходя в злобно искривленное жало. Пунцовые капли падали с его острия, то и дело пятная песок и щебень. Передняя часть тела опиралась на десять лап, каждая толщиной с ляжку крепкого мужчины. Лапы ощетинились красноватыми волосками, отвратительное тело покачивалось над землей, голова — блестящее темно-синее яйцо — была облеплена лепешками фасеточных глаз. Непрерывно вращаясь, они озирали пространство вокруг, и казалось, ничто не могло от них укрыться. Пасть, точно жадная щель, рассекала голову-яйцо почти пополам. В ней смутно шевелились четыре толстых щупальца, изогнутых, истекающих желтой пенистой слюной. Огромные челюсти, смыкаясь с неумолимой жадностью, издавали пощелкивание: именно этот звук и слышали Кедрин и его спутники.

Четыре пары ног распрямились. Тварь взмахнула в воздухе передними лапами, словно бросая вызов, и потянулась вперед, внутрь спасительного свечения талисмана.

— Оно нападает! — крикнул Браннок со страхом и отвращением.

— Тогда пусть умрет, — откликнулся Тепшен.

Он сделал короткий скользящий шаг, подняв облачко пыли. Этим движениям, напоминающим танец, Кедрин учился у него во время тренировок. Свой длинный восточный меч кьо держал двумя руками. Клинок высоко взлетел вверх; щетинистые лапы еще плыли в воздухе на грани света и темноты, когда лезвие по наклонной опустилось на одну из них, отсекая ее почти у основания. Отрубленная конечность еще не успела коснуться песка, а клинок уже летел обратно. Следующий удар пришелся по щупальцам и тут же, описав дугу, лишил тварь еще одной лапы. Свистящий вопль резанул по ушам, челюсти беспомощно защелкали. Из обрубков брызнула вязкая жидкость, похожая на багровый гной. Казалось, отвратительное создание наполнено ею целиком: такие же капли стекали с жала. Тепшен замер на границе мрака и света, вновь занеся клинок. Паукообразная тварь тоже застыла, присев на уцелевших конечностях, словно разглядывала нежданного противника. Кедрину показалось, что она готовится к прыжку. Краем глаза он заметил, как по расселине приближается еще одна десятиногая тварь, и поудобнее перехватил меч Друла, изготовившись для удара. Но чудище повернуло в сторону, быстро поползло вверх по крутой стене и спрыгнуло на раненого сородича.

Мгновением раньше покалеченная тварь заметила нападающего. Она забыла о Тепшене и обернулась, ее челюсти предостерегающе защелкали. Но было поздно: атакующий очутился у нее на спине и обхватил лапами луковицеобразное туловище. Жало вошло в панцирь, челюсти сомкнулись на голове. Чудище отчаянно забилось и слепо метнулось к стенкам расселины, тщетно пытаясь сбросить врага. Но жало сидело прочно. Вскоре яд начал действовать. Рывки раненого существа стали судорожными, ноги подогнулись, не способные больше удерживать двойной вес, и тварь рухнула наземь. Победитель высвободил свой отравленный кинжал, проворно отскочил, а затем перевернул добычу на спину. Челюсти вонзились в мягкое брюхо, вырвав огромный кусок плоти, и щупальца погрузились в рану. Содрогаясь, друзья услышали знакомый чмокающий звук. Вскоре от первой твари осталась одна оболочка.

— Каннибалы, — проворчал Тепшен, глядя, как победитель подбирает отсеченные лапы и высасывает их одну за другой. Сухая шкурка почти терялась в пыли.

Кедрин следил, как победитель пожирает голову побежденного, затем внезапно бросился вперед, взмахнул мечом и глубоко всадил его глубоко в бок пирующей твари. Словно в недоумении, чудовище обернулось к Кедрину. Отступая, юноша одним ударом отсек ей две конечности. Знакомый свистящий вопль привлек внимание других тварей, миг спустя одна из них уже оседлала недавнего победителя. Потом явилась еще одна, привлеченная то ли воплями раненых, то ли самим шумом боя. Отвратительные создания сражались, вставали на дыбы, щелкали челюстями и кружили, пытаясь достать друг друга жалами. Свалка разрасталась: со всех сторон бежали все новые твари, падали убитые, пожиратели тут же поедались. Один из них вылетел из темноты прямо перед носом у Кедрина и остановился, словно наткнулся на прозрачную стену. Огромный меч всем весом обрушился на безобразную голову, из туловища мощным фонтаном плеснула едко пахнущая жидкость. К обезглавленному телу тут же присосалась другая тварь. Браннок отрубил ей лапы, и тварь была немедленно пожрана сородичами.

Драться не было необходимости: пауки-каннибалы истребляли друг друга, а людям приходилось лишь изредка пускать в ход оружие, если какая-то из тварей оказывалась слишком близко.

Передышка не принесла радости. Зрелище пожиравших друг друга созданий вызывало тошноту, разодранные тела наполнили ночь невыносимым запахом гнилых плодов. Когда в расселине забрезжил тусклый свет, оповещая о наступлении дня, друзья испытали настоящее облегчение. Многоногие твари карабкались по стенам, торопясь укрыться в своих логовах. Не осталось никаких следов, напоминающих о жутком ночном побоище. Сухие шкурки уже рассыпались в прах: жидкость, поддерживающая существование этих тел, была поглощена. Хмурые, с запавшими от бессонницы глазами, трое друзей продолжили путь в глубь гор.