100 великих архитекторов - Д. Самин

31 марта 1889 года все было закончено. Для двадцати пяти миллионов посетителей Всемирной выставки башня стала главной притягательной силой. В ней воплощалось все, что дал строительной технике целый век. Башня стала одним из самых смелых и прогрессивных достижений технической мысли, подлинным памятником инженерному искусству.

Но оказалось, что башня привлекает не только своими размерами и видом, но и огромными возможностями для обслуживания туристов. Четыре подъемника вместимостью до ста человек поднимали до 115-метровой высоты ежедневно тысячи желающих взглянуть на Париж с высоты птичьего полета. Каждый из них мог потом спуститься вниз по 1792 ступеням. Коммерческий успех выставки был настолько велик, а желание взглянуть на новое «чудо» света было таким огромным, что очередная, тринадцатая, выставка была вновь проведена в Париже, причем в следующем же году.

Башня стала всемирно известной буквально в течение нескольких дней. Эйфель добился своего. Демонстрация принципа создания металлического скелета при строительстве высотных зданий и сооружений была настолько убедительна, что произвела настоящий переворот в строительной технике и архитектуре. Эйфель и помогавший ему архитектор Совестр задумывали башню как «чисто техническое сооружение», не предполагая даже, что она окажет такое огромное влияние на архитектурную эстетику своего времени. Башня стала мощной архитектурной вертикалью, выделяющей силуэт Парижа совершенно особым резко контрастным и вместе с тем исключительно выразительным штрихом. Благодаря высоте она зрительно вошла в целый ряд парижских ансамблей. Миллионы килограммов металла и три сотни метров высоты кажутся воздушно легкими в ажурном сплетении железных кружев.

Имя Александра Эйфеля прочно вошло в мировую историю, увековеченное в названии созданной им башни. Это был его триумф, но это было и последним его инженерным детищем. В 1890 году он оставил предпринимательскую деятельность и посвятил свою жизнь научным исследованиям в области метрологии и аэродинамики. Свой рабочий кабинет он устроил на самой высокой площадке своей башни.

Эйфель сконструировал ряд новых приборов и устройств для прочностных испытаний, написал несколько работ по авиационной технике. Он уже ничего не строил, но авторитет его был настолько велик, что, когда в 1890 году к очередной, уже шестнадцатой Всемирной выставке предполагалось пустить первую линию парижского метрополитена, к этой работе был привлечен и автор Эйфелевой башни.

Башню тем временем стали использовать и для практических целей. С 1910 года и до наших дней она обеспечивает службу международного времени. С 1918 года с нее ведутся радиопередачи, а после установки антенны телевизионного центра башня достигла высоты 320 метров.

27 декабря 1923 года Эйфель скончался.

ГЕНРИ РИЧАРДСОН

(1838—1886)

Многословие и измельченность неоготических построек не соответствовали возникшему в конце XIX века стремлению к композиционной целостности и обобщенности архитектурных форм. Это стремление выразилось в широком распространении неороманских построек во многих европейских странах и США.

Наиболее крупной фигурой «романского возрождения» был выдающийся американский архитектор Ричардсон, творчество которого наложило отпечаток на неоромантическое направление модерна.

Генри Гобсон Ричардсон родился 29 сентября 1838 года в Новом Орлеане. В 1855—1859 годах он обучался архитектуре в Гарвардском университете. Ричардсон был одним из первых американских архитекторов, получивших образование во Франции. Он учился в парижской Школе изящных искусств в мастерской Л.Д. Андре (1860—1862). Завершил профессиональную подготовку Ричардсон в мастерской Теодора Лабруста – старшего брата выдающегося французского архитектора-рационалиста Анри Лабруста, где работал чертежником.

Однако ни классицистический рационализм Лабруста, ни готицизм Виолле-ле-Дюка, «Словарь» которого был настольной книгой Ричардсона, не оказали заметного влияния на творчество будущего лидера «романского возрождения». Основным источником, определившим творческий путь Ричардсона, была романская архитектура южной Франции.

Ричардсон возвратился в США в октябре 1865 года. В ноябре 1866 года он работает над церковью в Спрингфильде. Его архитектурной карьере помогла счастливая женитьба на Джулии Горхэм Хайден в Бостоне 3 января 1867 года. Молодожены переезжают в Нью-Йорк, где родились пятеро из шести их детей. Здесь в 1867 году Генри открывает архитектурную контору в партнерстве с Чарлзом Д. Гембриллом, с которым работал затем одиннадцать лет.

Ранние постройки архитектора, такие как церковь Св. Троицы (1872—1877) в Бостоне, мало чем отличались от распространенных во Франции эклектических вариаций на тему романской архитектуры. Толчком к появлению таких вариаций был возникший в 1860-х годах и усилившийся к концу века интерес к архаичным формам искусства. В это время утверждается точка зрения, что лишь примитивные источники создают основу для плодотворного творческого развития и в этом смысле романтика имеет преимущество перед готикой. Чтобы использовать это преимущество следовало выработать новое отношение к историческим прототипам.

Неспособность большинства архитекторов преодолеть «буквализм», характерное для эклектики неумение за деталями видеть целое привели к появлению многочисленных эклектических сооружений в романском духе.

Ричардсон был первым архитектором, которому в конечном итоге удалось раскрыть потенциальные возможности предполагаемые в романской архитектуре. В таких постройках 1880-х годов, как библиотека в Квинси, вокзал Честнат-Хилле, комплекс суда и тюрьмы в Питтсбурге, он решительно порывает с попытками буквально воспроизводить романский стиль. Архитектор создает новую систему форм, которая в дальнейшем легла в основу развития романской линии в архитектуре модерн.

Постройки Ричардсона отличают подчеркнутая монументальность, использование грубо околотых каменных блоков для облицовки стен, применение орнаментальных элементов.

По мнению Мамфорда, Ричардсон «пытался привнести в культурную жизнь своего времени могучую мужественность. Он устал от блеклой женственной архитектуры, так же как Уитмен от вялой поэзии. Вместо того чтобы стать выразителем нестабильности коммерческих предприятий в золотом веке, Ричардсон выступил против любой непрочности. Он строил для вечности, как будто говоря современникам: «Попробуйте разрушить это здание, если сможете!» Это драматическое утверждение стабильности отвечало устремлениям людей его поколения».

Эта особенность архитектуры Ричардсона обусловила ее широкое влияние в области строительства зданий банков, страховых обществ, судов, военных министерств и тому подобных сооружений, призванных своим обликом олицетворять финансовую надежность и незыблемость государственных устоев.

Другой важной чертой творчества Ричардсона был его «регионализм». Ричардсон первым обратился к использованию местных материалов – гранита, песчаника, умело используя текстуру и цвет местного камня. Это давало возможность создавать гармоническое единство архитектуры и ее окружения, что было особенно характерно для загородных построек Ричардсона в «гонтовом стиле».

Один из создателей и крупнейших мастеров «гонтового стиля» Ричардсон и в области архитектуры загородного жилого дома оставался верным своим принципам новаторства, опирающегося на традицию. Его работа в этой области представляла собой «комбинацию устоявшейся традиции деревянного строительства и свободы творчества внутри этой традиции».

«Регионализм» сближал творчество Ричардсона с поисками его английских современников – первого поколения архитекторов «Движения искусств и ремесел» и включал его в русло прогрессивных тенденций, предвосхитивших архитектуру модерна.

Ричардсон всегда уделял большое внимание функциональной стороне своих построек, однако сохранял предубеждение романтика против индустриализма. Как отмечает Г.Р. Хитчкок, даже близость А. Лабрусту и сотрудничество с Ж. Гитторфом при строительстве Северного вокзала в Париже не возбудили его интереса к применению металлических конструкций. В дальнейшем последователи Ричардсона также избегали активно включать металлические конструкции в композицию своих сооружений, что создавало сильный стилистический контраст между «неороманскими» постройками и стекло-металлическими фасадами зданий многих немецких, бельгийских и французских архитекторов модерна.

Творчество Ричардсона было одним из наиболее ярких проявлений развития романтической традиции в архитектуре семидесятых–восьмидесятых годов. Вместе с тем в нем уже можно обнаружить тенденции, которые вели за пределы этой традиции и обусловили сближение неоромантического и неоклассицистического направлений модерна. Стремясь создать в облике своих сооружений впечатление монументальности, прочности, устойчивости, Ричардсон пришел к идее вневременной универсальности архитектурной формы, то есть встал на путь, ведущий к неоклассике.