Мемуары дипломата - Джордж Бьюкенен

Надеждам, вызванным оптимистическими телеграммами Керенского, не суждено было осуществиться. Он сделал все, что может сделать человек, который полагается на речи и только на речи, желая двинуть в правильное наступление уставшую от войны армию, дисциплина которой была уже подорвана. Главное наступление происходило на юго-западном фронте, а за ним должны были последовать менее значительные наступления на других фронтах; а так как русские имели превосходство как по числу пушек, так и по числу штыков, то не было никаких оснований ожидать, что оно окажется неудачным, будь оно предпринято энергично. Первоначально оно сопровождалось успехом, и 8 июля армия под начальством генерала Корнилова прорвала австрийский фронт и заняла Галич и Калущ. Однако, проповедуя в разных местах линии фронта дисциплину и войну не на жизнь, а на смерть, Керенский позволил большевистским агитаторам в других местах фронта проповедовать мир и братание с германцами. Сверх того, вместо того, чтобы восстановить дисциплинарную власть офицеров, он разослал комиссаров с целью помочь поддержанию дисциплины в разных армиях. Некоторые полки доблестно сражались, а офицеры героически приносили в жертву свою жизнь, пытаясь, хотя зачастую бесплодно, заразить своим примером солдат; однако войска, которые приобрели привычку обсуждать вопрос, следует ли исполнить приказ об атаке или нет, были совершенно ненадежны. Поэтому едва ли можно было удивляться тому, что когда 19 июня неприятель перешел в наступление, то один из стоявших против него полков бросился в поспешное отступление, и фронт был прорван. Через несколько дней бегство приобрело всеобщий характер, и, кроме местностей, занятых во время наступления, русскими были также оставлены Тарнополь и Станиславов.

Я должен теперь еще раз привести извлечения из своих писем в министерство иностранных дел в объяснение кризиса и того, что тем временем происходило в Петрограде.

12 июля.

"Работа Керенского среди войск на фронте совершенно парализуется антивоенной пропагандой агитаторов, которых большевики непрерывно посылают туда с целью отговаривать солдат от наступления. Политическая атмосфера такова, что он не осмеливается призывать войска сражаться ради победы, но только ради скорого заключения мира, потому что желание мира стало всеобщим. Это-то обстоятельство и делает для нас существенно важным не предпринимать ничего такого, что могло бы дать повод здешним сторонникам мира утверждать, что союзники продолжают войну ради империалистических целей. Отказ от конференции, которую Терещенко предложил созвать Альберу Тома около месяца тому назад, был бы наверняка истолкован в этом смысле. И как бы ни велики были трудности, с которыми мы столкнемся на такой конференции, но раньше или позже с ними придется встретиться лицом к лицу. Откладывание обсуждения наших целей войны только разочарует Россию и отнимет у нее решимость принимать в дальнейшем энергичное участие в войне.

Судя по тому, что говорил мне Терещенко относительно предполагаемой конференции, я не думаю, чтобы он хотел навязать нам какие-либо определенные условия мира.

Эти условия, как он однажды мне сказал, будут зависеть от хода военных операций, и потому их трудно определить с точностью, пока война продолжается. В другой раз он говорил о выработке минимальной и максимальной программы мира, как о предмете, достойном рассмотрения. Он - не идеалист, как большинство его коллег-социалистов, и, я думаю, мы можем рассчитывать на то, что он приложит все свои старания для того, чтобы побудить их стать на практическую точку зрения".

23 июля.

"События прошлой недели еще раз доказали правильность изречения, что Россия - страна неожиданностей. Рано утром в понедельник мне сообщили по телефону, что четыре члена правительства - кадеты - подали ночью в отставку. Терещенко и Церетели только что возвратились из Киева с проектом соглашения, заключенного ими с Радой для урегулирования украинского вопроса. Кадеты отвергли его на том основании, что если бы правительство его утвердило, то оно узурпировало бы права Учредительного Собрания. Однако не столько соображения этого рода, сколько то обстоятельство, что они всегда оказывались в меньшинстве в количестве четырех, заставило их отказаться от всякой дальнейшей ответственности за мероприятия, которых они не одобряли.

Терещенко, которого я видел вечером, резко критиковал их поступок. Они, по его словам, положили конец существованию коалиционного правительства в такой момент, когда Россия очутилась перед угрозой как внутренних, так и внешних опасностей, между тем как сами они не имеют достаточной опоры в стране, чтобы заступить место этого правительства. Тем не менее Терещенко говорил с уверенностью о внутреннем положении, и когда я расстался с ним в шесть часов, то у него не было ни малейшего предчувствия приближавшейся бури.

Первыми признаками этой бури, которые мы наблюдали, было новое появление на улицах грузовиков и автомобилей с вооруженными солдатами и пулеметами в то время, когда мы собирались ехать после обеда на острова. Мы доехали только до половины моста и, найдя здесь дорогу прегражденной, повернули назад и предприняли короткую поездку по набережной и через город. При нашем возвращении в посольство в четверть десятого мы встретили группы солдат, возбужденно разговаривавших между собой, и вскоре затем по мосту потянулась длинная процессия. Она состояла из рабочих и из трех полков при полном вооружении и со знаменами с обычными надписями: "долой министров-капиталистов", "долой войну", "дайте нам хлеба". Вскоре после того мы услышали выстрелы позади посольства и увидели людей, спасавшихся бегством по набережной.

Так как Керенский уезжал этим вечером на фронт, то некоторые солдаты поехали на автомобилях на Варшавский вокзал с целью его арестовать. Другие направились к Мариинскому дворцу с целью арестовать князя Львова и его коллег, у которых происходило здесь заседание совета министров. Когда их пригласили войти и побеседовать с министрами, то они не согласились на это, опасаясь попасть в ловушку, и удовлетворились реквизицией министерских автомобилей. Во вторник положение было весьма тревожным, так как из Кронштадта прибыло несколько тысяч матросов. После полудня по мосту потянулась новая грандиозная процессия мимо посольства, и во многих частях города в течение остальной части дня раздавался ружейный и пулеметный огонь. Около полудня Терещенко телефонировал мне, что, как только прибудут с фронта войска, беспорядки будут подавлены твердой рукой и что так как большинство столкновений произойдет, вероятно, близ посольства, то он был бы очень рад, если бы я выехал на несколько дней. Однако я не согласился на это.