Новый Мир ( № 10 2008) - Новый Мир Новый Мир

позднесоветский прогрессизм, идеологами и певцами которого Стругацким суждено было стать”.

Михаил Эпштейн. Ретро-Букер. О премиях для писателей прошлого. — “НГ Ex libris”, 2008, № 254, 17 июля.

“Арцыбашев вполне заслужил Букера! Никак не меньше, чем предыдущие лауреаты, а может быть, и больше, чем иные из них. Но автор, увы, не премиабелен за фактом смерти (1878 — 1927). Так почему бы не учредить для этой и подобных книг особый приз: ретро-Букер? Присваивать произведениям прошлых лет и веков, недостаточно оцененным, незаслуженно забытым. Принимать на конкурс романы только уже почивших авторов. Номинаторы: библиотеки, издательства, журналы. В жюри — писатели, литературоведы, историки. Денежный приз передается в фонд памяти данного писателя (тем самым фонд и учреждается) и вкладывается в его изучение, переиздание, установление памятника, создание музея, проведение симпозиума и т. д.”.

Михаил Эпштейн. Вызов мату, или Новый любовный словарь. — “Топос”, 2008, 7 и 8 июля <http://topos.ru>.

“Мат в России — больше, чем мат, т. е. одна из многих лексических подсистем языка. Мат выступает как своего рода бытовая идеология общества, полубессознательная система ценностных или, точнее, „обсценных” установок. <...> Мат — выражение инстинкта смерти <...>”.

“Бросить вызов мату невозможно сочинением „из ничего” новых, небывалых слов, которые, конечно же, никогда не привьются. <...> Я вполне отдаю себе отчет в экспериментальности предлагаемых моделей словообразования и не рассчитываю на их немедленное и повсеместное введение в язык. Но важна сама работа по расширению лексической системы современного русского языка, творческому освоению его стилистических и экспрессивных возможностей. В обществе есть спрос на новую любовную лексику — словарь любовного воодушевления, порыва, порождения, народного выживания и приумножения. Пусть на этот спрос последует множество предложений — язык сам разберется, что ему взять, что отбросить, а что сохранить про запас. В конце концов, язык — это не материальная сумма лексических единиц, а воздух смысловых возможностей, которые растут с каждым предложенным, пусть даже и не принятым словом”.

См. также: Михаил Эпштейн, “ Политикон. Словарь новейших понятий. Сетевая слава и тщеславие. Гуглики. Эгонетика” — “Новая газета” (Цветной выпуск), 2008,

№ 25, 4 июля.

Составитель Андрей Василевский

“Арион”, “Вопросы истории”, “Дети Ра”, “Знамя”, “Русская жизнь за две недели”, “Фома”

Евгений Карасев. До глубины души. — “Фома”, 2008, № 7, <http://foma.ru>.

Представляя Карасева в постоянной поэтической рубрике “Фомы”, я процитировал фрагмент из письма ко мне Максима Амелина , где он высказался очень сжато, образно и предельно точно. “Человеческая и литературная судьба Евгения Карасева — воплощение сразу трех евангельских притч. Он — ярчайший пример человека, наделенного свыше выдающимся поэтическим талантом, который им не только в целости сохранен, несмотря на невыносимые условия тяжкой неволи, но и стократно приумножен. Блудным сыном, пройдя через многие искушения и испытания, выпавшие на его долю, он вернулся на истинный путь премудрой и добродетельной жизни (не случайно этот образ часто возникает в его стихах). Поэзия Евгения Карасева исполнена глубоким состраданием к малым сим, искренней любовью к ближним и такой верой в грядущее спасение, в какой только Дисмас, благоразумный разбойник, распятый одесную Христа, смог утвердиться…”

Олег Кашин. Медиаменеджер перестройки. Леонид Кравченко, освободитель и душитель. — “Русская жизнь за две недели”, 2008, № 14 (31), < http://www. rulife.ru >.

Говорит Леонид Кравченко: “А со „Взглядом” — с ним да, с ним было интересно. Шел съезд народных депутатов, учредили должность вице-президента, Горбачев хотел выдвигать Шеварднадзе, но тот отказался, а потом выступил на съезде, сказал, что надвигается диктатура, и ушел в отставку из МИДа. И уехал куда-то. Взглядовцы решили взять у него интервью. Просят меня его найти. Я звоню в МИД, помощник министра и будущий министр Игорь Иванов говорит мне: „А вы его не найдете, даже не пытайтесь”. Пересказываю это ребятам из „Взгляда”, они не верят. Я предлагаю Янаева — возьмите интервью у него, издевайтесь над ним как хотите, бомба будет. Они отвечают: „Нет, хотим Шеварднадзе или не выходим в эфир”. Наступила пятница, „Взгляд” действительно уходит в невыход, а на экране появляется диктор Игорь Кириллов, который говорит: „В связи с тем, что взгляды ‘Взгляда’ на итоги съезда разошлись со взглядами товарища Кравченко, программа снята с эфира, извините”. Я в шоке, конечно, тем более что Кириллов до сих пор меня чуть ли не боготворил, но тогда, видимо, деньги оказались для него важнее, „Взгляд” очень хорошо платил. Звоню Любимову: „Ребята, что вы наделали? Я же завтра в программе ‘Время’ расскажу, как все было на самом деле”. Они отвечают: „Ладно-ладно”, и обещают в следующую пятницу в эфир выйти. Но через неделю Любимов мне объявляет — мы, мол, решили повторить летнюю передачу про поездку Шеварднадзе в Африку. Это очень актуально и интересно. Я говорю: „Нет, это не эстрадный концерт, это политическая передача, ее повторять нельзя. Давайте заключать договор, чтобы таких эксцессов больше не было”. Они отказались заключать договор, объявили себя жертвами цензуры и стали ездить по стране, выступая за деньги во дворцах культуры. Ну, их право”.

Между прочим, после падения ГКЧП именно съемочная группа “Взгляда” во главе с одним из ведущих программы (Кравченко просил не называть имя) сделала самое доброжелательное интервью с уходящим в отставку главой Гостелерадио, которого тогда никто иначе как пособником путчистов не называл. Но Леонид Петрович уверен — это интервью было обусловлено необходимостью: просто телеведущий работал на КГБ и боялся, что Кравченко об этом кому-нибудь расскажет:

“Все боялись. У нас же у каждого второго политобозревателя, и это не преувеличение — у каждого второго, — была корочка. Но я никого сдавать не стал”.

Виктор Куллэ. Спертый воздух. — “Арион”, 2008, № 2 <http://www. arion.ru> .

“<…> Подлость ситуации заключается в том, что все и всегда можно объяснить. В contemporary art эту функцию выполняет институт кураторов-галерейщиков — то есть попросту торговцев. Плюс — сопутствующих искусствоведов, переквалифицировавшихся в деятелей рекламы. Они объясняют почитаемым за баранов потребителям, чем данный автор актуален (читай: моден) и почему именно его шедевры следует приобретать. К самим художникам все это имеет отношение косвенное, хотя на кого-то и действует развращающе.

Надо сказать, что художникам и музыкантам — по сравнению с поэтами — как-то больше повезло с выбором рода занятий. Мало того, что их искусство является конвертируемым, не требует перевода на иной язык, так ведь у них одним из условий причисления к цеху является все-таки наличие некоего набора профессиональных навыков. Художник сначала должен уметь рисовать — а потом уже залезать в собачью будку и всех облаивать. В противном случае грош цена его акции. Музыкант должен уметь играть. И умению рисовать, и умению музицировать люди учатся годами. Это требует немалого труда и самоотречения. А вот говорить умеют все. Иногда, подначитавшись классических образцов, даже в рифму — невелика наука. В Средние века всяк знающий латынь просто обязан был при случае сложить стихи на заданную тему, в эпоху же поголовной грамотности поэтический цех оказался вовсе незащищенным. Это предвидел еще Мандельштам. Даже „Армию поэтов” написал. Но Мандельштаму в страшном сне не могло привидеться то, что ныне — уже и в поэзии — именуется институтом кураторства ( сноска — К слову: люди, жонглирующие этой терминологией, страдают странной лексической глухотой. Например, не хотят задумываться, что применение термина „актуальный” семантически оскорбительно для прочих коллег по цеху. Или не слышат в слове „куратор” зловещего отсмысла из недавнего советского прошлого: куратор от партии, куратор из компетентных органов. Раньше в ходу было тоже дурацкое, но более нейтральное слово „культуртрегер”).

<…> Одна из бед тех, кто самочинно возвел себя в ранг „актуальной поэзии”, в том, что они „ленивы и нелюбопытны” — т. е. избегают душевного труда вчитаться в созданное предшественниками, не говоря уже о том, чтобы вступать с ними в состязание. Прежде всего, это свидетельствует о масштабе личности пишущих. Мне неоднократно доводилось говорить, что если „лирика” изначально означает „песнь души”, то, помимо умения собственно петь, стихотворец должен оной душою обладать. Более того — содержимое выпеваемой души должно быть слушателям как минимум небезынтересно. В идеале — уникально. „Актуальные поэты”, пришедшие на выжженное постмодерном поле, давно уже не кокетничают с проблематичностью собственного высказывания — они изъясняются тотально и довольно жестко. Другое дело, что — лишенная установки на уникальность — песнь души превращается в песнь коллективного бессознательного. Тоже человеческий, отчасти даже этнографический документ”.