Влюбленный лжец - Лола Кинг

трахнуть на глазах у этих людей. И я приму наказание, потому что мне не оставили выбора.

От этой мысли у меня мороз по коже, а низ живота сжимается от желания. Он сказал, что мне нельзя кончать, и мне хочется бросить ему в лицо, что он не сможет заставить меня, даже если будет стараться изо всех сил. Когда он пристегивает наручниками мое второе запястье к ящику, я уже не знаю, что чувствую.

Он повторяет тот же процесс с моими бедрами. Обмотав их кожей, он раздвигает мои ноги до края металла и фиксирует их там. Теперь я согнута, раздвинута и прикована к клетке. А позади меня — зрители, которым открывается прекрасный вид на мои попку и киску.

На этот раз он не ласкает мою поясницу. Никаких заверений. Никакой заботы, и я думаю, не потому ли, что он не хочет быть пойманным за этим занятием. Он лишь приближает свой рот к моему уху и шепчет, — Я никогда не позволю тебе прислуживать другой Тени в храме, так же как не позволил бы другому мужчине наказать тебя сегодня. Никто не причинит тебе боли, кроме меня, сладкая. Мне просто жаль, что это происходит на глазах у других. Помни, что на самом деле ты наказана потому, что тебе еще предстоит понять, что ты моя и только моя. Пусть это будет уроком.

Я почти задыхаюсь, когда он отходит. Я слышу свист трости в воздухе, и в следующую секунду по задней поверхности моих бедер вспыхивает жгучая полоса боли. Я вскрикиваю, пытаюсь сомкнуть ноги и бесцельно дергаю запястьями за скобы. Едва дав мне время перевести дух, он повторяет процесс, опуская трость на линию чуть ниже предыдущей. У меня не хватает сил сдержать крик. А на третьем ударе я взвываю от невыносимой боли.

Как ты можешь так поступать со мной? кричит мой разумный мозг. Этот человек утверждает, что любит меня.

Еще один удар, и задние поверхности бедер горят и пульсируют в агонии, но все остальное тело уже не дрожит.

Это чистая пытка, огонь распространяется по моей коже, а удовольствие начинает щекотать низ живота. Я не могу этого сделать. Если я не умру от боли, то умру от унижения.

Он останавливается после четвертого, и, когда его теплая рука проводит по рубцам, я чувствую, что разваливаюсь на части. Его рука исчезает, и следующее, что я чувствую, — это прикосновение к моей киске. Оно легкое, но он повторяет его снова. И снова… и снова. Непрекращающийся ритм легкого давления на чувствительную кожу, но достаточно тяжелого, чтобы оно резонировало с моим клитором.

Тяжелый вздох покидает меня, и я чувствую, что пытаюсь сдвинуться с места, мои бедра ходят вперед-назад, и не успеваю я опомниться, как уже выпячиваю задницу, пытаясь встретить его прикосновения. Мне нужно больше силы, больше точности. Мне нужно, чтобы он коснулся моего клитора, иначе я могу растаять от нужды.

Но он не делает этого. Его цель — не мое удовольствие, а пытка. И когда я хнычу, готовая умолять о большем, он останавливается.

Боль возвращается. На этот раз он бьет меня по заднице. Раз, два. Я так сильно прижимаюсь к ящику, чтобы вырваться, что боюсь, что на моей коже останется неизгладимый след. Ящик не двигается только потому, что он прикручен к полу. Когда мои крики становятся отчаянными, он снова останавливается. Я потею, трясусь от боли, но это еще не конец. Он снова на моей киске, постукивая, жестоко и нежно.

Я уже так близко, что почти чувствую его вкус, тот экстаз, который доведет меня до предела. Мне просто нужно, чтобы он прикоснулся ко мне именно в том месте…

Я вскрикиваю, когда он на этот раз останавливается, внезапная потребность пустить слезу так сильна, что мне приходится прикусить губу, чтобы сдержаться. Я жду, что боль вернется, но все прекращается. Его рука ложится на мою шею, надавливает на нее, а затем тянется вдоль позвоночника, до самой поясницы, ласкает щеки и опускается между ног, три плоских пальца касаются моего мокрого входа.

Меня должно беспокоить неровное дыхание, но я слишком сосредоточена на вязком желании, исходящем из моей сущности.

— Чего ты так отчаянно хочешь, Афродита? — спрашивает он у меня за спиной. Его низкий, гипнотический голос превращает меня в мешанину эмоций.

Я хнычу, извиваясь, когда слышу звук застегивающейся молнии его брюк. Его пальцы снова ласкают мой вход, и я отталкиваюсь от них, отчаянно желая почувствовать его внутри себя.

— Что единственное, о чем ты должна умолять Тень?

Не говори этого. Не надо…

Он прикасается к моему клитору, и мои мысли разлетаются в прах.

— Чтобы меня трахнули, — стону я. — Пожалуйста… мне нужен ты внутри меня.

— Я рад, что ты знаешь свое место в этом храме.

Наклонившись надо мной, он обращается только ко мне, добавляя, — Я рад, что ты знаешь, кому принадлежишь.

Он прижимается к моему входу, и в тот момент, когда его кончик проникает внутрь, у меня изо рта вырывается всхлип, а дыхание замирает.

Он так хорош, что я могу кончить мгновенно. Давление его толчков внутри меня, ощущение того, как я растягиваюсь вокруг его обхвата, не сравнится ни с чем другим. Мне так хочется, чтобы он трахнул меня, что я отталкиваюсь. Он выпрямляется и держит меня за бедра, не давая мне получить то, что мне нужно. Я чуть не плачу.

Затем он снова начинает медленно входить в меня, давая мне мгновение облегчения, и как только он чувствует, что я уже близко, он отступает.

— Не кончай, — напоминает он мне. — Иначе трости покажутся, что я хорошо играл.

От этих слов у меня на глаза наворачиваются настоящие слезы.

Он ждет несколько секунд, прежде чем снова войти в меня, медленно, пристально.

— О Боже, — вскрикиваю я. — Пожалуйста.

Он трахает меня с одной целью: свести меня с ума. И каждый раз, когда я оказываюсь слишком близка к тому, чтобы кончить, он вытаскивает меня или замирает внутри меня, заставляя меня сжиматься вокруг него.

Я впадаю в такое отчаяние, что меня трясет изнутри, и я умоляю его прекратить страдания.

— Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, — задыхаюсь я.

Его толчки ускоряются, он проникает так глубоко внутрь, что кажется, будто он давит на мои легкие. Я не могу дышать, не могу двигаться, но я чувствую все ощущения и эмоции, которые он выбирает. Отчаяние, наполненность, покалывание, беспомощность.

Он останавливается, погрузившись в меня до самого основания, и хриплым голосом шепчет, — Кончай со