Вечный юноша - Софиев Юрий Борисович

…О. очень долго не везли (на Казанский вокзал). Он был в таком состоянии, что даже они не могли посадить его в тюремную карету. Ехали они под конвоем читавших Пушкина «славных ребят из железных ворот ГПУ»… А в это время на I-м съезде писателей… Бухарин объявил первым поэтом Пастернака (к ужасу Д. Бедного), обругал меня и, вероятно, не сказал ни слова о М.

…Пастернак и я снова ходили к очередному верховному прокурору просить за М., но тогда уже начался террор и все было напрасно.

…Артур Сергеевич Лурье, который близко знал Мандельштама и который очень достойно написал об отношении О.Э. к музыке, рассказывал мне (10-ые годы), что как-то шел он с М. по Невскому и они встретили невероятно великолепную даму. О.Э. находчиво предложил своему спутнику: «Отнимем у нее все это и отдадим А.А.» (Точность еще можно проверить у Лурье). Комарово, 8 июля 1963 г.

А.Ахматова.

За гремучую доблесть грядущих, веков, За высокое племя людей Я лишился и чаши на пире отцов, И веселья, и чести своей. Мне на плечи кидается век-волкодав, Но не волк я по крови своей — Запихай меня лучше как шапку в рукав Жаркой шубы сибирских, степей. Чтоб не видеть ни труса, ни хлипкой грязцы, Ни кровавых костей в колесе, Чтоб сияли всю ночь голубые песцы Мне в своей первобытной красе. Уведи меня в ночь, где течет Енисей, И сосна до звезды достает — Потому что не волк я по крови своей И меня только равный убьет.

1931.

На вечере памяти М. в МГУ (13 мая 1965, мехмат):

К.Чуковский: М. был великим русским поэтом для узкого круга интеллигенции. Он станет народным, это неизбежно, когда… весь народ станет интеллигентным (Смех, аплодисменты).

И.Эренбург (Председатель), (Приглашает на сцену Надежду Яковлевну. Гром аплодисментов. Н.Я., обернувшись к залу: «М. писал: «Я к величайшей славе не привык…» Забудьте, что я здесь. Спасибо вам»).

Н.Л.Степанов: «Я поехал в Москву, пришел в дом Герцена и спросил беспечно и развязно первого же встречного: «Где живет поэт М.?» Он ответил: «Это я». Я вручил ему благоразумно всего лишь четыре стихотворения. Он их прочел. Неважно, как он отнесся к ним (Смех), но… во всяком случае, с большей деликатностью, чем вы (Снова смех).

Студент МГУ Борисов (о котором Эренбург сказал в закл. Слове: «Для меня самым лучшим был студент, чудесно читал М. «Петербург, я еще не хочу умирать — у тебя телефонов моих номера, Петербург, у меня еще есть адреса, по которым найду мертвецов голоса…»).

65.

(Газетная вырезка Мария Терентьева «Открытое сердце», Страницы воспоминаний. О Иване Катаеве и тут же рассказ Ивана Катаева «Возвращение» под рубрикой «Из неопубликованного и забытого» с пометкой: «Этот рассказ Ивана Катаева был напечатан в журнале «30 дней» в 1927 году», «Литературная Россия», № 42 (250) 13 октября 1967 г. — Н.Ч.)

66.

(Целый разворот фотографий из журнала и статья «Размышления о Старой Руссе» с комментариями Юрия Софиева — Н.Ч.)

Старая Русса. Преображенская улица, дом № 8, — дом деда Николая Семеновича Родионова, Старогоспитальная улица — дом теток, тети Кати и Веры.

Ты помнишь, как бежали мы с тобой По снегу рыхлому на (…) лыжах. Проваливаясь в снег по пояс, «Бой», — Твой пес в подпалинах волнисто рыжих. Стояли Старорусские леса…

67.

Юрий Софиев

ВСТРЕЧИ С ИЛЬЕЙ ЭРЕНБУРГОМ

До войны, живя в Париже, И.Г. Эренбург держался в стороне от эмигрантов. Познакомиться с ним мне удалось после войны. Когда я работал в редакции газеты «Советский патриот» — органа Союза советских патриотов, переименованного после Указа от 14/ VI 1946 г. в Союз советских граждан. Газета выходила до 1947 г., потом была закрыта французскими властями. Ее редактором был проф. Одинец, секретарем — аркадий Вениаминович Руманов, в прошлом директор газеты «Русское слово», издававшейся Сытиным в Петербурге.

Летом 1946 г. Эренбург и Симонов были в Париже, и редакция «Советского патриота» и все примыкавшие к ней литераторы (почти все члены «Объединения русских писателей во Франции») пригласили их на вечер к Руманову в 15-й аррондисман Они согласились прийти.

Собрались: Руманов с женой Лией, Александр Гингер и его жена Анна Присманова, Антонин Ладинский, Владимир Корвин-Пиотровский, Александр Бахрах, Георгий Иванов с женой Ириной Одоевцевой, Георгий Адамович, я, Георгий Раевский (младший Оцуп). Вероятно, был и Николай Оцуп. Не было Михаила Струве и др.

Встреча была назначена на 9 часов, но гости пришли в 10. Они извинились: где-то ужинали. Была милая, простая беседа. На столе — холодная закуска, чай, французское сухое вино.

Симонов держался очень просто, с ним была непринужденная беседа, он охотно читал «Ты помнишь, Алеша» и другие свои стихи. Эренбург был несколько официален и сдержан. Когда Георгий Иванов представил ему Ирину Владимировну Одоевцеву и сказал: «Мы, Илья Григорьевич, друг друга хорошо знаем», — И.Г. холодно ответил, что не встречался. Лучше он отнесся к Гингеру и Присмановой, с которыми и раньше встречался (у них были советские паспорта).

Мы задавали И.Г. вопросы о нашей поэзии: отвечает ли ее стиль духу советской поэзии? Он сказал, что стихи Мартынова, которого он любит и ценит и который долго молчал, по стилю близки к стихам Присмановой и Гингера.

Вечер прошел мило, официальная холодность исчезла. Руманов попросил И.Г. дать что-нибудь для «Советского патриота», и он согласился.

Через несколько дней Руманов послал меня за материалом к Эренбургу, остановившемуся, как обычно, в гостинице «Пон Руаль». Илье Григорьевичу доложили обо мне и попросили меня подождать в холле, так как у него кто-то был. Потом он спустился по лестнице, разговаривая по-русски с каким-то пожилым человеком, похожим на русского еврея. Эренбург кивнул мне, сделал знак, что скоро подойдет, и вскоре, простясь с собеседником, подошел ко мне. Мы разговорились о поэзии. И.Г. сказал: «Я думаю, что многим из здешних не надо ехать домой. Им будет очень трудно». Он повторил, что Гингер и Присманова пишут так же, как Мартынов, и что советские литераторы любят

Мартынова. О себе он сказал: «Я старый человек с устоявшимся взглядом, люблю Ахматову, Пастернака. Перед отъездом был у Анны Андреевны Ахматовой. Вернулся с войны ее сын Лев, полковник. Ей трудно, она пишет главным образом на религиозные темы, ей нелегко печататься».

(На следующий день в газетах появилось постановление о журналах «Звезда» и «Ленинград», и я подумал: вероятно, И.Г. пожалел, что был со мной откровенен).

О советской поэзии И.Г. сказал: «10 % у нас подражают Маяковскому, а 70 % — Некрасову, даже не Некрасову, а Никитину» — и махнул рукой. Я подумал, что у него немного друзей-поэтов.

Не помню, дал ли он мне сразу материал для газеты или попросил еще приехать. Но 26 ноября 1946 г. мы напечатали отрывок из романа «Буря» (До нашей беседы, 19 апреля, газета напечатала другой отрывок из романа, а 2 августа — стихотворение «Летучая звезда и моря ропот…» из книги «Дерево»).

Я еще раз приехал к И.Г. за материалом и получил рукопись. Встреча была краткой, И.Г. спешил, но был со мной приветлив и прост.