Седьмая Луна. Декамерон 2 - Андрей Коробов

подбирался к собственной Смерти — да и только. А когда в последний раз я закрыл глаза, уже был на грани. Как ты прикажешь мне идти дальше? Куда? Мне не стать Киафом, полноценным Киафом, с твоей рукой на моём горле. Твои слова расходятся с действиями. И что ты мне прикажешь делать, когда я проснусь? Если проснусь…

Ренегат стиснул зубы и сжал кулаки.

— У меня ничего не осталось. Никого. Только жизнь, которая вот-вот оборвётся. А ты предлагаешь мне и дальше лезть в самую гущу пламени? Переродиться? Взойти там куда-то? Я что, на феникса похож? Лекарства от твоей треклятой заразы нет. И моё тело не может с ней справиться. Как погляжу, ты не собираешься меня отпускать. Похоже, тебе это попросту не с руки.

Хозяин имения хмыкнул, опуская глаза. Немного помолчал, а после вновь посмотрел на гостя и признался честно:

— Ты абсолютно прав. Я не отпущу тебя насовсем. Никогда.

На Флэе не было лица. Ему хотелось подорваться с места и наброситься на Ламбезиса. Выбить из него дух, как если бы это изменило его никчёмную участь. Но понимал, чувствовал, что так ничего не решит. Поэтому просто сидел и не дёргался.

Между тем Актей подался чуть вперёд, вгляделся в собеседника со значением и перешел к самой сути их встречи:

— Я привёл тебя сюда ровно тогда, когда посчитал, что время пришло. Альдред, прямо здесь и сейчас ты стоишь на краю пропасти. Сказано уже предостаточно. Видно твои шатания. Перестань колебаться. Ты не прошёл и половины пути, но уже гораздо ближе, чем был. И теперь тебе нужно решить, как твоя жизнь повернётся дальше.

Ренегат застыл, почуяв неладное. Однако его интуиции не хватало установить, что изменилось только что.

— Есть два пути. В первом случае ты сдаёшься и действительно становишься частью моего войска. На общих основаниях. Рядовым. Ополченцем. Я видел, через что ты прошёл. И я пойму, если ты предпочтёшь Смерть. Не подумай, ты не мой приоритет. Лишь довесок разве что к нему.

Губы Флэя дёрнулись. Речь Ламбезиса действовала на него, как увещевания змея-искусителя. Альдред почувствовал: именно сейчас он может совершить ошибку, о которой будет сожалеть, пока Серость не приберёт его к своим рукам. В конце концов, предатель уже изрядно нагрешил, пролив столько крови понапрасну в Материальном Мире. Столько боли принёс, сколько мало кто мог.

— Во втором же случае ты продолжаешь борьбу. Идёшь навстречу своему Богу. Ты выбираешь Жизнь. Занимаешь своё законное место в Пантеоне. Рядом со мной. Станешь союзником мне. Полноправным братом. Возьмёшь мир с земли. Мы перепишем историю Аштума. Вместе. Больше не придётся страдать. Ибо нас ждёт вечное блаженство. Луны скорее лбами столкнутся, или солнце погаснет, — неважно, мы продолжим с тобою пожинать сладкие плоды трудов своих. Учти это.

Без сомнения, от Альдреда требовался чёткий и внятный ответ. Увы, он не мог его дать сию минуту. Мешкал. Размышлял. Ибо понимал, насколько судьбоносно будет решение, им принятое. Если раньше он легко выбирал меньшее из двух зол, то сейчас всё иначе. Третьего было не дано, и это буквально сводило его с ума.

Чаши весов перед его глазами колебались. Он всё гадал, Смерть перевесит Жизнь — или наоборот. По-своему каждый выбор казался ему заманчивым.

Оборачиваясь назад и вспоминая прошлое, Флэй не мог назвать пору, когда ему было бы хуже, чем сейчас. Кавалькада бед, низошедших на Саргузы, растоптала его, раскатала по мостовой, переломав будто бы все кости. Двигаться дальше означало согласиться на повторение жестокой экзекуции. Можно подумать, Альдред претерпел недостаточно боли по пути в госпиталь. Ага, какой там!

Может быть, если он сдастся и станет гулем, то и жизнь его не продлится долго? Только при условии, что Ламбезис не будет беречь его, как зеницу ока. Не будет глумиться, продлевая ему жизнь до тех пор, пока игрушка не надоест. Он мог долго откармливать его, откладывать разложение, не пускать в самую гущу жатвы, чтобы любимчику ненароком не прилетело от выжившего топором по голове.

Альдред боялся даже просто представить, сколько мук, душевных и телесных, он мог претерпеть, выбрав обратиться в упыря. Ренегат уже стал пленником своего тела, но это — лишь цветочки в сравнении с тем, что испытывает неупокоенная душа, засевшая в разлагающемся полутрупе, алчущем человеческой плоти.

Дельмей деликатно намекал: Смерть не станет избавлением для Киафа. Идя на неё, он целиком и полностью отдаёт себя во власть Прародителю.

Уж что будет с ним дальше…

Покуда человек жив, он может изменить всё. Разумеется, не без труда. Через боль, преодоление испытаний, потери и приобретения, перипетии судьбы, но изменит своё состояние, своё положение. Да так, что себя в зеркале не узнает. Если выберет Жизнь.

Когда Ламбезис говорил о Вознесении и доле Киафа, слившегося с Богом Пантеона, Альдред едва ли понимал, что тот подразумевает на самом деле. Флэй отказывался верить в безоблачность этого выбора. И всё же право выбирать, силы двигаться вперёд и менять реальность вокруг себя — это дорогого стоит.

Жизнь даёт шанс увидеть новое завтра. Воссозданное усилиями Человека!

Беглец буквально видел, как Жизнь перевешивает Смерть. Он не собирался пилить сук, на котором сидит. Не стал торопить события. Говорят, гибель всегда приходит в назначенный час.

Он ещё даже не подумал о том, сказать ему «да» или «нет». Всё-таки даже в Тонком Мире каждая секунда имеет значение.

С ответом архонт не торопил дезертира. Дал ему время. Но тот исчерпал и его. В какой-то момент Актей отвёл взгляд и затих. Так прошла минута или полторы. Киаф Смерти вновь поглядел на Флэя со значением и подытожил:

— Наше время подошло к концу. Был рад увидеться, Альдред. Помни, что за свой выбор в ответе лишь ты. Жди.

Ренегат хотел было дёрнуться, что-то сказать, воспротивиться. Но внезапно пространство схлопнулось. Не было больше ни Рамхиды, ни Давазских гор, ни особняка, ни Актея Ламбезиса.

Была только тьма.

Глава 25-3. Яд

День пятый, позднее утро

Его отбросило назад в Материальный Мир. То же тело, то же сознание. Он властвовал над ними. По крайней мере, пока.

Неужто архонт над ним сжалился? Почувствовал ли дельмей его чувственный порыв ещё до того, как Флэй сумел бы озвучить его? Чума отступила? Он может в кои-то веки спокойно жить? Знать это было важно. Вот только моментально дойти до истины попросту не представлялось возможным.

Равновесный Мир грубо возвращал беглеца из праздных дум на бренную землю, где всё по-старому: беспросветность,