Книги крови I-II: Секс, смерть и сияние звезд - Клайв Баркер

Через секунду она побежала.

Новое убийство на улице Морг

(пер. с англ. М. Талиной)

Зима — время года не для стариков, думал Льюис. На улицах Парижа толстым слоем лежал снег, и он промерз до костей. То, что в детстве доставляло радость, теперь обернулось проклятием. Льюис ненавидел снег; ненавидел детей, играющих в снежки (визг, вопли, слезы); наконец, ненавидел молодых любовников, гоняющихся друг за другом в метели (визг, поцелуи, слезы). Все это было неудобно и утомительно, и он хотел бы оказаться в форте Лодердаль, где, должно быть, сияет солнце.

Но путаная телеграмма Катрин требовала его срочного приезда; неразрывные узы дружбы связывали их уже лет пятьдесят. Он был здесь ради нее и ее брата Филиппа. Глупо жаловаться на то, что твоя кровь стынет и не может противостоять ледяной руке зимы. Его привело сюда прошлое, и если бы даже Париж горел, Льюис приехал бы точно так же быстро и охотно.

К тому же это город его матери. Она родилась на бульваре Дидро, во времена, когда Париж еще не изуродовали все эти свободомыслящие архитекторы и службы социального планирования. Каждый раз, когда Льюис возвращался в город, он видел, что декорации меняются. Хотя уже не так интенсивно, отметил он: экономический застой в Европе поубавил пыла муниципальным бульдозерам. Но все-таки год за годом пропадали великолепные здания и целые улицы исчезали с лица земли.

Даже улица Морг.

Конечно, можно было не верить, что прославленная улица находилась именно там, где написано; но с течением времени Льюис находил все меньше смысла в отделении правды от вымысла. Это очень важно для молодых людей, когда они хотят совладать с жизнью. А для старика (Льюису было семьдесят три) разница становилась чисто академической. Какая разница, где реальность, а где выдумка, что случилось на самом деле, а что — в воображении. В его голове все домыслы и истины слились в одну бесконечную линию личной истории.

Может быть, улица Морг была именно такой, как ее описал Эдгар Аллан По в своем бессмертном рассказе; может быть, она — чистейший вымысел.

Так или иначе, но знаменитую улицу теперь нельзя отыскать на карте Парижа.

Льюис был немного разочарован, не найдя улицы Морг. В конце концов, это часть его наследства. Если верить легендам, которые он слышал в детстве, то события, описанные в новелле «Убийство на улице Морг», рассказала Эдгару Аллану По бабушка Льюиса Мать его гордилась тем, что ее отец встречался с По во время путешествия по Америке. Очевидно, дедушка был вечным странником, тоскующим, если не удавалось каждую неделю посещать новый город. Зимой 1835 года он был в Ричмонде, Виргиния. То была суровая зима — вероятно, похожая на нынешнюю, от которой сейчас страдал Льюис. Однажды вечером дедушка укрылся от метели в баре Ричмонда. Пока за окнами выла вьюга, он познакомился с маленьким и смуглым меланхоличным молодым человеком по имени Эдди. Эдди был чем-то вроде местной знаменитости: написал историю, победившую на конкурсе газеты «Воскресный Балтимор». История называлась «Послание, найденное в бутылке», а молодой человек звался Эдгаром Алланом По.

Они вдвоем провели вечер за выпивкой, и По, как гласит семейное предание, мягко подталкивал дедушку Льюиса к разным фантастическим, оккультным и ужасным сюжетам. Умудренный путешественник был рад услужить, подбрасывая фрагменты сомнительных рассказов, которые писатель превратил впоследствии в «Тайну Мари Роже» и «Убийство на улице Морг». В обеих новеллах, повествующих о зверских преступлениях, блеснул причудливый гений Огюста Дюпена.

С. Огюст Дюпен, по мнению По, был идеальным детективом спокойным, рациональным и необычайно восприимчивым. Рассказы с его участием получили широкую известность, и Дюпен стал знаменитым литературным героем. Но на самом деле, чего никто в Америке не знал, Дюпен был вполне реальным лицом.

Он приходился братом дедушке Льюиса. Двоюродного деда Льюиса звали С. Огюст Дюпен.

И его величайшее дело — убийство на улице Морг — тоже основывалось на фактах. Все эти ужасы произошли в реальности. Двух женщин действительно жестоко убили на улице Морг. Жертвами стали, как написал По, мадам Л’Эспанэ и ее дочь мадемуазель Камилла Л’Эспанэ. Обе имели хорошую репутацию, жили спокойно и тихо. Тем ужаснее, что их тихая жизнь оборвалась столь жестоко. Тело дочери убийца затолкал в дымоход, а тело матери нашли во дворе дома: ее горло было перерезано так, что голова практически отделилась от тела Никакого явного мотива убийств не обнаружили. Загадка усложнялась еще и тем, что обитатели дома слышали голос убийцы и утверждали, что он говорил на разных языках: француз услышал испанскую речь, англичанин — немецкую, датчанин — французскую. Дюпен установил, что каждый свидетель приписал невидимому убийце тот язык, которого не знал сам Он заключил, что это вообще не был человеческий язык, но бессмысленный набор звуков из речи животного.

Убийцей была обезьяна — чудовищный орангутанг с острова Борнео. Его коричневая шерсть осталась в горсти у мадам Л’Эспанэ. Сила и ловкость животного принесли страшную смерть мадемуазель Л’Эспанэ. Зверь сбежал от хозяина, мальтийского матроса, и учинил кровавый разгром в квартире на улице Морг.

Таков костяк истории.

Правдивая или нет, она романтически влекла к себе Льюиса. Ему нравилось думать, что брат дедушки разгадал тайну при помощи логики, не обращая внимания на парализовавший всех ужас. Ему нравилось это истинно европейское спокойствие — оно принадлежало утраченной эпохе, когда ценился свет разума, а самым жутким кошмаром был дикий зверь, сжимающий опасную бритву.

Теперь, в последней четверти двадцатого столетия, злодеяния стали гораздо страшнее и их совершали человеческие существа Несчастный орангутанг изучен антропологами и признан полностью травоядным, спокойным и рассудительным Настоящие монстры куда менее заметны и куда более могущественны. Рядом с их оружием опасная бритва выглядит жалкой; их преступления чудовищны. Льюис почти радовался тому, что он стар и готов распрощаться с этим веком. Да, снег заморозил его до костей. Да, ничто не пробудит его желания, даже юная девушка с лицом богини. Да, он ощущает себя наблюдателем, а не участником событий.

Но ведь не всегда было так.

В 1937 году в этой комнате дома номер одиннадцать по набережной Бурбон, где он сидел теперь, произошло много событий. Тогдашний Париж все еще был городом удовольствий, он игнорировал слухи о грядущей войне и дышал воздухом прелестной наивности. Люди чувствовали себя легко, а жизнь представлялась бесконечной и беззаботной.