Город, где умирают тени - Грин Саймон

— Декадентского? — удивился Моррисон. — Вы, должно быть, не в курсе…

— Заткнись, — лениво оборвал его солдат. — Вы четверо — теперь моя головная боль. Терпеть не могу сложностей. Я не могу торчать здесь и охранять вас, а поблизости нет никого, кому бы я мог сдать вас под охрану. Так что выход один — пристрелить большую часть вашей группы. Тут ничего личного, согласны?

Прежде чем кто-либо из них успел что-то сказать, солдат, вскинув винтовку, прицелился в Харта и нажал на спуск. Сухой щелчок — и ничего не произошло. Солдат в смущении опустил взгляд, а Моррисон шагнул вперед и врезал солдату в зубы. Тот отшатнулся назад, но не упал и винтовку не бросил. Моррисон, выбрав короткую паузу, нанес точный удар ногой в пах. Кровь схлынула с лица солдата, и он рухнул на колени. Моррисон вырвал у него из рук винтовку и прикладом ударил солдата в висок. Крестоносец упал ничком и больше не шевелился. Моррисон, склонившись над ним, бешено оскалился:

— В следующий раз, когда я тебе врежу, падай, придурок.

— По-моему, надо отсюда сматываться, — сказал Харт. — Пока за придурком не вернулся кто-нибудь из его дружков.

Не решив, в каком направлении двигаться, они побрели по пустынной улице — улице, казалось, забывшейся кошмарным сном. Слышны были только потрескивание пламени и их шаги. И куда бы они ни смотрели, всюду глаз находил разрушение и мертвые тела. Тела мужчин, женщин, детей — в неуклюжих позах застывшими глазами смотревших, как догорают их дома.

Харт попытался сказать что-нибудь утешительное Полли, которую продолжала бить дрожь, но слова не приходили. Горе было слишком глубоким и неодолимым, чтобы его можно было уместить в простую фразу. Харт лишь из телепрограмм был знаком с войнами и мятежами, и ни одна из них не подготовила его к встрече с военной реальностью — с растерзанными телами, с запахом гари спаленных домов. Будто какой-то разгневанный бог спустился с небес и в угоду своей детской досаде растоптал улицу, наказав ее за чрезмерную независимость, безопасность и беспечность. Будто ее счастливая повседневная реальность каким-то образом согрешила против мстительной вселенной.

Все четверо резко обернулись на звук приближающегося автомобиля. Харт увел группу в тень ближайшего переулка, и они молча проводили взглядами с ревом промчавшийся мимо конвой из джипов, битком набитых военными с оружием. Ни один из солдат не обращал внимания на разрушения, словно на своем веку они столько насмотрелись подобного, что теперь их ничто не трогало. Наконец последний джип скрылся за углом, и опять все стихло.

— Надо убраться подальше от улицы, — проговорил Моррисон, — и избегать открытых мест, чтобы случайно не наткнуться на патруль.

— Сюзанна не сможет долго идти, — сказала Полли. — Ей нужен врач.

— Вон там, по-моему, можно отсидеться. — Харт показал на соседнее здание. — Смотрите, снаряд проломил крышу, но дом не сгорел и первый этаж выглядит вполне сносно. Похоже, там никого нет. Вы можете спокойно переждать, пока я схожу за подмогой. Если, конечно, в Шэдоуз-Фолле еще можно кого-нибудь найти.

— Не уходи, это опасно, — попросила Полли.

— Я везучий. Кроме того, кому-то идти все же надо — хотя бы для того, чтобы найти Сюзанне доктора. Я недолго. Приглядывай за женщинами, Шин. Постарайтесь отдохнуть, но, пожалуйста, не высовывайтесь. Вы и не заметите, как я вернусь с подмогой.

Подарив своим спутникам улыбку, Харт вышел на улицу и исчез, проглоченный тенями. Полли оцепенело потрясла головой.

— Не надо было его отпускать. Его убьют…

— Не факт, — попытался ее успокоить Моррисон. — Я проверял винтовку, которую отобрал у солдата: она исправна, магазин полный. Почему она дала осечку, когда стреляла в Харта, ума не приложу. Кто его знает, может, он вправду везунчик. И может, именно потому мы трое выжили, что были с ним рядом.

— Простите меня, я просто валюсь с ног от усталости и ничего не соображаю, — с трудом проговорила Сюзанна. — Пожалуйста, пойдемте скорее в дом, пока меня не вырвало и я не отключилась.

Отец Кэллеген сидел в своем кабинете и нервничал. Хотя, если разобраться, повода особо переживать у него не было: ему ведь пообещали, что все пройдет гладко. И тем не менее он сидел в кабинете и болезненно прислушивался к доносящимся с улицы женским крикам. Они оборвались неожиданно, и павшая тишина показалась Кэллегену еще страшнее. Он посмотрел в окно и увидел горящие дома. Пальцы его сжались в кулаки, когда он пытался уговорить себя, что это делается во благо. Он с самого начала полагал, что приход крестоносцев в город неминуемо приведет к конфликту, но цель оправдывает средства. Дверь в Вечность должна перейти под контроль христианских властей. Она была чересчур важна, чересчур могущественна, чтобы оставаться в руках такого язычника, каким всегда был Время. И если Дверь вправду открывает доступ к самому Всевышнему…

Контроль над Дверью неизбежно означал и контроль над городом, но контроль временный. Мир восстановится сразу же, как только крестоносцы подавят сопротивление оппозиции. А следом начнут восстанавливать и здания, и тогда невинно пострадавшие утешатся. Вторжение было неизбежным злом — злом во имя большего добра.

Все закончится хорошо, уверяли крестоносцы.

И тем не менее очень трудно было священнику спокойно сидеть в кабинете, когда кругом страдали и мучились люди. С самого начала вторжения душа звала его из дома спешить на помощь горожанам, но крестоносцы бы не допустили этого. От него требовали соблюдать конспирацию, даже поставили у двери дома часового — на тот случай, если факт его коллаборационизма с крестоносцами станет известен. Очень Кэллегену не нравилось значение слова «коллаборационист», однако тогда он кивнул и согласился. Но ведь люди могут и не понять его.

А люди время от времени звонили по телефону, молили о помощи, и он утешал их, как мог. Но потом телефон звонить перестал: когда Кэллеген поднял трубку, она молчала. И непонятно было — то ли линии замолчали во всем городе, то ли крестоносцы, не желая, чтобы он с кем-нибудь разговаривал, отключили телефон одному ему. Вот уже несколько часов аппарат не работает. Крестоносцы уверяли его, что операция пройдет мгновенно, с вовлечением минимальных сил, что фактор внезапности дает им преимущество, необходимое для подавления средств обороны города. А без этих средств ничто не остановит крестоносцев, рвущихся к Саркофагу и — через него — к самому Времени. Кэллеген попытался связаться с крестоносцами по спецсвязи. Он мысленно слышал, как там, у крестоносцев, заходится трезвоном телефон. Никто не отвечал. Видать, очень заняты. Не могут же они вот так просто игнорировать его.

Во входную дверь с силой постучали, и Кэллеген подпрыгнул в кресле. Краска стыда залила его лицо, и несколько мгновений он не хотел вставать и подходить к двери: вдруг это крестоносцы пришли наказать его за скрываемые сомнения. Отбросив эту мысль, он поднялся на ноги. Скорее всего, к нему прислали кого-то, чтобы объяснить, в чем проблема и почему операция затягивается. Какие забота и внимание. Крестоносцы не хотят, чтобы он волновался. Кэллеген взял себя в руки и не спеша отправился открывать. С порога, небрежно кивнув, часовой протянул ему большую шляпную коробку. Кэллеген автоматически подставил руки и удивился ее весу.

— Верховный главнокомандующий прислал вам подарок, — доложил солдат. — Он сказал, это для вашей коллекции.

Кэллеген хотел было поблагодарить солдата, но тот отвернулся и продолжил выполнять обязанности часового. Священник растерянно поморгал часовому в спину, попятился в прихожую и захлопнул дверь.

Его коллекции? В разговоре с Ройсом он едва упомянул о своем интересе к дешевым журналам на газетной бумаге и всевозможным реликвиям, но главнокомандующий, кажется, пропустил это мимо ушей. Крышка коробки была залеплена липкой маскировочной лентой. Может, внутри записка — в любом случае, гораздо интереснее отнести эту загадочную штуковину в кабинет, чем стоять посреди прихожей и гадать, что внутри.