Спящий сталкер - Владимир Владимирович Лебедев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Анархист, похоже, потерял дар речи. Как сидел с бутылкой, привалившись к гусенице, так и остался сидеть. Не пытался позвать своих, не пытался схватиться за обрез. Странный.
– Привет, бродяга! Хороший день сегодня, солнечный! – вновь попробовал я завязать диалог. – Мое имя Граф, Веселый Граф. Шутить люблю. Как тебя зовут?
– Я… Это… – Сталкер захлопал глазами, соображая. – Да… Веселый, говоришь? Когда-то и я…
Забулдыга завис. Ушел в себя. Потерялся.
– Что-то туговат я на ухо, как, ты сказал, тебя зовут?
– К-конфетой меня к-к-кличут, – спохватился сталкер.
– Ты же из анархистов? Вы же обычно на троих соображаете?
– А?
– Говорю, где напарники твои? За водкой побежали или в камень-ножницы-бумагу тебе проиграли? – поддел я пьяницу, чтобы выяснить, один ли он. – Кто проиграл, тот и «отмычка», так ведь в «Анархии»?
Конфета вылупился на меня, беззвучно шевеля губами. Ни дать ни взять рыба на разделочной доске.
– Н-н-не… – наконец выдавил он. – Мои дру-друзья уже давно п-покойники.
Похоже, не врет.
– Мои соболезнования! – решил я подыграть. – А в Копачи каким ветром тебя занесло? Пришел покопать артефакты в развалинах?
– Не… п-помянуть их пришел. П-полгода. На могиле Хэфтика.
Кровь отхлынула от моего лица. Веселость как рукой сняло.
– Как ты сказал?
– Хэфтика. Корешей он у-у-убил, сука. А меня не с-смог, сбежал сюда. – На обезображенном лице Конфеты появилась кривая ухмылка. – Я его п-подстрелил, тут он от Шторма и сдох.
– А точно это Хэфтик там? – махнул я рукой на экскаватор. – Я сам задолжал ему, так что надо точно знать.
Я соврал. Не я задолжал Хэфтику, а он мне. В саванне Африки…
– Точно-точно, – даже не заикнувшись, ответил Конфета. – Тетрадочка его у меня. За-записи он там свои вел.
– Тетрадь?
– Угу. – Конфета потряс бутылку, оценивая, сколько в ней осталось водки.
Похоже, пьяница не сочинял. Тетрадь – по-немецки Das Heft – была кличкой Александра. Невзирая на отвращение, вызванное безобразной мордой, я присел рядом с Конфетой. Информация о старом знакомом стоила того, чтобы уделить время чокнутому анархисту.
– Ну, раз так, помянем твоих друзей, – сказал я, доставая из-за пазухи фляжку со «вкусом дома». – Настоящий шотландский виски «Чивас Ригал». Будешь?
Глаза Конфеты загорелись. Он потянулся к фляжке. Я отвел ее в сторону, чтобы Конфета не коснулся ее грязными руками.
– Погоди. – Открутив крышку, я поднес фляжку к носу и принюхался. Изобразил на лице блаженство, чтобы раззадорить пьяницу. – Доставай, во что налить, и заодно покажи тетрадь Хэфтика.
Конфета заерзал. Он хотел выпить, но, как всякий бывалый сталкер, опасался подвоха. Я не торопил. Пригубил из фляжки, поцокал языком, помычал от удовольствия. С пригорка, где застыл на вечной стоянке экскаватор, открывался неплохой вид. Штормы наплодили в Копачах множество «жаровен», поэтому вся растительность среди полузасыпанных фундаментов и печей сгорела. Лишь зданию с колоннами, остовам сельхозтехники и каменному солдату ничего не сделалось – незыблемым памятникам былых времен. Все село было как на ладони, окруженное молодым леском. А за лесом, у самого горизонта, в столбах света из туч виднелись трубы и градирни атомной станции…
Шорох. Конфета созрел.
– Да-давай помянем, – протянул он железную кружку. – За-за-за Печкина и Каина выпить не грех.
– А тетрадь?
Анархист скривился. Красные глаза забегали, язва на щеке стала пунцовой.
– Читать со-собрался? На буржуйском она, ничего не п-понятно.
– Не переживай. Пока ты поминаешь и закусываешь, я полистаю. – Вытащив из кармана шоколадный батончик, я бросил его Конфете. – А то вдруг и тетради нет, и под экскаватором не Хэфтик лежит. Убедиться надо.
– Ладно. – Мой скучающий вид успокоил Конфету. – Только с возвратом! Я-я для одного друга п-приберег ее. В подарок. Хэфтик и за ним о-охотился.
Вместо ответа я взял у анархиста кружку и принялся потихоньку лить в нее виски из фляжки. Конфета тем временем достал из ранца потрепанную тетрадь с кожаной обложкой. Мы обменялись. Пригубили виски.
Не спуская с меня глаз, Конфета принялся поминать друзей, что-то бормотать, а я открыл тетрадь.
На первой странице красовалась цветная эмблема Иностранного легиона и год – 2002. Записи были сделаны на примитивном французском, немецком языках, изредка на русском. Хэфтик имел привычку записывать всякие важные события, суммы доходов-расходов, иногда просто пьяные мысли. Последние как раз и писались русскими каракулями. Пролистав до 2006 года, увидел скупые строчки об экспедиции в Угандийскую Зону, где я и познакомился с Хэфтиком, Гуго и Зигмундом – точнее, спас и вывел из УЗО. Увлекательное вышло сафари… Исходя из дальнейших записей, следующие десять лет Хэфтик наемничал в Зонах. Новосибирская, Хармонтская, Чернобыльская – их карты были аккуратно вклеены в тетрадь. На карте НЗО стоял одинокий крестик.
– Г-г-граф, Граф! – окликнул меня Конфета. – Ну что, п-посмотрел? Говорю, все на та-тарабарском.
Я глянул на анархиста. Конфета успел приговорить виски, водку, шоколадку и теперь протирал тряпкой обрез. Намек был ясен как день. Автомат мой лежал на гусенице экскаватора, но хвататься за него не было нужды.
– Да. Ничего не понятно, – согласился я, хотя знал хуже русский, нежели французский или немецкий. – Давай еще налью.
Я налил еще из фляжки в кружку.
– Помяни друзей, а я как раз долистаю до конца.
Конфета с подозрением глянул осоловевшим взглядом. Стянул с головы вязаную шапочку, почесал заскорузлыми пальцами грязные русые космы. Я подал ему кружку и в приглашающем жесте приподнял фляжку.
– Будем друзьями! – произнес я и сделал вид, что глотнул виски.
Анархист расплылся в улыбке.
Не знаю, почему-то мне было жалко его. Из-за него погиб мой старый приятель, но мстить не хотелось. За время авантюр по аномальным территориям приходилось терять компаньонов, поэтому скорбеть не привык. Семь лет реабилитации после Африки, четыре года в семи Зонах, смерти, ранения, экстрим приучили меня смотреть на все через призму циничного юмора. Пусть меченый считает себя хозяином положения, думает, что может застрелить меня. Пути Зоны неисповедимы…
Я перелистал страницы до последней записи. Она была на французском, а чуть ниже – пара неровных строк на русском.
07.01.17 г. Рождество Христово. После Шторма снял с Каина сердце. Сдал трансформатор «К», получил расчет. Выхожу на поиск анархиста и старого знакомого. Глобус заключил контракт с Хищником. Искать Додо будем на пару.
Февраль, наспункт Кривая Гора. Карта Каина помогла. Обменял безделушки. Знакомого запаковал, но Янтарь не забрал. Тяжелый, фонит, меня ранили. Анархист сбежал.
На обеих страницах разворота остались следы крови, грязных рук и капель дождя.
Да. Пятнадцать лет Хэфтик испытывал удачу, но все же получил свое.
– Конфета, – произнес я, отдавая тетрадь и еще
