За семью замками. Снаружи - Мария Анатольевна Акулова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Закончилось тем, что Агата решила Костю из процесса если не исключить, то минимизировать его участие там, где оно больше мешает.
Сама Агата мало спала. Отдавала всю себя Максиму. Наверное, внутри переживала штормы, паники. Наверняка её жизнь стала совсем не такой, как он ей обещал, но она справлялась. И его снаряжала справляться.
Чтобы каждый со своим.
Он должен был доиграть в свои выборы.
И пусть оба понимали, что это нифига не финал (скорее только настоящее начало после разминки), но оба же грели себя мыслью, что дальше будет легче.
Да и, говоря честно, им несказанно повезло. Максим получился спокойным ребенком. Хотя вполне возможно — это очень временно и очень изменчиво, но могло быть хуже сходу.
— Константин Викторович, там кто-то…
Водитель мерса обратился к сидевшему на заднем Гордееву, кивая в лобовое. Туда, где прямо в них светит фарами стоящая посреди дороги машина.
Тоже мерс на узнаваемых номерах.
— Да вы что… Какие люди…
Костя сказал себе под нос, хмыкая.
Страха не испытывал. Даже яркого гнева в нем сейчас не было. Но холодная жажда расквитаться, запечатляя в памяти каждую секунду — да.
Когда-то он и мечтать не мог бы, чтобы Вышинский приехал к нему «на поклон». А теперь…
Его тачка стоит у ворот. И цель визита очевидна.
Только внутрь он не попадет. А попробует — лишится сначала яиц, а потом головы.
И только мелькнувшая в голове мысль о том, насколько сейчас это говно собачье близко к Агате, заставила Костю похолодеть.
Правда ненадолго. Дальше — снова тихая ярость. Он всё же взрослеет. Он учится у «лучших». Он тоже умеет хладнокровно ждать. У него тоже не дрогнет ни рука, ни сердце.
— Останови, я выйду.
Водитель кивнул, сначала притормаживая, а потом докатываясь.
Костя вышел из автомобиля первым, не ожидая, что Вышинский поскачет наперегонки. Вообще сейчас ничего не ждал от старпёра. Он в цугцванге. Он понятия не имеет, что будет, дерни он за любую из ниток. И не дергай — тоже понятия не имеет.
Не спит, наверное, сука. Проклинает. Неплохо, если своего ебучего дохлого сына. Неплохо, если себя. Но скорее всего девочку за семью замками и мальчика, который её нашел.
Костя шел по асфальту, чувствуя, как влага и прохлада обволакивает щеки и шею. Он — в легком пальто. А вокруг — унылый стартовавший март. Который должен закончиться его победой. И обозначить начало конца человека, который по-дебильному, считая, что этим докажет свое превосходство, выходит из машины только следом.
И не идет навстречу, а ждет у блестящего бока своей.
Так, будто это не он по-псячьи явился под ворота… Походу просить. Походу договариваться.
— Цель визита какая? — Костя кивнул, глядя на Вышинского с чувством своего полного превосходства и бесконечности собственных сил. С осознанием, что это уже не человек. Не враг даже. Отработанный материал, который скоро уйдет в утиль. Только придурок настолько, что сам этого не понимает. Верит там во что-то. Надеется. Нет, чтобы собрать шмотки и умотать, продлив для Кости игру.
— С сыном тебя поздравить.
Владислав прошелся взглядом по Косте, заканчивая прямым в глаза. Вроде как тоже спокойным. Но Костя чувствовал, что это-то напускное. Будто видел, что перед глазами смотревшего на него — рушащаяся жизнь, просто наработанная десятилетиями привычка жить в предчувствии пиздеца еще помогает держаться. Романтик, йопта. Верит в чудеса.
— Ебало завали. Ты в сторону моего сына дышать права не имеешь.
Костя ответил так, как считал нужным. В ответном взгляде — вспышки гнева. Типа с ним так нельзя. Типа за это Костя поплатится… Но нет.
Поплатится. Но не Костя.
— Костя… Ты же взрослый… Откуда этот максимализм? Нашел девочку — молодец. Отомстил за то, что я про мать твою раскопал. Но зачем ты строишь из себя не пойми что? Зачем эти игры в д’Артаньяна? Мы же оба не святые. Мы же как никто другой понимаем, что иногда для победы…
Примирительные речи Вышинского действовали на Костю обратным образом. Кулаки сжимались в карманах. Практически так же сильно — челюсти.
— Давай договариваться… — Вышинский произнес так, будто сделал этим предложением огромный жест. — Какие твои условия? Хочешь должность — давай обсуждать…
И щедрейшее из предложений. Только поздно. И бессмысленно.
Вокруг звенела тишина и разбавляющий ее рокот двух машин.
Вышинский ждал ответа напряженно глядя на молодого и дерзкого. А молодой и дерзкий…
Он просто знал, что сейчас в одном из окон его дома точно горит свет. И что Вышинский даже может его увидеть, если очень захочет. И там, за окном, тепло и мирно. И того, что за окном, в принципе могло не быть. Из-за этой гниды.
— Итак. Мои условия…
Костя заговорил, специально легкомысленно. И специально выдерживая паузу…
— Ты сам договариваешься о своей минуте славы. От начала и до конца рассказываешь, как чтобы спасти свою карьеру и ебаната-сына дал приказ ждать, пока он грохнет восемь человек. Что в итоге убивать его пришлось ребенку, потому что ни одна гнида не пришла ей на помощь. Что дальше ты приплачивал её отчиму, который не давал прийти в себя. Что ты ждал одного: когда появится возможность её тихо грохнуть. Что ты не человек, а животное. А потом идешь в полицию и сдаешься. Ещё можешь самосжечься. Как тебе такой вариант?
— Я же не шутки шутить приехал, мальчик…
Лицо Вышинского было абсолютно безэмоциональным и пустим. Таким же, как его голос. Наверное, сейчас реализовался его страшный сон. Кто-то другой озвучивал то, что сам он все эти годы надежно захоранивал. Но Косте… Не пох даже. Приятно, сука. Насколько здесь вообще может быть приятно.
Но разгон у него по-прежнему быстрый. И след улыбки простывает, когда он произносит следующие:
— Я тоже не шучу. Это мои условия.
— Ты не
