Дневная битва - Питер Бретт

Элона покачала головой:

– Всех забрали для Ханна Паж, или как там его.

– Ханну Паш, – поправила Лиша. – Учение и посвящение. Скоро они заговорят по-красийски не хуже захватчиков и подчинятся установлениям Эведжаха. Через десять лет получится войско, которое сокрушит Свободные города, как дитя – муравейник.

– Всевышний Создатель! – выдохнул Рожер и приложился к бурдюку с холодной водой, который поднесла Сиквах.

Аманвах гладила его взмокшие волосы, нежно ворковала и покусывала за ухо.

Он-то считал красийских женщин забитыми, и, может быть, на людях так и было, однако с мужьями наедине начиналась совсем другая история. Укрытые от посторонних глаз в карете, Аманвах и Сиквах сбросили простые одежды и нарядились в яркие шелка, что не уступали пестротой костюму жонглера. Одна половина тканей тонка до прозрачности, а вторая, немногим толще, расшита золотом, кружевами и узорами. Покрывала остались, но стали роскошнее – цветастый, воздушный шелк начинался от кончика носа и заканчивался сразу ниже губ. Непокрытые волосы жёны намаслили и повязали золоченой тесьмой.

– Наш муж орудует копьем лучше шарума, – восхитилась Аманвах.

В день свадьбы кровь подтвердила ее девственность, однако в постельных плясках она оказалась искушенной не меньше, чем Сиквах.

– Жонглерам есть на ком поучиться, – ответил Рожер. – На моем мастере женщины так и висли, и я, осмелюсь сказать, перенял пару трюков. Однако вы – не в обиду будь сказано – вытворяете такое, что покраснеют шлюхи из борделя герцога Райнбека.

Сиквах рассмеялась:

– Женщин из гарема твоего герцога-северянина не обучали во дворце дама’тинг.

Рожер покачал головой:

– Меня не покидает чувство, что вы еще сдерживаетесь.

Аманвах так ласково поцеловала его ухо, что по телу пробежала дрожь.

– Существует семьдесят и семь способов возлежать с мужчиной, – шепнула она, – а в нашем распоряжении годы – успеем поделиться с тобою всеми.

Аманвах и Сиквах оказались совершенно не теми, кем он их считал. Сначала он думал, что они похожи как две капли воды, но чем больше узнавал их, тем яснее видел неповторимость каждой. Аманвах была выше, с меньшими грудями и длинными гибкими руками и ногами. Сиквах круглее в бедрах, руки и ноги толще. У обеих невероятно развитая мускулатура, мышцы обозначались при любом движении. Каждое утро они выполняли растяжки и называли их шарусаком, но упражнения не имели ничего общего с ожесточенной борьбой, которой учили шарумы и Меченый.

Аманвах отличалась невозмутимостью, а Сиквах легко заводилась. Рожер думал, что Аманвах в ее белых одеждах консервативнее, но Сиквах ахала первой в ответ на нескромность.

– Спи же, муж, – произнесла Аманвах. – Тебе нужно восстановить силы. Сиквах, шторы!

Сиквах немедленно задернула на окнах кареты тяжелые бархатные шторки, закрыла и прозрачные. Похоже, первая жена – больше чем титул. Аманвах верховодила во всем, от разговора до соблазнения, и помыкала Сиквах, как служанкой. Сиквах ничуть не противилась и выполняла задания, будто они пришли в голову ей самой. Она редко подавала голос, если не спрашивали, пока Аманвах не отлучалась или не отвлекалась. Тогда-то Сиквах и оживала по-настоящему.

Рожер улыбнулся и начал соскальзывать в сон под нежную красийскую колыбельную. Он привык спать днем – обычная уловка жонглеров, благодаря которой они оставались свежими и бодрыми к вечернему выступлению. Народ был большей частью неграмотный и после захода солнца, покончив с ужином, не знал, чем развлечься.

«Когда у других работа заканчивается, у нас – начинается», – говорил Аррик.

Карета остановилась, и он проснулся от толчка. Приподнял тяжелую шторку и быстро опустил, спасаясь от яркого света. Было далеко за полдень, и они стояли возле скромной гостиницы. Аманвах и Сиквах надели поверх цветастых шелков простые платья и покрывала.

– Не рановато ли для ночлега?

– Возлюбленный, это последнее селение перед выездом из Дара Эверама, – объяснила Аманвах. – Шамавах считает, что лучше нам отдохнуть и пополнить запасы. Если хочешь спать дальше – изволь, а хаффит выгрузит вещи.

Значит, времени предостаточно. Его жены путешествовали не налегке. Рожер провел по лицу рукой, прогоняя сон.

– Брось, все в порядке. Мне надо размять ноги.

Он потянулся за одеждой, и обе женщины бросились помогать.

Вскоре он выпрыгнул из кареты и немного прошелся, выполняя обычные упражнения на растяжку и кульбиты, которыми поддерживал себя в форме. Сам ритуал уже был представлением с изобилием трюков: задний мост, колесо, бег с кувырками вперед и назад.

Как всегда, его маленькая гастроль привлекла внимание. Прохожие – красийцы и тесийцы одинаково – остановились взглянуть, и когда он пошел на руках, стайка ребятишек с воплями побежали за ним.

Рожер инстинктивно вывел их на середину мощеной площади и двинулся в ее обход, расчищая место. Созданный им круг быстро заполнился селянами и шарумами, хаффитами и даль’тинг неведомо какого племени, притязавшего на эту территорию. Дама смотрел холодно, но был достаточно умен, чтобы не мешать зятю Избавителя.

Наблюдали и Сиквах с Аманвах. Сиквах смеялась и хлопала вместе с толпой, потешалась над его шутовством пуще других. Аманвах являла собой полную противоположность, следила за ним ледяными глазами.

«Хуже женщины, которая хохочет всякий раз, как шлепаешься на задницу, – сказал однажды Аррик, – может быть только та, что вообще не понимает шуток».

Рожер направился к ним.

– Что ты делаешь, муж? – спросила Аманвах.

– Играю на публику, – улыбнулся он. – Просто смотри. Сиквах, будь добра, принеси мой мешок с чудесами.

– Уже несу, муж, – поклонилась Сиквах и скрылась в толпе.

Аманвах продолжала сверлить его взглядом, но Рожер подмигнул ей и вернулся разогревать толпу. Он не мудрил, опасаясь, что непристойные шутки и песни оскорбят красийцев. Красийская музыка звучала лишь в частных спальнях и хвалах Эвераму. Жены кое-чему научили его, но ему не понравилась фанатичность стихов. До завершения перевода «Песни о Лунном Ущербе» Рожер исполнял мелодии без слов, и вскоре даже красийцы прихлопывали и притоптывали в такт.

Затем настало время чудес, и покладистая Сиквах оказалась идеальной помощницей, без колебаний выполняла все его приказы. Хоть бы она не надевала неприглядных черных одежд и покрывала! «Любимая, носи шелка для постельных плясок, и мы дадим лучшее представление в Тесе».

Толпа покорилась без усилий с его стороны. Даже дама пару раз невольно расхохотался. Безучастной осталась одна Аманвах.