Неизвестный Рузвельт. Нужен новый курс! - Николай Яковлев

Этого мало. Вашингтон заботился о том, чтобы поход Гитлера на Восток не сорвался. С. Уэллес благочестиво предупреждал советского полпреда о предстоящем нападении Германии, а американские спецслужбы тем временем снабжали германское посольство в Вашингтоне «стратегической» дезинформацией: «Из очень надежного источника стало известно, что СССР намеревается пойти на новую военную агрессию, как только Германия будет связана крупными военными операциями на Западе»47. Эта провокация не могла быть совершена без санкции правительства США.

Имея в перспективе германо-советскую войну, Рузвельт и предпринял известные нам действия в Атлантике. Он правильно рассчитал – со стороны Германии не последовало ответных действий. Гитлер, занятый подготовкой похода на восток, пока оставил Соединенные Штаты в покое и запретил нападать на американские суда. 10 апреля произошло первое столкновение: американский эсминец безрезультатно сбросил глубинные бомбы на немецкую подводную лодку. Командование германского флота неоднократно просило Гитлера разрешить принять ответные меры. Гитлер ответил, что считает «позицию президента США все еще неопределенной. Нельзя допустить никаких инцидентов, которые могут повлечь за собой вступление США в войну».

С весны Рузвельт повел себя чрезвычайно загадочно. Он бросил немало резких слов в адрес держав фашистской «оси». Было бы разумным предположить, что за ними последуют дела. Однако Рузвельт не только замолчал, но никак не реагировал на внушения своих советников, что времена, когда было достаточно «любой помощи, за исключением войны», канули в прошлое.

На 14 мая падало традиционное выступление президента по случаю «панамериканского дня». Его напряженно ждали. Распространялись самые разнообразные слухи о том, что может сказать ФДР, – он молчал уже около двух месяцев. Накануне «панамериканского дня» С. Эрли от имени Рузвельта сообщил журналистам, что не следует придавать особого значения речи – предстоит рутинное выступление. Неожиданно Рузвельт отменил и его, сказавшись больным. Позволительно высказать догадку – нападение на Советский Союз по первоначальному варианту «плана Барбаросса» было назначено на 15 мая 1941 г…

«В эти дни середины мая, – вспоминал Р. Шервуд, – Рузвельт проводил много времени в постели и редко заглядывал в свой рабочий кабинет. Он сказал, что это одно из самых упорных простудных заболеваний, какие он когда-либо переносил. Однажды после долгой беседы с ним у него в спальне я вышел и сказал Мисси Лихэнд: «Мне кажется, что у президента хороший вид. Он не кашлял, не чихал и даже не сморкался ни разу, пока я был там, и выглядел прекрасно. Что с ним на самом деле?» Мисси улыбнулась и сказала: «Больше всего он страдает от своей раздражительности…»

Мало кому разрешалось видеть президента в эти дни. В Вашингтоне многие высокопоставленные лица проявляли нервозность, недоумевая о причинах такой недоступности и задаваясь вопросом, какой курс возьмет президент, когда покончит со своим затворничеством. Те из нас, кто в это время находился в Белом доме, испытывали на себе чрезвычайно лестное внимание должностных лиц, надеявшихся на то, что мы можем что-нибудь передать ему либо только обратить внимание на какой-нибудь меморандум, уже, видимо, лежавший в его корзине для входящих бумаг. Я докладывал Гопкинсу о просьбах, казавшихся мне наиболее важными, с которыми обращались даже ко мне. Каждый раз он говорил мне: «Забудьте об этом!»48

Рузвельт ждал. А обстановка продолжала оставаться неопределенной. В Англию прилетел Гесс, английское правительство вело с ним какие-то переговоры. Немецкие парашютисты высадились на Крите, возможно пробиваясь на Ближний Восток. 24 мая пришли известия, что германский линкор «Бисмарк», считавшийся самым мощным кораблем в мире, вырвался на просторы Атлантики. О целях его рейда строились самые сенсационные предположения. Не исключали появления линкора в Карибском море.

Президент мучительно обдумывал, что можно сделать. Он сидел в Овальном кабинете, размышляя вслух: если приказать американскому флоту потопить «Бисмарк», то последует ли импичмент? В Белом доме со дня на день ожидали, что Ч. Линдберг потребует открытого мятежа против правительства. 26 мая английские корабли обнаружили и отправили на дно «Бисмарк». Рузвельту немедленно сообщили радостное известие. Он сказал об этом сидевшим в кабинете, и» в его голосе не могло быть больше удовлетворения, как если бы он сам выпустил торпеду», заметил Розенман. Примерно через сорок лет стало известно, почему так радовался президент: «Бисмарк» обнаружил и навел на него английские корабли патрульный самолет, пилотируемый американским экипажем.

Вечером 27 мая Рузвельт наконец произнес отложенную речь. Он занял место за маленьким столом, на котором стояли микрофоны, в восточном зале Белого дома. На неудобных позолоченных стульях устроились дипломаты с супругами – они явились на прием, а угощают длинной речью! Стояла удушающая жара, гости ерзали и не выражали заметного восторга – президент обращался не к ним, а к народам мира. Вокруг Белого дома в полумраке бродили мрачные фигуры – «изоляционисты» пикетировали резиденцию президента, вооруженные плакатами с призывами не допустить вступления в войну.

Речь 27 мая была примечательной во многих отношениях – ФДР не упомянул ни о Советском Союзе, ни о Японии. Раньше он широко пользовался словом «диктатура», теперь ограничился ссылками на «ось». Наконец из числа стран, упомянутых в проекте речи, над которыми, по словам президента, «опустилась ночь», была исключена в окончательном тексте Финляндия.

Президент заверил, что Соединенные Штаты окажут помощь всем, кто «силой оружия сопротивляется гитлеризму или его эквиваленту». Того требует национальная безопасность США. «Теперь, – говорил он, – мы знаем достаточно и понимаем, что было бы самоубийством ожидать появления нацистов на нашем парадном дворе. Если враг нападет на вас в танке или самолете, а вы не открываете огонь до тех пор, пока не различите цвета его глаз, вы не узнаете, кем убиты. Наш Банкер-Хилл (место под Бостоном, где в 1775 г. произошло сражение. – Н. Я.) завтра может оказаться в нескольких тысячах миль от Бостона».

Президент объявил о введении в США «неограниченного чрезвычайного положения».

Выслушав выступление президента, гости ринулись в сад. Рузвельт остался лицом к лицу с толпой кинооператоров. Вспыхнул ослепительный свет, вновь зазвучал его голос – он повторял наиболее внушительные фразы для кинохроники. Затем президент уединился с родственниками и немногими гостями. Популярный композитор И. Берлин развлекал их игрой на рояле и пел.

На следующий день на пресс-конференции ФДР небрежно отмахнулся от вопросов о том, собирается ли он изменить закон о «нейтралитете» и отдать приказ о конвоировании судов в Атлантике. Казалось, мелодии Берлина полностью изменили настроение президента. Он был легкомыслен и благодушен. Впечатление от сурового выступления начисто рассеялось. Гопкинс и другие не могли понять президента. Рузвельт знал, что страна горячо откликнулась на его речь 27 мая. Общественное мнение далеко обогнало президента. Никто не мог взять в толк, почему Рузвельт не подкрепляет слова делами.

В наши дни причины ясны. Как писал Р. Даллек в 1979 году, «хотя Рузвельт был готов бросать риторические вызовы Берлину – «мы не уступим и не собираемся уступать», он не желал делать ничего, что могло бы заставить поставить вопрос о войне внутри страны или изменить планы Гитлера напасть на Советский Союз»49. За непроницаемым фасадом Белого дома шла напряженная работа; уточнялась и согласовывалась политика США после нападения Германии на Советский Союз, шел обмен шифрованными телеграммами с Лондоном. Государственный департамент сформулировал политику США в этом случае так «А. Мы не предпримем никаких шагов к сближению с Советским Союзом. В. Если Советское правительство предпримет такие шаги, мы отнесемся к этому сдержанно… С. Наша политика заключается в том, чтобы не идти на уступки Советской России, которые она может предложить с целью улучшения американо-советских отношений. Если же мы пойдем на них, то потребуем компенсаций в полном объеме»50. 14 июня точка зрения госдепартамента была сообщена Лондону.

15 июня Черчилль пишет Рузвельту, что «в ближайшее время немцы совершат, по-видимому, сильнейшее нападение на Россию». Черчилль указывал, что Англия окажет «русским всемерное поощрение и помощь, исходя из того принципа, что враг, которого нужно разбить, – Гитлер. Я не ожидаю какой-либо классовой политической реакции здесь и надеюсь, что германо-советский конфликт не создаст для вас никаких затруднений». 21 июня госдепартамент доложил правительству: «Тот факт, что Советский Союз сражается с Германией, не означает защиту им борьбы за или согласие с принципами международных отношений, которых придерживаемся мы»51. Руководители американской дипломатии крайне сдержанно отнеслись к возможности оказать материальную помощь СССР.