Неизвестный Рузвельт. Нужен новый курс! - Николай Яковлев

Во время встреч в Белом доме президент был говорлив, как и раньше. Остановить поток речи ФДР было почти невозможно. Опытные люди прибегали к различным уловкам. Л. Гендерсон несколько раз преуспел: он добивался встречи с президентом во время ленча, говорил, пока рот Рузвельта был занят. Президент быстро разгадал маневр. Стоило Гендерсону начать говорить, как президент прерывал его: «Что с тобой, Леон, почему ты не ешь?» Словесный кордон, как всегда, охранял мысли ФДР.

Распорядок жизни в Белом доме не изменился. Как и прежде, день Рузвельта начинался первым завтраком в постели. В старом синем свитере или в голубой пелерине с вышитыми красными буквами Ф.Д.Р. он проглатывал невкусный завтрак и пробегал газеты. В спальню входили сотрудники его личного штата: Г. Гопкинс, С. Розенман, С. Эрли, М. Макинтайр, Б. Хассетт и др. Проводилось совещание, и они получали распоряжения на день. Личный врач Р. Макинтайр осматривал президента.

Вслед за этим следовал выезд президента на работу. Камердинер А. Преттимен вез его в кресле в кабинет. Рядом шли агенты секретной службы, один из них нес проволочную корзину с документами. «Этот выход на работу инвалида, – писал Шервуд, – представлял собой зрелище, какое могло бы зажечь самое вялое воображение. Здесь мы видели Рузвельта, которого знал народ: с высоко поднятой головой, с небрежно торчащим в углу рта мундштуком с сигаретой, с видом непоколебимой уверенности в том, что какие бы проблемы ни поставил день, он сумеет справиться с ними. И если эта уверенность не всегда была оправдана, она не становилась qt этого менее величественной и внушительной».

Напряженный трудовой день в кабинете, куда подавался второй завтрак, заканчивался часам к шести. Затем лечебные Процедуры – у ФДР не проходили свищи.

В 7.15 вечера в Овальном кабинете собирались на традиционный коктейль. Рузвельт не пил ни коньяка, ни виски, никаких крепких напитков. Но он очень любил готовить коктейли, которые присутствующие почтительно получали из рук президента. О качестве мнения расходились. Обед подавался в кабинет в 7.45. Обычная невкусная еда. Вечер проходил заведенным порядком – беседы с друзьями, игра в покер. Президент пересказывал в который раз истории, которые находил смешными.

Никто не слышал от Рузвельта жалоб на дурное обслуживание. Но он с трудом мирился с теми сложностями, которые вносила в жизнь секретная служба. Как-то он печально сказал: «Я страшно люблю жареные фисташки. Но если бы кто-либо прислал мне пакет с фисташками, моя тайная полиция считала бы своей обязанностью просветить их рентгеновскими лучами, а министерство сельского хозяйства – очистить все орехи и произвести исследование, нет ли в них яда или взрывчатых веществ. А чтобы не возиться, они попросту выбросили бы пакет и никогда не сообщили бы мне об этом». Выслушав жалобу президента, Шервуд и Розенман купили большой пакет с фисташками и вручили его Рузвельту. Безмерно благодарный президент: тайком съел содержимое.

Хотя Рузвельт приближался к своему шестидесятилетию, тирания матери не ослабевала. Если Сара бывала в доме, за обедом во главе стола сидела она, а не президент. Она достаточно громко отзывалась о гостях президента: «Они похожи на гангстеров!» Или за обедом спрашивала: «Кто этот ужасный человек, сидящий рядом с моим сыном?» У нее было преувеличенное представление о возможностях президента. Она смертельно обиделась на сына, отказавшегося послать линкор за ее сестрой, застигнутой в 1939 году войной в Европе. Ей было 82 года, а Рузвельту – 56, когда она заметила журналисту: «Завтра я не пущу Франклина в церковь, у него скопилась куча писем, на которые нужно ответить». Сара постоянно беспокоилась по поводу того, что президент с семьей живут не по средствам, стремясь внушить им необходимость экономии. Скуповатая старуха иногда, на радость газетчиков, конфузила сына.

Посетившие США в канун войны король и королева Англии останавливались и в Гайд-парке, подремонтированном по случаю высокого визита. Когда августейшая чета уехала, подрядчик предъявил счет за ремонт. Сара нашла его завышенным и отказалась платить. Подрядчик забрал новое оборудование санузла. Несколько недель в витрине его конторы красовался стульчак, снятый в Гайд-парке, с надписью «Король и Королева сидели здесь».

VIII

Победив на выборах, Рузвельт пребывал в отличном настроении. 2 декабря на крейсере «Тускалуса» он отправился в плавание по Карибскому морю. Информированный журнал «Юнайтед Стейтс ньюс» описывал его отъезд:

«Возраст: 58 лет 10 месяцев. Вес: 188 фунтов. Пульс: нормальный. Дыхание: нормальное. Цвет лица: бледный…Президент сохранил в строжайшей тайне детали своей поездки. Усмехаясь, наслаждаясь секретностью, которой окружен его вояж, он объявил: «Мы отправляемся на острова Рождества купить рождественские открытки и на остров Пасхи купить пасхальных яиц».

Он ступил на палубу «Тускалусы» в полдень во вторник в Майами со всей флотской помпой и церемониями в сопровождении только своих ближайших адъютантов и советников: близкого друга Гарри Гопкинса, секретаря и военного адъютанта майора Эдвина Уотсона [ «папаши»], морского адъютанта капитана Дэниэла Д. Калгана, доктора Макинтайра и последнего прибавления к любимчикам Рузвельта – черного шотландского пса Фалы».

Хотя Белый дом официально сообщил, что президент собирается инспектировать новые американские базы в Карибском море, друзья ФДР отлично понимали, что президент отправился отдыхать. В заливе Гуантанамо пополнили запас кубинских сигар. Пришла телеграмма от Эрнеста Хемингуэя, указавшего лучшее место для рыбной ловли – пролив Мона между Доминиканской Республикой и Пуэрто-Рико. Крейсер устремился в указанную точку, и президент попытался поймать рыбу способом, предписанным Э. Хемингуэем, – оперенным крючком с куском свиного сала. Ловля оказалась неудачной.

9 декабря у «Тускалусы» сел гидросамолет – из Вашингтона доставили очередную почту, среди прочих бумаг ФДР получил послание Черчилля, написанное с учетом рекомендаций Стефенсона, объяснившего премьеру психологический склад адресата. Черчилль готовил это обращение почти месяц и считал его одним из самых важных документов, когда-либо написанных им. В драматических тонах описав положение Англии, он просил президента помочь в широких масштабах вооружением, судами, дать приказ американскому флоту конвоировать суда, шедшие через Атлантику, а для этого добиться у Ирландии разрешения на создание американских баз на ее западном побережье.

Черчилль ставил вопрос: каким образом Англия сумеет расплатиться с США? К этому времени английское правительство уже истратило на закупки в США 4,5 млрд. долл., золотые и валютные резервы страны составляли всего 2 млрд. долл. «Близится момент, – сообщал Черчилль, – когда мы не сможем больше платить наличными за суда и другие поставки. Хотя мы будем прилагать все усилия и пойдем на всяческие жертвы, чтобы произвести платежи, я полагаю, что вы согласитесь, что было бы в принципе неверно и фактически взаимно невыгодно, если бы в разгар этой борьбы Великобритания лишилась всех своих активов и оказалась раздетой до нитки после того, как победа будет завоевана нашей кровью, цивилизация спасена и США выиграют время, для того чтобы вооружиться и подготовиться ко всяким случайностям».

Черчилль оставлял на усмотрение Вашингтона изыскать средства, которые «встретят одобрение и восхищение будущих поколений по обе стороны Атлантики».

ФДР размышлял несколько дней, не делясь ни с кем своими мыслями. Гопкинс, единственный человек на борту «Тускалусы», с которым президент мог бы посоветоваться, тактично молчал. Казалось, ФДР отдыхает, но Гопкинс, знавший своего шефа, безошибочно определил – президент «заправлялся горючим». А неунывающие «поджигатели войны», как окрестил Гопкинс Шервуда и иных, работавших в контакте с БСКБ, отчеканили: Черчилль предлагает США вступить с Англией в «гражданский брак». Конечно, рассмеялся Шервуд, не признанный конгрессом.

17 декабря, по возвращении в столицу, Рузвельт выступил на пресс-конференции и сообщил план, обдуманный на залитой солнцем палубе «Тускалусы». Он повторил уже известный тезис: «Наилучшая оборона Соединенных Штатов – успехи Англии в ее самообороне». Но как помочь англичанам? Президент сказал, что некоторые предлагают одолжить Англии деньги, а другие – передать вооружение и снаряжение в виде дара. Последнее утверждение было серьезным преувеличением – таких в США почти не было.

ФДР, однако, был заинтересован не в выяснении расстановки сил, а в новой демонстрации своих известных качеств – сторонника среднего курса. «Я пытаюсь теперь ликвидировать символ доллара… Освободиться от этого глупого старого символа доллара, – сказал Рузвельт и объяснил: – Представьте себе, что загорелся дом моего соседа, а у меня на расстоянии 400–500 футов от него есть садовый шланг. Если он сможет взять мой шланг и присоединить к своему насосу, то я смогу помочь ему потушить пожар. Что же я делаю? Я не говорю ему перед этой операцией: «Сосед, этот шланг стоил мне 15 долларов, тебе нужно заплатить за него 15 долларов». Нет! Какая же сделка совершается? Мне не нужны 15 долларов, мне нужно, чтобы он возвратил мой шланг после того, как закончится пожар».