Тайные фрегаты - Виктор Лаптухин

— В немецких землях порядок другой. Здесь бюргеры и ратманы все денежные дела держат в своих руках. Среди них есть такие, что с королями и князьями разговаривают как с равными. Если дают в долг, то под верные расписки, и знают, что платежи получат не из милости, а еще и с лихвой. Да еще могут заставить своего государя и поделиться властью. Немцы пример берут со своих западных соседей. Там голландцы уже давно без королей живут, в своих штатах имеют власть выборную и подотчетную. Ну а англичане совсем недавно со своим королем Карлом заспорили, кому распоряжаться собранными налогами. Он захотел своих торговых мужиков силой усмирить, а они ему денег на войско не дали, а потом судили и голову на плахе отрубили!

— Господи, помилуй и спаси! Слышали мы об этом богомерзком деле, — дед Кондрат истово перекрестился и строго взглянул на Ивана. Перекрестился и тот.

— Поэтому в тех краях власть предел своей силы понимает, а все люди могут свободно заниматься ремеслами и торговлей. Цеховой устав и городские законы служат им верной защитой. Главное — исправно плати налоги. Если накопил денег, покупай землю, строй дом, расширяй дело и получай новую прибыль, греха в этом нет. Если ты бережлив, работящ, законопослушен, то будет удача, а Бог поможет во всех делах!

— Тьфу, Всемогущего Творца за торгового товарища почитают! Готовы Его приказчиком в свою лавку посадить! Грешно и слушать такое, — возмутился дед Кондрат.

— В каждой стране свой обычай, — спокойно ответил хозяин. — Конечно, между собой все они грызутся, но на защиту общих прав встают как один. Знают, что при таком порядке даже человек простого рода может высоко подняться. Вон француз Луис де Геер в Швецию приехал почти нищим. Начал руду плавить не в земляных ямах, а в каменных доменных печах, полосовое же железо ковать немецким способом. Трудился много лет, сам обогатился, и доходы страны увеличил. Теперь с ним и другими промышленниками королевская власть обходится очень почтительно!

— Складно ты, Василий, рассказываешь, но только в Стокгольме эти законопослушные и богобоязненные молодцы всю мою лавку разнесли, а мне голову разбили! Потом на суде смеялись в глаза, от всего отпирались.

— Говорят, что торг любит волю, а почитает меру, вес и счет! Я же сказал, что они и друг другу спуску не дают, ну а с иностранцем разговор особый! Его товар сразу оценят, а самого испробуют на хитрость. Обижаться на это не надо, торговое дело вольное и рисковое. Так вот, если товар ценный, а ты умен и за тобой стоит сильное торговое товарищество или казна, дело поведут как с равным. Если что-нибудь не так, разговор будет другой. Совсем плохо, если у тебя товар дорогой, а ты слаб и глуп. Тут же оберут, а могут и просто убить.

— Как тебя-то столько лет в этой земле Бог милует? Или ты, как Гришка Катошихин, нанялся к ним на службу? Тогда почему…

— Помолчи! Меня с этим вором не ровняй! — резко возразил хозяин лавки. — Я же был купцом суконной сотни и по именному указу отпущен в немецкие земли. Теперь в Ревеле состою в цехе скорняков…

Внизу звякнул дверной звонок-колокольчик, а через малое время кто-то затопал по лестнице. В комнату заглянул слуга, сделал хозяину знак и исчез.

— Спустись вниз, Кондрат. В лавке тебя ожидает человек в синей куртке, на шее красный платок. Передашь ему то, что тебе дали на воеводском дворе… Что спросит о московском кожевнике, что сбежал в Стокгольм, говори все как есть.

— Теперь понятно, какой торг ты ведешь!

Когда за дедом закрылась дверь, хозяин повернулся к Ивану. Еще раз внимательно осмотрел, пощипал короткую бородку и ласково улыбнулся.

— Лет тридцать назад и я был такой же как и ты. Тоже первый раз за рубеж выбрался! Не страшно в новых землях с новыми людьми?

— Любопытно. А кто такой этот Гришка?

— Вижу парень ты не глупый и о том, что здесь увидел и услышал, болтать не станешь, — хозяин еще раз оглядел Ивана. — О деле Григория Катошихина расскажу тебе в назидание! Хотя о многом мы и не знаем! Но достоверно известно, что при покойном государе Алексее Михайловиче он был принят подьячим в Посольский приказ. Оказался толковым и исполнительным, был допущен к переписке на высочайшее имя, стал получать наградные и кормовые, а жалования ему положили тридцать рублей в год! Но однажды совершил ошибку: в самом начале грамоты на имя великого государя слово «государь» пропустил! Царь-батюшка это самолично заметил и потом боярину Ордину-Нащокину выговаривал с неудовольствием. Но с Гришкой обошлись милостиво. Уложили во дворе Посольского приказа и маленько постегали батогами, чтобы другим было неповадно делать ошибки в казенных бумагах! А вскоре его послали в Стокгольм с царской грамотой шведскому королю… Что это ты рот разинул?

— После батогов и такое поручение?

— На государевой службе ошибаться нельзя, но с верным слугой случиться может всякое. Особенно с молодым и в первый раз. Одного только не прощают — измены. Так вот, после Тришкиной поездки за рубеж стали наши люди замечать, что Адольф Эберс, шведский посол в Москве, о наших делах стал слишком осведомлен. Подозрениям ход не дали, но на всякий случай отправили Гришку в Смоленск, где тогда шли наши мирные переговоры с поляками. Там он исчез, а потом объявился в Пруссии. Встретился с одним из придворных шведского короля, тайным другом Москвы. Выведал от него, что некий шведский полковник собирается ехать к нашему государю с важным сообщением о военных приготовлениях Стокгольма. Вот этих двоих Гришка и выдал…

В это время заскрипели ступеньки лестницы, а внизу опять звякнул колокольчик. Дед Кондрат вошел в комнату и сообщил, что выполнил поручение, а человек в синей куртке ушел.

—… Я тогда еще только дело свое начинал, но хорошо помню, как все государевы люди всполошились, — продолжал хозяин. — Гришку было приказано всякими сысками непременно сыскать. Так вот, нашелся он в Стокгольме под именем Алексашки Селецкого и был зачислен в штат королевского архива. Оказалось, что там, по приказу канцлера, графа Магнуса дела Гарди, писал книгу «Описание московского государства».

— Что же он там понаписал? — сердито спросил дед Кондрат.

— Много написал про охоты и пиры, разные обычаи. Может быть в Москве на это и не обратили бы внимания — иностранцы о нас много чепухи пишут. Но выдал Гришка тайну, за которую ему уже не могло быть прощения.

— Что за тайна?

— Теперь дело прошлое, можно сказать. Тем более во многих странах этим грешат. Написал он о том, как царская казна скупает немецкие ефимки, чеканит из них свою монету, а потом пускает ее в оборот по высокой цене. Так что с каждого ефимка имеет прибыль в семь-восемь алтын[14]!