О возлюблении ближних и дальних - Наталья Волнистая

Кристина Юрьевна сказала:

– Быстренько переоденьтесь и давайте вон туда, слова помните? Вы после ласточки.

На птичьем дворе уже маялись толстый папа в черном, мама хулигана Яковца ака ласточка, двое неидентифицируемых пернатых и чья-то бабушка-павлин, вся в перьях, блестках и каменьях, вылитый мулен-руж, каким он видится из наших палестин.

Папа в черном профальцетил, запели капели, заря занялась, грачи прилетели, весна началась. Павлинья бабушка басом несла аналогичную хрень. Яковец-мама два раза сбилась, но собралась и изложила страданья ласточки, стремившейся на историческую родину «вдоль по меридиану, сквозь пургу и снега».

– А вот и крапивничек, эта крохотная птичка никуда не улетала, но вместе со всеми радуется окончанию зимы! – объявила Кристина Юрьевна.

Вышел крапивничек. Размер пятьдесят второй, рост метр восемьдесят два плюс каблук. Красиво взмахнул крыльями.

На «птичке-невеличке» в задних рядах захрюкали. На «ягодке-малинке» к хрюканью подключились ряды передние, а задние перешли к неконтролируемому ржанью, что, в принципе, органично вплелось в сюжет: лошади тоже радуются приходу весны.

«Все, – подумала Татьяна, – фиг с ним, с этим садом, пусть сидит дома, второй раз не переживу».

Следом опозорились еще две птицы, что несколько примирило.

В конце дети трогательно пропели про ручьи и солнышко. Татьяна, не успев сбросить перья, упаковала Соньку, вручила родителям, помахала вслед машине и пошла переодеваться. Сумки, пакета с одеждой и пальто нигде не было. Встревоженным крапивничком она металась по саду, пока не сообразила, что вещи свои бросила на заднее сиденье родительской машины.

А потом ее выгнал сторож. Начало апреля, вечер, холодина, а она на улице в перьевом свитере и с хвостом, без ключей, денег и телефона. Родители доберутся до своего поселка часам к девяти. Есть запасные ключи, у подруги, но подруга на другом конце города.

Она побегала взад-вперед перед воротами сада и, решившись, бросилась к какому-то прохожему:

– Ради бога извините, вы не могли бы вызвать мне такси?

Прохожий оглядел Татьяну, на всякий случай отступил на шаг и сказал:

– Может, лучше скорую?

– Да я нормальная! В саду спектакль был, я вещи свои потеряла, ну, пожалуйста, вызовите!

Прохожий еще раз посмотрел, подумал, такси вызвал, но не ушел.

– Я с вами постою, пока такси не придет. Позвольте узнать, вы кто?

– Крапивничек! – уже со слезами сказала Татьяна.

– Что вы говорите? Никогда бы не подумал. И кстати, давайте, я перья оборву, а то вид у вас, знаете, несколько вызывающий.

– Не оборвете. Пришиты насмерть. Я пробовала.

А потом подъехало такси, и таксист отказывался везти безденежного крапивничка, так что прохожему пришлось ехать вместе с Татьяной. И обнаружить, что подруги нет дома. И звонить ей. И ждать ее. Разговаривать.

И что у них там сейчас – не знаю. Но что-то определенно есть. Хорошо, если так. Ибо каждый крапивничек заслуживает если не счастья, то хотя бы прихода весны.

О тяге к высокому

Одна девушка, Аня К., мечтала полюбить писателя.

Или поэта.

Или художника.

Кого-нибудь богемного и гениального.

Не вследствие испепеляющей страсти к прекрасному, а потому, что ей хотелось парить над творцом легкокрылой музой и тем самым запечатлеться в воспоминаниях современников и трудах искусствоведов. Вот как Анна Петровна Керн, урожденная Полторацкая, ну ничего особенного, ни-че-го! а поди ж ты – чудное мгновение, и все такое.

Аня К. познакомилась с поэтом Георгием, писавшим тонкие лирические матерные стихи.

Георгий плел из грубой пряжи будней воздушную ткань высокой чувственной поэзии. Плелось натужно: русский матерный пока еще беднее и однозначнее русского литературного, хотя и не все об этом догадываются. На выходе вместо изящного кружева валансьен получалась унылая неказистая дерюга, пригодная для вытирания сапог после посещения хлева, не более того.

Георгия пришлось бросить – Ане К. не улыбалось остаться в памяти потомков в окружении слов на сомнительные буквы.

Затем возник скульптор Вениамин, концептуалист. Он изваял Аню К. в виде параллелепипеда (50 х 30 х 25 см), в одну грань которого были вмурованы дужками солнечные очки, из другой свешивались три разноцветные ленточки, из третьей торчал тюбик дорогой герленовской помады. На остальных гранях, как на заборе, были нацарапаны слова и выражения из стихотворческого лексикона поэта Георгия. Все вместе называлось «Счастье мое».

Аня К. оскорбилась спорной трактовкой своего образа и ушла, предварительно расколотив параллелепипед молотком и выковыряв из осколка собственную почти непользованную помаду. Скульптор Вениамин бегал вокруг, заламывал руки, взывал к ответственности перед будущими поколениями, но остановить акт вандализма не решился: он не был самоубийцей и понимал, что неправильно изваянное счастье в гневе способно разнести на субатомные частицы музей Гуггенхайма со всем его современным искусством и при этом не испытать ни малейшего сожаления от содеянного.

Далее жизненный путь Ани К. был отмечен удручающими в своей бесперспективности вехами – мыльно-оперным режиссером Ростиславом, композитором-песенником Кириллом Олеговичем и эстрадным юмористом Виталиком.

А прошлой весной проживавший в седьмом подъезде инженер-механик Леонид своими руками вскопал под Аниными окнами клумбу, сторожил по ночам, гонял падких на чужой посадочный материал соседей, и в одно прекрасное утро Аня К. увидала на клумбе свое собственное имя, проросшее нежными белыми нарциссами, а рядом – красно-тюльпанное кривоватое сердце.

«О боже, какая пошлость! Какая безвкусица и полное отсутствие концепции!» – с радостью подумала Аня К. и через месяц вышла замуж за Леонида.

О Вадимпетровиче, демоне

В апреле Катя уволилась из своей брачной конторы. Сказала спасибо, сыта, добавки не надо, уже знаю, кто ждет меня в моем личном аду, – Вадимпетрович, демон.

Поначалу-то ей нравилось работать Гименеем. Ну временами всплывали предпенсионные тети, жаждущие выйти замуж за первую сотню Форбса, вторую не предлагать; бодрые дедушки, ищущие спутницу заката жизни (до 28, без в/п, с мед. в/о, опыт раб. по спец.), и юные девы, пишущие «замуш с серьесными намеряниями» и согласные на вторую сотню, только чтоб обязательно красавец-брюнет.

Но терпимо, терпимо.

А потом материализовался Вадимпетрович, этаким облаком в штанах, и Маяковский тут ни при чем. С порога заявил, что у него стабильный похоронный бизнес, дом – полная чаша, живи и радуйся, но сердце просит любви. Посмотрел со значением и добавил:

– А в постели я просто демон!

Катя представляла себе демонов по Врубелю, но одышливый пузатый Вадимпетрович, не моргнув глазом, оплатил VIP-пакет услуг и при удачном раскладе пообещал десятипроцентную скидку на все, к чему имеет отношение.

Может, и напридумывал ваш Врубель.

Заполнили анкету. От будущей супруги требовалось немногое – любить домохозяйство, иметь мягкий характер, быть повышенной миловидности и средней упитанности. На вопрос «Это какой – средней?» Вадимпетрович нарисовал в воздухе пухлую восьмерку примерно 58-го размера.

После встречи с первой кандидаткой выяснилось: сорок лет – это старуха.

После второй: шестьдесят два килограмма при росте метр шестьдесят четыре – это бегемот.

После третьей: женщина должна молчать, пока ее не спросят.

– Что за неликвид вы мне, Катенька, подсовываете? – возмущался Вадимпетрович. Он раздобыл ее домашний телефон и после каждого свидания часа по два высказывал претензии. – Этой вашей Соне не понравилось, что я без цветов, эта ваша Соня чего хочет – цветы или замуж?!

Главным же недостатком учительницы Сони, инженера ЖЭС Ольги, бухгалтера Нины, швеи Русланы, ландшафтного дизайнера Дануты и прочих, и прочих было то, что они отказывались от немедленного тестирования демонических способностей Вадимпетровича. Облом случился даже с развеселой шалавой Кристиной, у которой в анкете значилось единственное требование к потенциальному мужу – «много секса».

На третьем месяце тщетных усилий пристроить клиента Кате начали сниться кошмарные сны. Будто врывается в контору Вадимпетрович с кладбищенской корзиной цветов, ручку корзины обвивает траурная лента с надписью «От демона», а Вадимпетрович кричит ужасным демоническим голосом:

– Отдайся мне!

А то и чего похуже снилось.

Теперь представьте, что посреди ночи вас поднимает телефонный звонок, вы с колотящимся сердцем, в холодном поту, трясущимися руками снимаете трубку, а в ней пыхает пламенем Вадимпетрович с жалобами на очередную неблагодарную негодяйку.

Постепенно от жалоб Вадимпетрович перешел к угрозам, и Катя всерьез начала опасаться, не закопают ли ее на участке номер триста двенадцать, украсив могилу той самой корзиной. Вадимпетрович как-то нахваливал этот участок, на пригорочке, вид замечательный, сейчас не выкупите, потом локти будете кусать.