Авианосцы Евразия против Америки - Владимир Контровский

– Хорошо, товарищ Хаммер, – невозмутимо произнёс предсовнаркома. – Меморандум о сотрудничестве будет подготовлен к завтрашнему дню, а пока вы сможете ознакомиться с достопримечательностями Москвы и вкусить нашего русского гостеприимства. До встречи на вечернем банкете, товарищ Хаммер.

– Ну, что скажете? – спросил Молотов, когда «триумвиры» остались одни.

– Буржуй он недорезанный, – буркнул Киров. – Мы таких в восемнадцатом к стенке ставили, и точка.

«Заматерел Мироныч, – подумал Молотов, – вот тебе и мальчик из Уржума. Власть – это дело такое. Может, лучше бы Сталин был генсеком? Вон он как лихо порядок наводит на Кавказе, от абреков только пух летит. Но – история не знает сослагательного наклонения».

– К сожалению, – заметил Красин, – дорезать всех американских буржуев в настоящее время несколько затруднительно. Но их можно использовать – в наших интересах.

– Американцев интересует бакинская нефть, – Киров поморщился. – А она нам самим пригодится.

– Не только нефть, – добавил Молотов, листая толстую папку с протоколами встреч. – Тут и концессии, и капиталовложения в промышленность, и долгосрочные кредиты, и режим наибольшего торгового благоприятствования. Американцам дай палец, они руку отхватят по самое плечо.

– Ситуация просчитывается, – спокойно пояснил Красин. – В дальней перспективе США интересуют наши природные ресурсы, но главное – им нужен рынок сбыта и помойка.

– Помойка? – удивлённо переспросил Киров.

– Помойка. Очередная страна, на которую можно сбросить инфляцию, спасая от неё свой внутренний рынок. В конце прошлого века такой фокус американцы уже проделали с Латинской Америкой, где их с тех пор «любят» горячо и пылко. В мире зреет финансовый кризис, и воротилы Уолл-стрит очень хотят, чтобы этот кризис был для них как можно менее болезненным. Россия – огромная страна, и огромный рынок, для насыщения которого нужно немало лет. И ради этого американцы согласятся на многое, в том числе и на помощь нашему «режиму», как его называют на Западе. Но есть ещё и ближняя перспектива.

– А именно? – спросил Молотов.

– В Европе – особенно в Германии – не очень любят США, мягко говоря. Дело идёт к войне, и Соединённым Штатам очень не хочется остаться в этой войне без союзников. Мы им нужны как противовес кайзеррейху, тем более что совсем недавно немцы были нашими противниками. Обычная американская практика – во время Мировой войны они помогали и Англии, и Германии, лишь бы они ослабили друг друга.

– И ты предлагаешь, Леонид Борисович, – с вызовом бросил Киров, – чтобы русские солдаты снова проливали кровь за чужие интересы?

– Ни в коем случае, Сергей Миронович. Я предлагаю извлечь максимальную пользу из американских предложений. Нам нужна индустриализация – как и за чей счёт мы будем её проводить? Обдерём как липку крестьян, которые только-только встали на ноги, и погоним на стройки социализма трудовые армии, как предлагал товарищ Троцкий, доблестно павший в бою с врагами революции? Нет, так не годится. Мы возьмём американские деньги, и построим на них заводы – например, тракторные, которые в случае необходимости быстро станут танковыми. И мы пойдём на кое-какие уступки, но взамен попросим уже не деньги, а специалистов, оборудование и технологии.

– Однако долги полагается возвращать, – с сомнением в голосе проронил Молотов. – Как бы нам не закабалиться вконец. И ещё эти нефтяные концессии…

– Да, долги полагается возвращать. Но не всегда: бывают случаи, когда возвращать их не нужно – например, если кредитор безвременно почил в бозе. Государства – они ведь тоже смертны, они имеются свойство рушиться и распадаться. Не факт, что из будущей мировой войны США выйдут победителями, особенно если мы не будем их союзниками.

– О как! – восхищённо произнёс Киров. – Твоим же кайлом, да тебе же и поделом?

«Чёрта его же вилами… – подумал глава Верховного совета. – Лихо…».

– Примерно так, – Красин холодно улыбнулся и добавил, обращаясь к Молотову: – А концессии, Вячеслав Михайлович, как и долевое участие заграничного капитала в нашей промышленности – это не смертельно. В случае войны эти предприятия национализируются – придут на бакинские нефтепромыслы красноармейцы товарища Фрунзе и очень вежливо – штыком – попросят совладельцев освободить помещение.

– Рискованно, – Киров яростно почесал подбородок. – Но – возможно. Ну ты и хват, Леонид Борисыч, – надо думать, тебя не сильно беспокоит, честно это или нет?

– Если ты садишься играть с карточным шулером, о честности лучше забыть. И разве получать с должника больше, чем ты ему одолжил, – это честно? Вот-то и оно… А политика международная вообще дело нечестное – увы. Может быть, она когда-нибудь станет честной, если нам удастся построить тот новый мир, в который я искренне верю, но пока… Однако это всё лирика, товарищи, а прагматический итог таков: американские предложения следует принять – разумеется, с разбором, а не огульно. Нам эти предложения крайне выгодны, такое моё мнение.

– Тогда что, сотрудничество с немцами сворачиваем? – спросил Молотов. – Хаммер намекнул, что такой поворот для США очень желателен.

– Ни в коем случае, – повторил Красин. – Во-первых, они помогают нам не займами, а натурой – за наше сырьё мы получаем из Германии промышленное оборудование и готовую технику. А во-вторых – кайзеррейх видится мне нашим союзником в будущей войне. Или вы считаете, что с Америкой мы управимся самостоятельно? И вообще: ласковый телёнок двух маток сосёт, есть такая русская пословица.

– А что с этим товарищем Хаммером? – спросил Киров, вставая из-за стола.

– А что в нём особенного? – Молотов закрыл папку с бумагами и тоже встал. – Он гонец, и ничего больше. Но гонец с доброй вестью, таких в былые времена награждали. Вот и мы его наградим – яйцами.

– Чем-чем? – Киров слегка опешил.

– Яйцами Фаберже – мне рассказывали, как у него загорелись глазки, когда он на них смотрел. Подарим ему пару таких яиц, а лучше – продадим за символическую цену, ему как бизнесмену это будет понятнее. И приятнее.

Европа напоминала перегретый паровой котёл, у которого по недосмотру механика закрыт предохранительный клапан. Стенки котла вибрировали и зловеще гудели, стрелка манометра плясала у красной черты, однако кочегары, не замечая (или не желая замечать) грозных признаков грядущей катастрофы, лопату за лопатой продолжали подбрасывать в уголь в пышущую жаром топку. Взрыв (экономический кризис, знаете ли, в этом всё и дело) казался неизбежным, но каждый из участников этого взрывоопасного эксперимента почему-то полагал, что его не заденет.

Кайзеррейх деловито пришивал к мундиру Великогермании, надетому на мускулистое тевтонское тело, цветные лоскуты расползшейся Австро-Венгрии, бесхозно разбросанные по мостовым европейских столиц. До вооружённых конфликтов пока не доходило – вопросы решались на дипломатическом уровне, где призывы помочь германоязычному населению, угнетённому бессовестными чехами и поляками, соседствовали с девизом «Кайзеррейх есть законный наследник и правопреемник Священной Римской Империи!». Война пока ещё не грянула, но она уже вызревала: дым заводов Рура сгущался и обретал форму, превращаясь в стальные слитки танков и тяжёлых орудий.

В кайзеррейхе, памятуя баррикадные бои начала двадцатых годов со сторонниками «русского пути» и учитывая воинственную популярность нацистов, не скрывавших своего желания подвинуть «старика Вильгельма», нашли действенное средство борьбы с кризисом. Экономика Германия была жёстко централизована и милитаризована – военно-феодальное государство, каковым являлся кайзеррейх, оказалось отличным инструментом для обуздания стихии рынка и аппетитов всех его участников. Статус армейского офицера в Германии был неизмеримо выше статуса удачливого торговца, и лозунг «Пушки вместо масла» не вызывал резкого протеста у Фрицев и Гансов. К тому же германские пушки можно было обменять на русское масло – такой обмен устраивал обе стороны. И кайзеррейх вооружался, готовясь потребовать у кое-кого оплаты старых счетов, и не слишком жаждал американских кредитов – их заменило бартерное сотрудничество с Народной Россией, незатронутой кризисом.

Здраво оценивая масштаб «германской угрозы», США лихорадочно искали выход из создавшегося положения. Дядя Сэм давно прижал прекрасную Францию в гостиной Европы, как называли пространство между Пиренеями и Рейном, и властно запустил ей руку под юбку, ощупывая соблазнительные округлости прелестницы и прикидывая, в какой позе её попользовать. Мадам время от времени попискивала, изображая оскорблённую невинность, и тогда Дядя Сэм указывал ей на север, где угрюмо ворочался тевтонский варвар, до глаз закованный в крупповскую броню: мол, я тебя подарками дорогими одариваю, а это чудище железное тебя попросту изнасилует, и спасибо не скажет. И прекрасная Франция вздыхала, томно закатывая глазки, и снова падала в цепкие объятья сухопарого заокеанского ухажёра. Американские кредиты были ей необходимы, чтобы хоть как-то залатать дыры в экономике и сгладить социальную напряжённость – социалисты прямо называли правительство Блюма «правительством национального предательства», и на Елисейских Полях во весь рост маячил призрак Парижской Коммуны.