Спасти Вождя! Майор Пронин против шпионов и диверсантов - Арсений Замостьянов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А чего ж его искать? Он известно где – на ипподроме. За лошадками следит. Он у нас всю жизнь по конской части.
– В том-то и дело, Елена Евгеньевна, что нет его на ипподроме. Пропал. И в квартире нет – на Стрелецкой улице. Так что вы уж нам помогите... Прошу великодушно.
– Чтобы вы, да не могли найти! Нет у меня к вашим словам доверия.
– Что ж я вам доверия не внушаю? – удивился Пронин. – Беда! Я ж всю жизнь на доверии работаю и проверен многократно. Тогда подождите минут пять. Сейчас доем сосиски – и пойдем к вашему начальству. Придется мне вас задержать для дачи показаний. Мой шофер подбросит вас до Лубянки. Вот там и поговорим. Завтра. А может быть, послезавтра. Вам ведь спешить уже будет некуда. Стены у нас толстые, а питание калорийное. Вы сосиски-то ешьте, ешьте. Сочные они у вас. Давно таких не едал. У нас хуже кормят. Поверьте, Елена Евгеньевна, я не люблю выкручивать руки и загонять в угол. Но что делать, если вы мне не доверяете? С волками жить – по-волчьи выть.
Она не притрагивалась к еде. Схватилась за чашку чая – и отпрянула, обожглась.
– Вы сказали, что давно знаете Прокопия...
– Мы вместе служили. В 19-м году.
– Выходит, вы знаете...
– Знаю, знаю, что он не Назаров. Невелика тайна. Когда вы последний раз его видели?
– Неделю назад. Он приезжал. Он иногда ко мне приезжает. Вы знаете, Прокопий живет без женской руки. А я и накормлю, и обошью. Я тогда наш ростовский борщ сготовила.
– И как он вам? Не болел, не нервничал?
– Не болел. Но нервничал, тут вы правы. Какой-то он был перекрученный. Я даже спросила: неприятности по службе? Он не ответил, только головой покачал. Он же молчун у нас.
– Если бы он вам понадобился – где бы вы его искали?
– В конюшнях.
– Он пропал. Нет его ни дома, ни на службе. С чего бы вы начали поиски?
– Ну, у него есть женщина.
– С текстильной?
– Да, Людкой зовут. Живет на Преображенке. На Суворовской улице.
– Ну, вы же знаете адрес. Не тяните, прошу вас.
– Дом семь. А там найдете.
– Спасибо вам, Елена Евгеньевна. Благодарность от начальства вы получите, как я и обещал. Ешьте сосиски, оплачено.
Потяжелевший от горячего обеда, Пронин на этот раз уселся на переднее сиденье.
– Что, Иван Николаич, теперь по всей Москве рыскать будем?
– И не только по Москве. От Кронштадта до Владивостока! А сейчас – на Суворовскую улицу, к Преображенке.
– В момент доставим!
– Хорошая у тебя работа, Адам. Осень, холод. Вода под ногами, вода сверху. А у тебя в машине – чисто и тепло. Крути себе баранку и думай о приятном.
– А вы не завидуйте, товарищ майор. Каждому свое.
– Знаю. Слесарю слесарево. И все-таки автомобиль – великое изобретение нашего времени. Раньше и цари так не ездили! Чичиков в бричке трясся. И Суворов, именем которого названа улица, на которую мы едем, знать не знал такого комфорта.
– И запаха бензина не знал!
– Ну, Адам, это ты зря. Если бы не автомобили с их бензином и скрежетом – мы бы в столице нашей родины погрязли в дерьме. В конском, разумеется. Великие умы лет пятьдесят назад говорили: если города будут разрастаться – проходу не станет от дерьма. И только изобретение автомотора избавило нас от такой участи!
– Чудеса!
– Диалектика.
Преображенская – рабочая окраина Москвы. Опрятные, чистые улицы, скромные двухэтажные дома. Прохожие крутятся только возле рынка и кладбища. Остальные – трудятся на заводах и фабриках, которых в этом районе Москвы было немало. Тихая, извилистая Суворовская улица начинается на задворках Преображенской площади. Они легко нашли дом, и Пронин снова оставил верного Адама в одиночестве.
Управдом разъяснил Пронину, что Людмила уже вернулась с утренней смены, но недавно вышла из дома с кошелками. Наверное, на рынок пошла. Пронин вместе с управдомом вскрыл дверь, и они чинно расположились на стульях в комнате Людмилы. Жилье ткачихи было обустроено не без кокетства. Шелковое покрывало на кровати, гобелен на стене. На фанерном трюмо – фарфоровые слоники. В ее комнате стоял парфюмерный запах, как будто в воздухе растворена пудра. Ждать пришлось недолго. Дверь скрипнула – и они увидели озабоченное, удивленное лицо хозяйки.
– Здравствуйте, товарищ Прохорова! – сказал Пронин. – Не бойтесь, мы люди официальные.
– Здравствуй, Людмилка! – подал голос управдом.
– Обалдел, сердечный! Где это видано – в закрытую-то дверь вламываться. А ну выметайтеся отсюда, пока вас скалкой не отходили.
Пронин продолжал сидеть на стуле.
– Вы знакомы с Прокопием Назаровым?
– А кто вы таковский, чтоб вопросы мне задавать? Вас что, участковый послал?
– Вы про ЧК слыхали? Или хотите, чтобы я с вами поговорил у нас?
– Где это у вас?
– Об этом вам лучше бы не знать.
– Отвечай, Людмилка. Головой рискуешь, – проскрипел управдом.
Пронин впервые внимательно на нее поглядел. Она сдалась, перепугалась и была готова отвечать.
– Вы знаете, что Прокопий пропал? Его нет ни на службе, ни дома. Он скрывается.
– Я не знала!
– Врешь! – крикнул управдом, но Пронин одним движением руки его одернул.
– Верю, вы не знали. Но догадывались, что он может исчезнуть.
– Не знаю. Каждый может исчезнуть.
– Неплохо сказано! Куда он мог податься? Есть же у него укромное место?
– Ничего у него нет. Он как загнанный волк. Всю жизнь живет вполголоса. Я знала, что вы когда-нибудь за ним придете...
– Где нам его искать?
– Не знаю! – она готова была расплакаться. – Мне от матери достался дом под Владимиром. Мы с ним туда ездили однажды. Я не виновата! Я не знала! Если он там...
Пронин встал, собрался уходить:
– Никто вас не обвиняет. И не посмеет обвинить, поверьте мне. Моя фамилия Пронин. Майор Пронин. Куда нам ехать? Дайте адрес.
– Деревня Костерево. Километров сто пятьдесят от Москвы, – всхлипнула Людмила. – Улица Либкнехта, дом шесть.
– По Владимирке? Понятно. Спасибо вам, товарищ Прохорова.
– Ну, Адам, вот и отъездились мы по Москве. Поворачивай в Черкизово. В Костерево поедем. Это после Петушков. Под Петушками, помнишь, мы с тобой по грибы ходили?
– Да знаю я те места. И Костерево знаю. Пионерский лагерь там. Мой Лешка там летом отдыхал. Часа за три доберемся, если с дорогами все в порядке.
– Значит, четыре часа ехать, – вздохнул Пронин. – А делать нечего. Самолета мне не дадут. И даже танка не выделят для проходимости по осенним дорогам.
Дорога на этот раз не подвела, и добрались они до Костерева ровно за три часа. Немного покрутились вокруг пруда и нашли улицу Либкнехта с ее обыкновенными деревенскими избами. Одинаковые, стандартные избы отличались только узорами наличников.
– Останови! – Пронин перешел на шепот: – К шестому дому не подъезжай.
Пронин выпрыгнул на воздух, быстро размял затекшие ноги. Зарядил верного «коровина». Зелень уже сошла и спрятаться было сложно. Пробежками от дерева к дереву он добрался до калитки шестого участка. Открыть засов – пара пустяков. А забор высоковат, без шуму не перелезешь. Пронин увидел заброшенный сад, избушку, которую явно давно не подновляли. Ну, вроде бы в саду никого нет. Пронин ухитрился почти бесшумно отодвинуть засов и прошмыгнул в калитку, перепрыгнув через канаву (на ветхий мосток он ступить не решился). Свет в доме не горел. Электричества там не было, но Пронин разглядел бы и свечное пламя. Он уже переложил «коровина» из кобуры в карман и держал руку на курке. Подкравшись к дому, Пронин заглянул в окно. Никого! Но слуховое окошко на чердаке приоткрыто. Кто-то здесь притаился или был недавно, да уехал. Пронин решился проверить дверь. От легкого прикосновения она распахнулась. Он боком вплыл в дом. В сенцах никого, только грязь по углам. Входную дверь Пронин оставил открытой и посматривал туда. Пронин подкрадывался к лестнице на чердак, когда в тишине он явственно услышал конское ржанье и топот. Он бросился к окну. Да, лихой кавалерист наконец перескочил через забор и помчался по улице Либкнехта. Это Прокопий! Кто бы еще такое устроил? Пронин бросился к двери, спрыгнул через несколько ступеней и дух перевел уже в машине:
– Адам, ты видел всадника? За ним!
Но проехать они смогли только до конца деревенской улицы имени немецкого революционера. Дальше – болотистые перелески, потом – круча, речка Пекша и сосновый лес. Сначала – редкий, как в каком-нибудь московском парке. А потом – настоящий густой лес. «Эмка» не танк, погоню придется продолжать как в благословенном XIX веке. А всадник был уже далеко... Пронин видел за Пекшей его фигуру, которая, как в перевернутом бинокле, становилась все меньше. Прицелился, выстрелил в лошадь. Промах! Нет, уже не достать.
Придется делать крюк. По объездной дороге они поехали на колхозную ферму. Там – лошади.
Пронин схватил за шиворот председателя: