Похоронный марш марионеток - Фрэнк Фелитта

Капитан Эмери взял в руки модель самолета и покрутил ее в воздухе, имитируя полет.

— Что было в голове у этого идиота? — вырвалось у него. — Он что, развлекался? Или помешался на игрушках? Вам доводилось, лейтенант, когда-нибудь сталкиваться с таким способом убийства?

— Нет, сэр, — ответил Сантомассимо.

Капитан перевел взгляд на Бронте, затем на Хейбера. Те тоже покачали головами.

— Как насчет других странных способов? — нетерпеливо воскликнул Эмери. — Разве нельзя порыться в компьютере и… и… поискать что-нибудь подобное…

— Сэр, мы уже предприняли такую попытку, — ответил Сантомассимо. — Это нетипичный способ поиска, но…

— Что «но»?.. Что вы нашли?

Когда капитан Эмери поднял голову, его лицо было белым как мел. Никогда еще Сантомассимо не видел его столь раздраженным. Убийство на пляже казалось капитану отвратительным. Он воспринимал его как вызов всему тому, что узнал об этом типе преступлений за время своей службы.

— В Бишопе один субъект забивал проституток до смерти двенадцатидюймовым искусственным членом. Звучит как идиотская шутка, но это правда. Теперь отбывает пожизненное заключение в Чино.26

— Что еще?

— В Сакраменто27 хозяйка пансиона подсыпала постояльцам в суп секонал28 и, когда они засыпали, выкалывала им глаза штопальной иглой.

— Мерзость!

— Сейчас находится в государственной клинике для душевнобольных в Камарильо.29

Капитан Эмери посмотрел на стоявших в тени Хейбера и Бронте. Их темные силуэты хранили молчание. Продолжая держать самолет в руке, капитан указал на мусор, разложенный на столе:

— Ну хоть что-нибудь можно извлечь из этого дерьма?

— Может быть, позже что и всплывет, — сказал Бронте, — но пока…

Капитан Эмери какое-то время пристально разглядывал мусор, потом резко перевел взгляд на Сантомассимо.

— Лейтенант Сантомассимо, — тихо произнес он, — скажите честно, что вы думаете. Он убьет еще кого-нибудь?

— Вы скажите мне, капитан. Назовите возможные мотивы, подскажите направление поиска. Пока все, что у нас есть, — это ни с чем не сообразный способ убийства. Я хочу сказать, что мы не знаем, с кем или чем имеем дело.

— А хотите знать, лейтенант? — спросил Эмери. — Я скажу вам.

Сантомассимо проследил за тем, как капитан поставил модель аэроплана на стол. Казалось, что самолет вот-вот взлетит, взмоет вверх, сделает петлю и, повинуясь пульту дистанционного управления, рухнет на кучки мусора, в которых, быть может, удастся отыскать какие-то улики, позволяющие найти убийцу. Детективы, думая каждый о своем, долго смотрели на бутылочные крышки, использованные презервативы, камни и желтоватый попкорн.

— Мы имеем дело с маньяком, — наконец произнес капитан Эмери.

По вечерам в пятницу Сантомассимо обычно ходил в кино. На этой неделе главным хитом в кинотеатре «Уилшир» в Вествуде были «Огни города»,30 фильм о двух полицейских, которые положили конец войне бандитских группировок, но сами оказались втянуты в торговлю кокаином; в картине также присутствовали мистические ритуалы гаитянской религии вуду. Публика, в основном молодые парочки, заходилась от восторга, когда бравые копы поливали джунгли свинцовым огнем из своих «узи». Сантомассимо знал, что в жизни все выглядит совсем по-другому. Жизнь и работа полицейских не так однозначна и примитивна, как любят изображать на экране.

Он рассеянно наблюдал за сценой боя с участием вертолетов над морем у берегов Флориды и лениво жевал попкорн, вновь и вновь мысленно возвращаясь к убийству на пляже. Что такого сделал Хасбрук, чтобы разносить его на куски? Кто обставил его последние минуты с таким дьявольским юмором? Чьим любительским фильмом явилась эта смерть — смерть столь ужасная, что ее нельзя было бы показать на настоящем экране?

И как быть с душой? Тетя Роза из Бруклина свято верила, что в день Воскресения тело человека должно быть целым, дабы он мог возродиться к вечной жизни. А немногочисленные останки Хасбрука уже либо исчезли в огне лабораторного крематория, либо преданы земле Майлзом Клентором. Евреи быстро хоронят своих мертвецов.

Сантомассимо заехал в «Средиземноморье» — итальянское кафе на бульваре Санта-Моника, где готовили великолепный «эспрессо» и настоящие dolce pane,31 о которых американцы ничего толком не знали. Здесь также подавали салат из морепродуктов под томатным соусом, который за пределами Неаполя просто не найти — его не было даже в Маленькой Италии32 на Манхэттене. Рыбу — и ту привозили сюда с побережья Мексики, где вода была менее грязной.

К счастью, «Средиземноморье» миновала эпидемия хрома, черно-белой плитки и алюминиевых ламп. Здесь царил стиль старой доброй Европы, было по-домашнему уютно, стояли огромные бутылки «Кьянти» с горлышками в три фута, висели связки чеснока и колбасы, одну из стен украшало зеркало в тосканской резной раме и имелся огромный выбор соусов, выставленных в стеклянных мисках, чтобы посетитель мог сделать выбор по собственному вкусу.

После развода, состоявшегося два года назад, жизнь Сантомассимо постепенно вошла в спокойное русло. Правда, почему-то изменились некоторые его пристрастия, и рационального объяснения этому он найти не мог. Теперь он пил только «эспрессо», а до развода отдавал предпочтение чаю. Он вновь полюбил итальянскую кухню, но признавал только хорошие рестораны. Раньше он обожал молочный шоколад, а теперь — горький. Он перестал смотреть мелодрамы и перешел на триллеры и полицейские фильмы.

Развод отрезвляет. Он научил его видеть женщин такими, каковы они на самом деле.

— Dolce? — спросил официант, указывая на стойку с десертами.

— Dolce? Да, Фил, пожалуй. Dolce far niente.33

— Ну, это не про вас, лейтенант. Не такой у вас вид! Трудное дело?

— Все дела трудные.

Официант принес марципановую булочку на красивом, покрытом салфеткой блюде.

Сантомассимо внимательно просмотрел последний выпуск «Лос-Анджелес таймс». Ни строчки об убийстве на пляже. Странно. Вероятно, капитан Эмери намеренно не делал заявления, выжидая, когда номер будет сверстан. Но уж толстяк Стив Сафран наверняка не только рассказал об убийстве, но и показал сюжет с места происшествия в 11-часовых новостях. Он страсть как любил все экстравагантное, жестокое и жуткое. Его ночные новости неизменно заставляли содрогаться.

Сантомассимо помешивал ложечкой кофе, наблюдая за тем, как океанский бриз колышет ветви пальм на противоположной стороне бульвара Санта-Моника. У кинотеатра через дорогу красовалась афиша фильма «Урожай убийцы».34 Одному богу известно, какие мысли рождались в голове выходивших из кинозала зрителей — на вид самых обычных граждан.

Он размышлял, не посмотреть ли ему этот фильм — в темноте кинотеатра обычно хорошо думалось, — но потом решил, что на сегодня хватит, он слишком устал.

— Еще чашечку кофе, лейтенант? — спросил Фил.

— Нет, спасибо. Лучше поеду домой спать. Если лимонные пирожные свежие, я возьму с собой несколько штук.

— Вечерняя выпечка.

— Ну и отлично.

Сантомассимо взял белый бумажный пакет с пирожными и направился к своему голубому «датсуну».

Он ехал к шоссе, тянувшемуся вдоль бесконечно длинной полосы пляжей. Ему нравился вид, нравилось смотреть, как мерно колышется черный шелк океанской воды, в котором отражаются огни города. Завораживающе-таинственная картина, вызывающая в душе щемящее чувство одиночества. Бескрайняя тьма Тихого океана казалась такой же непостижимой, как смерть.

Сантомассимо оставил машину в подземном гараже многоэтажного дома на бульваре Сансет,35 стоявшего прямо над шоссе Пасифик-Коуст, с видом на пляж… и на то место, где произошло убийство. Он поднялся на лифте наверх, открыл дверь, походил из угла в угол, съел одно из пирожных, подошел к окну и стал смотреть на пляж. Соседние дома и пальмы частично закрывали вид, но его воображение восполняло то, что было скрыто от глаз.

Ему хотелось знать, что думает об этом расследовании Бронте. Они оба были итальянцами, и это делало их больше чем просто коллегами по участку. Но Бронте, как человек семейный, был вечно взъерошенным и постоянно куда-то спешил. Из-за этого его недооценивали. Бронте очень встревожило убийство на пляже. Подобные странные убийства было сложнее всего расследовать не только из-за их иррациональной природы, но и потому, что существовал лишь один ключ к разгадке: новые жертвы. Второй труп. Третий. Четвертый.

Щелчок.

— Техника… Вот к чему все сводится… К технике…