Небо примет лучших. Второй шаг - Ирина Сон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мертвенно-бледный юный раб схватился за свой ошейник, оттянул его, словно тот вдруг затянулся и стал душить.
– Есть! – возразил он и сцапал шкатулку так быстро, что я не уловил движения рук. – Я есть!
Мы воззрились на раба. И у хозяина, и у Тархана, и у меня, подозреваю, вытянулись лица.
– Ты?! Ты же безродный щенок! Я же купил тебя у проезжего купца! Да какое отношение ты имеешь к клану Хуай? – воскликнул хозяин.
Раб отступил, прижав шкатулку к груди, выпрямился, и его голос зазвенел:
– Самое прямое! Я Унур, правнук главы Унура, которому служил господин Хаган! Мы столетие пытались попасть в эти земли, чтобы найти эти проклятые бумаги! Мои родители в ногах валялись у хозяев, чтобы меня отправили на рынок Ногона!
Хозяин постоялого двора побледнел, покраснел и вдруг закричал:
– Молчать! Хватит выдумывать! Никакой ты не Хуай! Ты – мой раб! Раб! Обычный безродный и никому не нужный мальчишка!
Унур попятился к Тархану, упрямо покачал головой. Его подбородок задрожал, но мальчишка лишь выше его вздёрнул и ещ сильнее выпрямился.
– Я Хуай. Только у кровных Хуай есть такое! – Он задрал левый рукав. Глазам предстала россыпь причудливых красных родимых пятен, обвившая предплечье. – Документы вернулись. Они оправдывают наш клан. С этой минуты я не раб, а глава Хуай!
– Да плевать мне на документы! – возопил хозяин.
Его лицо залила дурная краснота. На виске забилась жилка. Размахивая руками, мужчина двинулся на мальчишку, а тот весь сжался, оскалился, словно волчонок перед отчаянным броском, и обнял шкатулку, пытаясь закрыть её от чужого гнева. И такое выражение лица у раба сделалось… знакомое. Точно такое же я видел в зеркале совсем недавно.
Унур так же отчаянно хотел вернуть своему клану честное имя, как я – узнать правду о преступлении отца и роли клана Ляо в его измене. Была ли вообще там измена? Ведь мой отец не мог совершить то, в чём его обвинили, он был совсем в другом месте…
Руки сами потянулись к рабу и задвинули его за спину. Я вышел к орущему хозяину постоялого двора и учтиво поклонился.
– Досточтимый, полагаю, вы не желаете терять выгоду от обладания таким молодым рабом? Могу ли я предложить вам сделку? – пропел я сладким голосом, какой от меня слышала лишь госпожа Сайна.
Мужчина, не ожидавший подобного, так и замер с занесённой рукой и открытым ртом. В глазах появилась растерянность.
– А?
– Во сколько вы оцениваете этого раба, досточтимый? Если я предложу вам десять серебряных монет, вы посчитаете это достойной ценой?
Мальчишка за моей спиной издал странный звук: то ли всхлип, то ли изумлённый возглас. А хозяин, услышав о деньгах, опустил руку, успокоившись, и задумчиво почесал бороду.
– И чего вы с ним делать будете? – спросил он почти спокойным голосом. – Освободить вздумали? На награду надеетесь? Так его живо со свету сживут. На эти земли давно другой клан лапу наложил! Будет рабом – проживёт до старости, а свободный Хуай никому не нужен. Не лезьте вы в это дело, господин жрец.
– Полагаю, это уже моё дело, поскольку стоит вопрос изгнания беспокойного духа, – возразил я. – Господин Хаган четко сказал, что бумаги должны попасть сначала в клан, а затем на проверку. Вам следует помнить: беспокойный дух уже наверняка почуял, что документы найдены. Как бы он ещё сильнее не разгневался. А я ведь здесь не живу и каждый раз договариваться с призраком не буду… Вы, конечно, вольны делать с рабом что угодно… – И соврал, увидев, как заколебался хозяин: – Однако мне в любом случае придётся доложить управителю провинции о найденных бумагах, потому что такие вещи должны лежать в архивах. И дело клана Хуай всё равно пересмотрят.
– Может, лучше сделаем вид, что ничего не было? – предложил хозяин, сделав выразительный жест пальцами. – Сколько вы хотите за молчание?
– Поосторожнее с предложениями, уважаемый. – Я улыбнулся ещё шире. – Мой спутник – императорский палач. Пусть сейчас он и сделал вид, что ничего не слышал, но если будете настаивать на нарушении закона, то…
Хозяин побледнел и залепетал:
– Да я ничего такого… Я вовсе не…
– Итак, десять серебряных монет за этого раба – и вы освобождаетесь от обязанности сопровождать его в столицу и разбираться с этим делом. Вполне достойная цена за избавление от проблемы. И потом… Кто знает? Возможно, этот мальчик однажды оценит по достоинству то добро, которое вы для него сделали.
В том, что мальчишка в рабстве у этого человека особо не страдал, я видел. Он был сыт, здоров, никто не бил его, не шпынял и не издевался над ним. Работал – да. Но и сам хозяин с утра до поздней ночи не разгибал спину. Даже переживал за своё живое имущество.
– Ладно, – сдался хозяин. – Договорились. Десять серебряных монет – и Унур ваш.
Раб за моей спиной громко, с облегчением выдохнул.
Глава 3
Баня на горячих источниках
Время, проведённое на свободе, определённо ударило мне в голову. Я привык к почтению людей, привык раздавать благословения и порой забывал о том, что я на самом деле не жрец, а наложник тётушки императора, сам по сути раб, причём беглый. Прав был хозяин постоялого двора, не стоило мне лезть в это дело. Но я слишком поздно вспомнил о том, что купить раба лучше было бы Тархану. На двух копиях купчей появилось моё имя, да ещё с указанием, что я жрец. И переделывать было поздно.
Я спрятал свой документ в котомку, и груз за плечами показался гораздо тяжелее. Пока Унур собирался, меня то и дело тянуло поправить лямки и проверить поклажу. Даже бесконечно терпеливый Тархан не выдержал и предложил переложить часть вещей в корзину раба.
– Нет-нет, всё в порядке. Мне не тяжело, – заверил я его.
«Это простая формальность. Стоит дойти до первого чиновника – и Унур вновь станет свободным. Никто не будет смотреть, кому он принадлежал. Будут заниматься оправданием клана, собирать уцелевших родственников и разбираться с имуществом. Я своё родовое имя не указал, а Октаев в империи много», – успокоил я себя.
Унур взял еды в дорогу, попрощался с работниками. Я окинул его придирчивым взглядом и вздохнул. Одежда на рабе не изменилась, добавились лишь обмотки на ногах да сандалии. В простецкой рубахе и старых штанах путешествовать, конечно, было можно. Но это было очень неудобно при плохой погоде.
