Нансен. Человек и миф - Наталия Будур

Наши предки, древние викинги, были первыми полярными мореплавателями. Говорят, будто их плавания по Ледовитому морю не имели значения, так как не оставили после себя прочных следов. Но это неверно. Как не подлежит сомнению, что нынешние китоловы в своей непрестанной борьбе со льдами и морем являются пионерами исследования полярной области, так же несомненно и то, что древние норманны с Эриком Рыжим, Лейфом и другими во главе были авангардом, первыми пролагателями путей для всех последующих полярных экспедиций.

Не следует забывать, что они были не только первыми мореплавателями, отважившимися пуститься в открытое море, но и первыми, отважившимися на борьбу со льдами. Задолго до того, как другие морские нации рискнули расстаться с прибрежными водами, наши предки бороздили моря вдоль и поперёк, открыли Исландию и Гренландию, заселили эти страны, а впоследствии нашли Америку и не страшились переплывать Атлантический океан от Гренландии до Норвегии. На своих беспалубных судах им не раз приходилось вести трудную борьбу со льдами у гренландских берегов, и немало их, несомненно, пало в борьбе.

Влекла их в эти плавания не только страсть к приключениям, хотя, конечно, эта страсть — одна из отличительных черт характера нашего народа, но и необходимость найти новые земли для многих беспокойных удалых голов. Норвегия для них становилась слишком тесной. Влекла их также подлинная жажда знания».

Но не стоит делать из юного Фритьофа героя, который с пелёнок знал, что именно будет целью его жизни. Наверняка молодого человека гнало в путешествие на «Викинге» и желание поохотиться, вырваться из стен университета, оказаться на воле и почувствовать себя настоящим морским волком. Однако на корабле его воспринимали не как морского волка, а как салагу. Боцман даже советовал капитану Акселю Крефтингу взять на борт не никчёмного, по его мнению, студентика, а опытного зверобоя.

Поначалу студент действительно был абсолютно никчёмным — валялся на койке в своей крошечной каюте, страдая от морской болезни. Ничего хорошего в путешествии Фритьоф не видел — кругом одно однообразное море.

Именно в первые дни плавания в его дневнике появилась запись:

«Полярное море — это нечто совершенно особенное, не похожее на всё остальное, а прежде всего не похожее на то, как мы его воображаем. Я много читал о нём, прежде чем увидел своими глазами, и представлял его как мир грандиозных ледяных гор, на фоне которых возносятся к небу гордые башни и зубцы из сверкающего льда всевозможных форм и цветов. На деле же оказалось ничего подобного: плоский белый лёд качается на зелёно-голубом море, а над ним сменяется туман, сияние солнца, буря, штиль. Вот и всё, что я пока увидел».

На четвёртый день налетел шторм, на палубу обрушилась рея, матросы принялись за дело, а студент всё лежал пластом на своей койке.

Но чудо всё-таки произошло: на следующее утро после шторма Фритьоф проснулся в прекрасном настроении — морская болезнь ушла, чтобы больше уже никогда к нему не возвращаться, в дневнике появилась запись:

«Жизнь прекрасна».

А вечером он раскурил взятую в путешествие трубку, набитую голландским табаком.

Выздоровев, Нансен стал полноправным членом экипажа и выполнял чёрную работу наравне с матросами, благо силы у него было хоть отбавляй. Да ещё оставалось время на записи в дневнике, зарисовки и научную работу.

Каждый день, когда не было шторма, Нансен тщательно измерял температуру морской воды на разных глубинах и получил очень интересные результаты, которые, как он рассчитывал, могли позволить в пух и прах разбить теорию шведского физика Э. Эдлунда, утверждавшего, что морской лёд образуется не на поверхности, а на глубине 100 метров, куда опускается переохлаждённая вода. Фритьоф на основе своих измерений понял, что в период образования первых тонких пластинок «блинчатого» молодого льда вода на больших глубинах теплее, чем на поверхности моря, и вовсе не переохлаждена. Так что «блины» не могут образовываться на глубине. Круглая форма «блина», по совершенно справедливому мнению студента, была результатом трения дисков друг о друга при лёгком волнении. Кроме того, солёность воды на глубине такова, что лёд там образоваться не может.

К сожалению, вскоре после возвращения из экспедиции Нансен забыл о намерении составить таблицы своих ежедневных регулярных наблюдений, доказывающие эту теорию, хотя, как показало время, Нансен был на верном пути. Он впервые получил следующие данные: при температуре воздуха -1–8° на поверхности температура воды была около -1,7°, на глубине 37 метров падала до -1,9°, а вот на 90-метровой отметке поднималась до -1,3°. В другом месте результаты измерений оказались ещё интереснее: на глубине 40 метров под поверхностным холодным слоем температура воды вдруг оказалась + 1–1,5°, затем на глубине 70 метров температура резко падала, а вот на 120–200 метрах вновь «прыгала» до + 1,5°.

Фритьоф вёл метеорологические наблюдения и, если не было шторма, ловил драгой морских животных. «Возня с приборами» была его товарищам-матросам совершенно непонятна! Зато они с радостью приняли «ноу-хау» студента, когда тот к драге стал прикреплять крючки, на которые попались королевские креветки длиной 13–15 сантиметров — отличное блюдо на завтрак команде, но это случилось уже возле Гренландии.

И ещё Нансен подолгу разговаривал с капитаном Крефтингом, которого считали одним из самых отчаянных полярников.

«Для меня время не тянется медленно, — писал Нансен в своём дневнике. — В этой новой для меня жизни есть на что посмотреть, есть чему поучиться… Мы с капитаном приятно ужинаем вдвоём, я жадно внимаю его рассказам о зверобойном промысле, о жизни на Севере. Потом приходят штурман и стюард, я слушаю их разговоры о событиях прошлых лет, о мореплавателях, и в особенности о перспективах тюленьего промысла».

Говорилось в эти дни очень много о том, как бы не пропустить детную, или щенную, залёжку — ледяное поле, где самки гренландского тюленя приносят детёнышей в возрасте 5–7 дней (бельков). Именно красивые белые шубки бельков были и остаются основной целью зверобоев по сей день во многих странах (в России охота на бельков запрещена с 16 февраля 2009 года). Можно назвать эту охоту абсолютно варварской, потому что бельки до первой линьки малоподвижны, ещё не умеют плавать и поэтому на них легко охотиться[15].

Однако для зверобоев обнаружить детную залёжку — значило поймать своё счастье. Но найди-ка её в океане попробуй! Можно пройти возле самой залёжки, не заметив её, и вернуться в порт с пустыми трюмами. Крупного зверя били из ружей с 8–50 метров, молодняк убивали баграми. С убитых зверей на льду снимали шкуры вместе с подкожным жиром — так называемые хоровины.