Карта монаха - Ричард Дейч

— Вы очень хорошо играете, — похвалила она.

— Благодарю вас, — ответил Майкл, не преминув бросить в сторону Поля взгляд, недвусмысленно говоривший: «И тебе спасибо».

— Вы не похожи на пианиста, — продолжала она.

Он и в самом деле не походил на пианиста. С такими широкими плечами и грубыми руками его скорее можно было принять за спортсмена или за лесоруба.

— И как же должен выглядеть пианист? — Майкл вздернул губу в полуулыбке.

— Не знаю, по-другому. — Она взглядом дала понять, что восхищается его высоким ростом. — Не так, как вы.

Улыбнувшись, Майкл сделал глоток виски.

— Мне очень жаль.

— Почему? — Она вздернула подбородок.

Подняв левую руку, Майкл повертел на пальце обручальное кольцо.

— Ну и прекрасно. — С этими словами она продемонстрировала свое обручальное кольцо, с бриллиантом в четыре карата. — Я тоже.

Майкл, не удержавшись, рассмеялся.

— Все равно спасибо.

Несколько секунд она смотрела ему в глаза, не отводя взгляда, потом улыбнулась и пошла прочь.

Поль был свидетелем всей беседы. Закончив вытирать бокалы, он подошел к другу.

— Зачем ты так поступаешь?

— Как поступаю?

— Для чего ты носишь это? — С сочувственной улыбкой Поль указал на обручальное кольцо. — Тебе не кажется, что, может быть, уже хватит? Ты достаточно почтил ее память, Майкл. Мэри хотела бы, чтобы ты был счастлив, нашел кого-нибудь, обзавелся семьей.

— Я не хочу сегодня это обсуждать.

Поль склонился к самому его лицу.

— Я знаю. Ты не желаешь это обсуждать всякий раз, когда я или Дженни заводим разговор на эту тему.

— Послушай, у вас чудесная семья. Но ведь не всякий создан для семьи.

— Нет ничего важнее семьи, Майкл. Именно ради семьи мы делаем то, что делаем. Это твои собственные слова, не мои.

Майкл смотрел на друга, не произнося ни слова.

— Невозможно идти по жизни в одиночку, Майкл.

— Послушай, у меня есть ты. — Майкл принужденно улыбнулся.

— Ага. — Буш положил руку Майклу на плечо. — Только целоваться со мной не слишком приятно.

— Ты себя недооцениваешь, Персик.

— Майкл, что сказала бы Мэри, если бы узнала, что ты один?

Улыбнувшись, Майкл допил скотч и подхватил пиджак.

— Поговорим утром.

И он вышел через заднюю дверь бара.

Глава 4

Водная гладь Кенсико неслась навстречу ветровому стеклу со скоростью смерча. Женевьева не кричала; она вообще не издала ни единого звука. В голове у нее, конечно, дела обстояли иначе. Мысли метались, как шарики разлитой ртути.

Она сидела, вцепившись в руль белого «бьюика», как будто-то каким-то чудесным образом могло спасти ее, остановить падение, — хотя в глубине души, конечно, понимала, что это иллюзия. Как ей показалось, высота моста составляла футов приблизительно шестьдесят, а упала она полсекунды назад. Впереди, на некотором расстоянии, зеленые перила, с мясом выдранные из моста, кувыркались налету, как нож, брошенный в цель.

Несколько секунд полета не оставляют времени даже для молитвы… лишь для сожалений и мучительных угрызений совести за то, что спряталась за горной лавиной и некрологами в газетах. Она жалела, что прибегла ко всем этим ухищрениям, хотя другого способа исчезнуть не было. Так ей, по крайней мере, казалось тогда. Но ее все равно нашли.

Два «форда»-пикапа появились внезапно. С выключенными фарами, они нагнали ее сзади, на скорости сто десять миль в час пролетели мимо нее, справа и слева, и понеслись к противоположной стороне моста. Там, одновременно вспыхнув габаритными огнями и озарив ночь красным, они повернули навстречу друг другу и затормозили так резко, что задымились шины. Теперь они стояли нос к носу, полностью перегораживая мост. Из кабин выскочили два человека с винтовками, нацеленными на нее, как на какого-то преступника. Она ждала до последней секунды, надеясь, что произошла какая-то ошибка и эти люди вот-вот сядут опять в свои автомобили и вернутся к праведной жизни. Но этого не случилось. Она была в ловушке и двигалась туда, где, как точно знала, ее ждет смерть. Тогда появилась мысль о побеге. Она выжидала до самого последнего момента, прежде чем изо всей силы вывернуть руль до предела вправо. Но ее расчеты не оправдались, и машина повела себя не так, как предполагалось. Лопнула правая шина, и контроль был утрачен. Ее подбросило, она обеими ногами ударила по тормозам, но безрезультатно. Пролетев сквозь перила и увлекая их за собой, машина взмыла в воздух. Теперь «бьюик», подобно ночной птице, парил над водохранилищем. Она не успела разглядеть ни лиц, ни номерных знаков, ничего. В голове отпечатался лишь общий облик «фордов» — когда-то она видела такой у знакомых.

Был и другой автомобиль, на который она обратила внимание раньше, за четыре мили до моста. Серебристый «шевроле субурбан» сел ей на хвост, когда она свернула со скоростной автострады, и ехал за ней еще ярдов двести — триста. Она остановилась у бензоколонки, чтобы заправиться, и «субурбан» исчез. Женевьева решила, что его появление было простым совпадением, помноженным на паранойю. Но когда пять минут спустя она отъехала и снова обнаружила его позади, любопытство уступило место откровенному подозрению. Так ее внимание было отвлечено, и она не замечала появившихся сзади «фордов» до самого последнего момента. Откуда ей было знать, что преследователь будет не один, а несколько? Впрочем, теперь от самооправданий не было никакого толку. Если бы она отреагировала вовремя, то нашла бы способ — на мосту с четырехполосным движением — уйти от пикапов. Теперь она знала, что умрет, не получив ответа на множество вопросов. И сожалела, что заставила страдать и теряться в догадках близких и дорогих ей людей.

Сорок футов до падения в воду: идеальная укладка и безупречный макияж не утешили ее, как это обычно бывало в тяжелые минуты.

Она видела Майкла на собственных похоронах — то были сюрреалистические минуты, когда она выслушивала надгробные речи, произносимые в ее честь, прячась за спинами людей, в шляпе с широкими полями и в очках в стиле Жаклин Кеннеди. В его глазах застыла боль: она заставила страдать человека, и без того переживающего горе. Инсценировкой своей мнимой смерти она оставила глубокую рану в сердцах всех, кто ее любил. Единственное исключение составлял ее соучастник. Пешком покинув горы, она три месяца тайно кружила по Европе и все это время надеялась, что таким образом ей удалось исчезнуть навсегда и что преследователи ее забудут. Но теперь поняла, что преуспела лишь в отсрочке неминуемого.

До воды двадцать футов: машина приняла вертикальное положение, и тут она вспомнила о сумочке. Потянувшись к заднему сиденью, Женевьева дрожащей рукой схватила кожаную сумочку и притянула ее к груди так, словно надеялась, что этот предмет спасет ей жизнь.

И вот белая машина носом вперед врезалась в водную поверхность. По сторонам встали две стены воды, образовав гигантскую букву «V». Воздушные подушки мгновенно вздулись, замыкая тело женщины в кокон, ослабляющий силу удара. Автоматически подтянулся ремень безопасности, препятствуя перемещению ее тела и тем самым дополнительно минимизируя травму от удара о воду. Физически она чувствовала себя так, как будто ее побивают камнями, сознание же ее утратило ориентацию, и она уже не знала, где верх, где низ.

Свет от фар прорезал прозрачную воду, сияющие девяностофутовые столбы достигли дна, но продержались всего несколько секунд: несколько раз мигнув, фары погасли. Какое-то время, пока эхо от грохота падения катилось по прибрежным холмам, машина покачивалась на волнах.

Но вот началось неумолимое движение вниз, и, когда «бьюик», наполовину уйдя под воду, продолжил свое тихое, ровное погружение, из салона через микрощели в заднем стекле начал уходить воздух — сначала медленно, потом все быстрее, — пока наконец шипение, к этому моменту уже похожее на пронзительный детский крик, долетело до противоположного берега озера. И затем молниеносно, словно разом пресытившись постепенностью, вода, как зыбучие пески, засосала «бьюик». Через тридцать секунд уже ничто на поверхности Кенсико, вновь ставшей зеркальной, не напоминало о его существовании.

Глава 5

«Харлей дэвидсон софтейл» несся по пустой и темной улице. Мотор ревел, разрывая молчание ночи. Пышные кроны деревьев закрывали усыпанное звездами небо. Лунный свет все же пробивался сквозь листву и отражался от полированного хрома мотоцикла. Сняв шлем, Майкл ремешками закрепил его сзади. «Харлей» летел со скоростью девяносто пять миль в час, ветер дул в лицо, трепал волосы, и Майкл чувствовал себя свободным, как никогда. Никто к нему не пристает, не лезет со своей жалостью. От ветра даже щеки у него оттягивались назад, и это напомнило ему, как он — это было в прошлой жизни — прыгал с самолета. Взметнув шлейф гравия, он свернул на подъездной путь к своему дому и за двадцать секунд преодолел четверть мили.