За горизонтом (Eugene ONeill. Beyond the Horizon) - Юджин О'Нил

Эндру (успокаивая его, кладет ему руку на плечо). Нечего убиваться, Роб. Все уже кончено. (С чувством.) Забудь все, что я наговорил по злобе! Забудь, Роб!

Роберт. Нет, Энди, это я должен просить у тебя прощения.

Эндру (принуждает себя улыбнуться). Думаю, у Рут есть право выбрать того, кого она любит. Так что мне прощать нечего. Она выбрала, и я хочу, чтобы она была счастлива.

Роберт. Энди, как ты добр!

Эндру (прерывая его). Тише! Пора спать. Мы заболтались, а встать надо мне до рассвета. Да и тебе, если собираешься отвезти нас в порт.

Роберт. Конечно, конечно!

Эндру (убавляя свет в лампе). Мне еще вещи надо уложить. (Зевает; он страшно утомлен.) Я так устал, словно целые сутки пахал без перерыва. Чувствую себя так, словно я уже мертв.

Роберт закрывает лицо руками. (Встряхивает головой, отгоняя какие-то мысли, делает слабую попытку изобразить хорошее настроение.) Я гашу свет. Иди ложись.

Роберт недвижим. (Наклоняется к лампе и гасит ее. Из темноты доносится его голос.) Нечего тебе сидеть, как на панихиде. Все пройдет. Ложись, поспи немного. Все в конце концов образуется…

Занавес

Действие второе

Картина первая

Декорация та же, что во второй картине первого действия. Прошло три года. Середина лета. Стоит знойный день. Окна открыты, настежь, но чувствуется, что воздух в комнате накален: нет ни малейшего дуновения ветра — белые занавески висят совершенно неподвижно. Дверь в глубине открыта и виден двор; в центре его небольшая лужайка, разделенная пыльной тропинкой, ведущей от калитки к дому.

Обстановка в комнате та же, что и три года назад. Однако комната уже не производит впечатления уюта и достатка. Там и сям чувствуется какая-то неряшливость, небрежность. Стулья облезли; скатерть на обеденном столе лежит криво, под столом валяется кукла с оторванной рукой. В углу стоит мотыга. На диване брошен пиджак; на бюро беспорядок; на буфете забыта стопка книг.

Жара так немилосердна, что, кажется, даже неодушевленные предметы страдают от нее и поникли, расслабленные духотой. На столе слева — обеденный прибор. Из кухни доносится звон посуды, время от времени сопровождаемый раздраженным голосом женщины и хныканьем ребенка. За столом миссис Мэйо и миссис Аткинс. Лицо миссис Мэйо утратило прежнюю живость, оно стало похоже на маску, на которой застыло выражение горя. Кажется, она в любую минуту может залиться безутешными слезами. Голос ее звучит слабо и неуверенно, как голос человека, утратившего волю к жизни. Миссис Аткинс, худая, бледная женщина лет сорока восьми, сидит в своем кресле для инвалидов. Она безнадежный хроник: много лет назад у нее отнялись ноги. Осужденная на неподвижность, она стала раздражительной эгоисткой.

Обе женщины в черном. Миссис Аткинс и разговаривая не перестает вязать, нервно шевеля спицами. Миссис Мэйо в течение всей сцены ни разу не дотрагивается до лежащего перед ней на столе клубка шерсти, в который воткнуты вязальные спицы.

Миссис Аткинс (неодобрительно взглянув на обеденный стол, на котором приготовлен прибор для Роберта). Вечно Роберт опаздывает к обеду. Рут должна покончить с этим. Я ей тысячу раз говорила: скажи ты ему — у тебя не ресторан, служанок нет подавать да убирать. Она ничего не желает слушать, такая же, как он. Все, видите ли, сама отлично знает, все понимает лучше меня, старухи.

Миссис Мэйо (стараясь ее смягчить). Роб всюду опаздывает. И ничего он с этим поделать не может.

Миссис Аткинс (фыркнув). Нечего его оправдывать, Кейт. Если бы захотел, так смог бы.

Миссис Мэйо. Робби не может.

Миссис Аткинс. Не может! Я просто из себя выхожу! Бог дал им здоровье, а они попусту тратят время и делают все шиворот-навыворот. А я больна, двинуться не могу и во всем завишу от них. И сколько раз я им твердила — не так они должны жить. Ты же знаешь, Кейт, ему я без конца внушаю, учу: так-то и так-то нужно делать. Думаешь, он слушает меня? А Рут, собственная моя дочь? Куда там — я для них несносная, выжившая из ума старуха. Они только и ждут — поскорей бы мать на тот cвет отправилась.

Миссис Мэйо. Да что ты, Сара, не такие уж они плохие. И ты проживешь еще много лет.

Миссис Аткинс. Ты тоже ничего не понимаешь. Жить мне недолго осталось, но я предстану перед всевышним с чистой совестью. Я все сделала, стараясь отвратить гибель от этого дома.

Миссис Мэйо (равнодушно). Могло быть хуже. Роберт — хозяин неопытный. Не мог же он так вдруг взять и всему научиться.

Миссис Аткинс. Три года учится, учится и никак не научится. Вот что я скажу тебе, Кейт Мэйо, хоть он и твой сын: он и не хочет ничему научиться. Я ему одно, а он назло другое делает. Ты говоришь — могло быть хуже. А я тебе скажу — хуже и быть не может. И твоя ферма и моя в придачу — обе пойдут прахом. Я ничего не могу поделать: Рут за него горой стоит, всем его глупостям потакает.

Миссис Мэйо (пытаясь разубедить ее). Но он трудится, ты сама видишь, Сара.

Миссис Аткинс. А какой в этом прок? Все равно у него ничего не выходит.

Миссис Мэйо. Ему не везет.

Миссис Аткинс. Говори что хочешь, Кейт, а я сужу по тому, что получается. Сама видишь — дела после смерти твоего мужа идут из рук вон плохо.

Миссис Мэйо (утирая носовым платком слезы). На то была воля господня.

Миссис Аткинс (торжествующе). Джеймс Мэйо богохульствовал всю свою грешную жизнь — бог его и наказал.

Миссис Мэйо тихо плачет.

Не плачь, Кейт, зря я о нем вспомнила.

Миссис Мэйо (вытирая глаза). Джеймс был очень хороший человек.

Миссис Аткинс (не обратив внимания на ее слова). Вот я и говорю, все разваливается, как Роберт стал хозяином. Ты даже не знаешь, насколько дела плохи. Он тебя не посвящает, да и ты сама никогда не видишь, что под носом творится. Но слава тебе господи, Рут нет-нет да и придет ко мне за советом, когда невмоготу от его хозяйничания. Ты знаешь, что она сказала мне вчера? Она хоть просила тебе не рассказывать, да все равно, такие вещи надо знать.

Миссис Мэйо (устало). Если надо, так говори.

Миссис Аткинс (наклонясь к ней, тихо). Рут просто с ума сходит от беспокойства. Роберт говорит, вынужден заложить ферму, — не знает, как протянуть до урожая, и другого пути достать денег у него нет. (Выпрямляется и с негодованием спрашивает.) Ну, каков у тебя сынок?

Миссис Мэйо (миролюбиво). Если нужно…

Миссис Аткинс. Ты что, позволишь ему заложить ферму? И бумагу сама подпишешь? Ну, милая моя, поступай как знаешь, я тебя предупредила.

Миссис Мэйо. Как лучше для Роберта, так я и сделаю.

Миссис Аткинс. Глупее не придумаешь! Ну, как знаешь, ферма не моя, а твоя. Больше мне и сказать нечего.

Миссис Мэйо. Скоро Энди приедет. Может, Роберт подождет до него, не так уж долго осталось.

Миссис Аткинс (с огромным интересом). Рут сказала — Энди со дня на день будет дома. Когда сам-то Роберт ждет его?

Миссис Мэйо. Точно трудно сказать. Последнее письмо он получил из Англии, они как раз собирались домой. Это было месяц тому назад. Роберт думает — вот-вот объявятся.

Миссис Аткинс. Бог даст, Энди поспеет вовремя. Он хороший хозяин, я в него верю и всегда верила. Море-то ему, наверно, надоело, он и останется дома да примется за хозяйство.

Миссис Мэйо. Энди и на море работает. Он у Дика на «Санде» теперь старший помощник капитана.

Миссис Аткинс. Поплавать немного хорошо, но ему, должно быть, уже осточертело. Энди твой уже в возраст вошел, самый раз остепениться да за ферму браться.

Миссис Мэйо (задумчиво). Изменился ли он? Был такой сильный и красивый! (Вздохнув.) Три года! Словно триста лет! (Глаза ее наполняются слезами.) Если б Джеймс дожил до его возвращения — простил бы его!

Миссис Аткинс. Никогда бы он не простил, не таков был Джеймс Мэйо! Как ты и Роберт старались смягчить его сердце! Ничего не вышло.

Миссис Мэйо (выходя из себя). Не смейте говорить так. (Горячо.) Я-то его хорошо знала. В глубине души Джеймс простил его, только из упрямства не сознавался. Глупая гордость разбила ему сердце, он и умер. (Плачет, вытирая глаза платком.)

Миссис Аткинс (благочестиво). На то была воля божия.

Из кухни доносится плач ребенка. (Сердито хмурится.) Ну и противная девчонка! Прямо нарочно нервы треплет!

Миссис Мэйо (вытирая глаза). Это она от жары, Сара. Бедняжка плохо ее переносит.