Временная мама для дочери соседа - Лея Кейн

и Рубен Давидович радостно проглатывают по пятьдесят граммов ядреной беленькой. Царев лишь делает вид, незаметно выплеснув свою порцию в стакан с водой и предусмотрительно отодвинув его от меня подальше. Совсем не позволяет горе запить. Заставляет без анестезии страдать. Говнюк бесчувственный.

Наевшаяся Марьяна слезает с моих колен, и по моим ногам бегут мурашки. Онемели, пока кормила дочку. Материнство — тяжкий труд. Цареву вовек со мной не расплатиться.

— Мамочка, можно я пойду поиграю? — спрашивает она, указывая на игровую зону, где резвятся дети других посетителей.

Я вопросительно смотрю на Царева. Чему он учит дочь? Врать с малых лет? Явно же у ребенка есть опыт подобных фокусов, раз она моментально вживается в роль?

— Да, солнышко, конечно.

Она тянет ручки вверх. Склоняюсь. Целуемся с ней в щечки. И она убегает, прихватив зайчика.

Наши с Царевым взгляды снова сталкиваются лбами. Ему явно смешно. А меня раздирает от желания влепить ему пощечину. Штук десять с каждой стороны.

— Константин, — бормочет придвинувшийся к нему Рубен Давидович, пока их брюнетка отвлекает китайцев разговорами, — гости сомневаются. Болтают между собой, что вы в разводе. Колец нет. Спорите. Спасай положение. Разоримся.

Царев нервно скребет бровь. Неужели думал, что я у него на шее повисну, доказывая безоглядную супружескую любовь до гроба? Я эти эмоции для Валеры припасла и распаковывать заветный чемоданчик не собираюсь.

— Лиза, пойдем проветримся, — зовет меня, вставая из-за стола.

О, неужели?

Воздух — как раз то, чего мне сейчас остро не хватает.

Он пытается обнять меня за талию, но я пресекаю поползновение его ручищи.

— Даже не думай, — угрожаю сквозь зубы.

Выходим с ним из ресторана и отдаляемся от дверей. В полумрак двора. Ночь теплая и свежая. Потрясающая. Гулять бы сейчас с Валерой по набережной. Держась за руки. Кольцо на пальце. В голове градус вина. За спиной крылья. А вместо этого я терплю Царева, который только дает обещания. Выполнять их он не спешит.

— Лиза, мы же договорились…

— Ты мне что-то предъявляешь? Я согласилась притвориться твоей женой. По-моему, у меня отлично получается. Как раз такой неврастеничкой и будет твоя несчастная будущая жена. Ты же любую до срыва доведешь…

Пока жестикулирую в состоянии аффекта, китайцы тоже выходят из ресторана. Веселые. Довольные. То ли подышать, то ли покурить. Неважно. Паршиво, что они замечают нас, а Царев не придумывает ничего действеннее, как у них на глазах притянуть меня к себе и бесстыдно, самоуверенно и порывисто поцеловать.

Шок. Обессиливающий, притупляющий и порабощающий.

Я висну в железных мужских объятиях. Раскатанная в лепешку его властью и энергетикой завоевателя. Ноги немеют. По позвоночнику течет приятное тепло. Острые углы скверных мыслей сглаживаются. Становятся обтекаемыми.

Царев меня покоряет. Заставляет утонуть в эйфории от впечатляющих ощущений. Будоражит фантазию. Задевает сокровенные точки джи моих желаний.

Никогда в жизни никто не целовал меня ТАК!

Страсть. Безрассудство. Чувственность. Они раздавливают время своим весом. Хоронят все прошлые поцелуи, выбивая из головы даже воспоминания о Валере. А ведь до этой минуты он казался мне богом. В постели и вообще. Видимо, я поспешила с умозаключениями. Царев однозначно целуется круче!

До меня доплывает эхо китайских аплодисментов.

Кое-как разлепляю глаза после того, как Царев плавно заканчивает поцелуй. Сморит на меня с хитрым прищуром, облизывается и улыбается уголком рта:

— Лиза, ты что, впервые сосешься?

Вмиг трезвею. Царев в любом забеге номер один. Особенно в порче сказочных моментов.

Нахожу каблуками тротуар, выпрямляюсь и выбираюсь из его тисков. Улыбающиеся китайцы нам кивают, что-то бормочут, один даже ставит нам «класс» — показывает выставленный вверх большой палец. Увы, не обходится без катастроф. Как назло, среди публики оказывается подружка Царева. А ей эта сцена совсем не нравится. Положение не позволяет ей сорваться, но в лице она серьезно меняется. По сути, мне-то плевать. Не я же к Цареву приставала. Но достаточно одной мысли, что мне понравилось, и я уже чувствую груз вины.

— Отдышалась? — интересуется он.

Поднимаю глаза. Щеки пылают. Почему я раньше не замечала, какой все-таки Царев обаяшка?

Он всего на пару сантиметров ниже Валеры, а тот аж метр девяносто. Это я точно знаю. Потому что Валера сам говорил, что еще бы сантиметр — и его не взяли бы в пилоты. Ограничения.

У Царева модная ухоженная щетина, выигрывающая на фоне густых усов Валеры.

Он моложе, привлекательнее, улыбчивее. Псих, конечно, но дьявольски неотразимый.

— Лиза, — пытается он достучаться до меня.

Гляжу в его выразительные черные глаза, и колени окончательно подгибаются. Я вижу в них огни ночного города, салюты, праздник. Любуюсь изгибом его губ, которые подарили мне самый незабываемый поцелуй. Слежу за кадыком, дрогнувшим, когда он сглатывает. Не просто теряю дар речи, а забредаю в туман. Ничего не вижу и не слышу. Все вокруг превращается в размытый фон. Только Царев имеет контуры. Четкие и разъедающие глаза.

Он машет рукой у меня перед носом. Очухиваюсь. Обращаю внимание на его ровные пальцы. Замечаю не столько дорогие часы, сколько красные пятна на мизинце и безымянном. Видимо, сегодняшний ожог. От Марьяши утром пахло жареной курицей. Сразу становится ясно, кто готовил.

Будто в состоянии полубреда осматриваю ширину мужских плеч. Костюм ему по размеру, но все равно не скрывает выделяющихся мышц. Не знаю, когда он успевает следить за собой, но очевидно держит себя в форме. И запах. Сумасшедший аромат сандала, поющего мускуса и горько-сладких трав.

— Идем, — зовет меня Царев, обнимает за спину и невзначай касается своей горячей ладонью оголенного участка.

Вздрагиваю. Паника перекрывает дыхание. Но не хочу, чтобы он отнимал руку. Безумно приятные ощущения от разбегающихся по коже мурашек, напоминающих, как головокружительно этот мерзавец целуется.