Цугцванг по-русски. Книга 1. 96 отделение милиции г. Москвы - Игорь Можайский

можно сказать степенно. Даже покупка литра водки представляла для него целую оперативную комбинацию, где учитывалось всё: какая погода на улице, а что делать, если магазин закрыт или водка кончилась! А сколько времени надо, чтобы дойти до магазина и вернуться? А вдруг жена позвонит, когда его не будет или поступит срочный вызов из дежурной части? Поэтому, если Малышев брал кого-нибудь в оперативную разработку из числа криминального элемента, то решетка последнему была обеспечена. Он вцеплялся в преступника мёртвой хваткой, он обставлял его со всех сторон, скрупулезно отрабатывал все его связи, даже о которых бандит уже забыл за давностью лет. Так, постепенно, нудно, сплетая свою паутину и скрупулёзно изучая разрабатываемого, Женя выходил на его преступления, подельников, места сбыта краденого и т. д. Он был мастер по многоходовым оперативным комбинациям: от преступника к преступлению. Малышев был женат, у него было трое детей, к которым он относился с невероятной отеческой нежностью. Женька считался уже ветераном, хотя ему было всего тридцать четыре года. Приехав в Москву из Перми, Малышев начинал службу простым постовым милиционером, живя в милицейском общежитии, потом была Высшая школа милиции, потом служба в уголовном розыске, т.е. настоящий мент.

А вот Петр Чумаков, наоборот, представлял собой комок энергии. Его так и прозвали – «Чума». Весельчак и балагур, старший лейтенант милиции Чумаков, изобличение преступника в содеянном превращал в целый спектакль со всеми постановочными атрибутами. Будучи натурой творческой, Петр вовлекал в разработку преступника десятки персонажей, каждый из которых даже не представлял, какую помощь он оказывает оперу по прозвищу – «Чума». Правда, вследствие своей кипучести бывали и проколы, были и не раскрытые дела, как и у всех, но каждое раскрытое дело Чумаковым, можно было читать как роман – не оторвёшься. Поскольку на земле Петра был расположен Черёмушкинский рынок, довольно стабильный поставщик заявлений от потерпевших граждан, будь то карманная кража, грабёж или угон автомашины, то каждый визит Чумакова на место происшествия представлял собой небольшую войсковую операцию. Азербайджанцы, торгующие на рынке всем – от анаши6 и фруктов, до ворованных автомобильных запасных частей и водки сомнительного происхождения, и на полном серьёзе считающие рынок своей собственностью, несколько раз пытались либо «задобрить» неугомонного опера, либо припугнуть. Торговля такой травкой давала стабильный заработок, и лишний шум на рынке для них был ни к чему. Однако результат всегда был один: чистосердечное признание лица в попытке дачи взятки сотруднику милиции при исполнении служебных обязанностей, или на худой конец – спешный отъезд на историческую родину в солнечный город Баку. Петр был женат, имел сына, и биография его была схожей с биографией Жени Малышева, только родиной Чумакова была Самарская область…

Антон открыл глаза, стряхнув лёгкую полудрёму. Послышался нарастающий шум за окном, на Ленинском проспекте.

– Снегоуборочные машины пошли! Значит около 6 утра! – Шелестов приподнялся в постели на локте правой руки, левой рукой попытался взбить подушку, пару раз ударив по ней, и рухнул головой в мягкое податливое облако.

…Особо надо сказать об оперуполномоченном Александре Маркове, старшей лейтенанте милиции, с которым Шелестов делил кабинет. Коренной москвич, единственный сын профессора В. В. Маркова, выдающегося советского учёного – археолога, Александр Марков два раза серьёзно озадачил своих близких: первый – когда после окончания средней школы ушёл в армию, второй – когда поступил в Высшую школу милиции.

Марков являлся виртуозом раскрутки преступника на чистосердечное признание. Всегда очень аккуратно одетый в костюм-тройку, вежливый, доброжелательно настроенный и образованный молодой человек сначала не производил должного впечатления на воров – рецидивистов, грабителей – гастролёров и просто уголовников, задержанных на месте преступления или пойманных с поличным, как сыщик. При допросах они начинали хамить, отпускали разные шутки в его адрес, просто игнорировать его вопросы, но Александр их не винил, потому что они с ним встретились впервые. Уголовники не знали, что перед ними матёрый опер – волчара, после общения с которым, бывало, самый закоренелый преступник, обливаясь слезами, был готов повесить на себя все не раскрытые преступления в Москве, лишь бы вернуться обратно в камеру. Один раз Марков колол квартирного вора из Зугдиди целый месяц. Невероятно, но грузин сдал всех подельников, съёмную квартиру – отстойник с награбленными вещами и ещё пару эпизодов из своей преступной жизни. Как это Александру удавалось – знал один Господь Бог. Правда, бывали случаи, когда из его кабинета допрашиваемый возвращался в камеру с распухшим лицом и фингалом под глазом, или вдруг, ни с того ни с сего, вдруг начинал заливаться слезами прямо в кабинете, чем чрезвычайно озадачивал подследственных, не желающих раскаяться в совершённых противоправных деяниях. Но это бывало крайне редко, да и то в основном с насильниками несовершеннолетних. И ещё один штрих – на стене за стулом Александра, прямо перед глазами Шелестова, висел небольшой плакатик с изображением Ф. Дзержинского и знаменитой крылатой ментовской фразой: «То, что вы на свободе – это не ваша заслуга, это – наша недоработка!»…

Антон снова открыл глаза, словно вынырнул из мягкой глубины сна. Посмотрел на часы, стоящие на секрете: 07.00. Откинув одеяло, рывком встал, потянулся, и вышел в коридор.

У двери квартиры находились его зимние ботинки, причём один ботинок лежал на боку, выставив рифлёную подошву на всеобщее обозрение.

Скользнув по ним равнодушным взглядом, Шелестов прошлёпал босыми ногами в туалет, потом зашёл в ванную. Обычный утренний ритуал состоял из чистки зубов, холодного контрастного душа. Затем двадцать минут силовых упражнений с гирями и полчаса рукопашного боя с воображаемым противником, либо специальных упражнений по системе «тао»7. Потом снова душ, но теплый, бритья и аккуратной стрижки усов, затем завтрак. Посмотрев на себя в зеркало над раковиной, Антон остался довольным увиденным, и пошёл одеваться. Возвращаясь к себе в комнату, Шелестов остановился у своих зимних ботинок, затем наклонился и поднял тот, что лежал на боку, и хотел было, поставить рядом со вторым, как вдруг увидел слегка красноватую, почти засохшую лужицу, которая, видимо, собралась за ночь из растаявшего снега забившегося в рифлёную подошву ботинка, и теперь почти высохла.

– Фу ты, чёрт! – выругался Шелестов. – Когда это я наступил на кровь мексиканца?

В прихожей под зеркалом, на комоде лежала стопка старых газет «Известия» и Антон, взяв сверху одну из них, накрыл лужицу, затем наступил на неё босой ногой, давая возможность впитаться в бумагу. Взять тряпку и вымыть пол времени не было, так как часы показывали уже 8.00 утра.

– Ладно, родители вернуться из гостей, попрошу мать, пусть уберёт! Или сам уберу! – с сомнением подумал он, быстро одеваясь, – а сейчас в морг, к Никифорову!

Быстро позавтракав парой бутербродов с сыром и колбасой, и запив всё сладким чаем, Шелестов оделся и вышел из квартиры.

Морг.

На улицу Цюрупы, где, в доме номер 3, располагалось городское бюро судебно – медицинских экспертиз номер 1, Антон приехал ровно в 9 утра. Показав служебное удостоверение на вахте, прошёл через вестибюль и пешком поднялся на третий этаж, где царил Вячеслав Альбертович Никифоров. Морг встретил Шелестова специфичным запахом и тишиной. Он уже бывал в таких так называемых «анатомических театрах» 1 – ой градской больницы, где мать Антона проработала врачом почти 30 лет. За целый год службы в розыске, Шелестов здесь уже бывал несколько раз, и в один из таких визитов познакомился с Никифоровым, прямо скажем, при весьма экзотических обстоятельствах.

Антон вошёл в кабинет судебного медика в тот момент, когда Никифоров доедал бутерброд с большим куском докторской колбасы, сидя за столом накрытым газетой, ещё с двумя жующими коллегами. На столе стояла початая бутылка «Столичной», три вездесущих гранёных стакана, пучок редиски, банка солёных огурцов, пара луковиц и полбатона колбасы. Сочетание устойчивого специфичного запаха в помещении и вид еды, вызывал у нормального человека спазм и рвотные позывы.

– Присоединяйся! – Никифоров сделал приглашающий жест.

– Спасибо, Слава! Не могу, давай в следующий раз? – Шелестов развёл руками.

– Ладно! Тогда пошли! – без лишних