Пилюля - Артур Жейнов

Рита усмехнулась и снова отвернулась к иллюминатору. Раздался свист разгоняющихся моторов. Девушка покрутилась в кресле, пристегнула ремни.

– А ты думала, я вот так легко сдамся! – сказал Вадим. – Плохо ты меня знаешь. Потакал тебе, подлизывался: «Риточка, я, конечно же, не прав! Риточка, прости, если обидел! Ты всегда умница, я всегда кретин!» Ну и ладно, пускай, только пусть не гонит, пусть рядом будет. Я все готов стерпеть, любую обиду, и она ведь это понимает и, наверное, ведь ценит за это?! Ни черта она не понимает! Ничего не ценит! – Вадим больше не улыбался, мышцы лица стали подергиваться, ноздри раздувались. – Ну и хорошо! И ладно! Смысл теперь слушаться и притворяться, если тот, прежний, я тебе не нужен! Что ты хочешь, чтобы я писал тебе письма?! Эти глупые, пошлые письма! Стать этаким убогим, забитым, косящим под романтика неудачником! Лживый, хилый, с этими его фальшивыми восторгами, с этой банальщиной, дутыми пафосными стишками. Льстивая скотина, с этим вот своим гермафродитским личиком! Таким мне стать?! Такого хочешь? Такой тебе нужен? Я таким не буду! Этого ты от меня не добьешься! И хватило же наглости: влез, втесался – клоп! А эта уши развесила… Чего смотришь? Не знала меня такого?! К кому ты летишь? Что ты знаешь о нем? Что он тебе даст?! Он никто! Ноль! Он не построит карьеры, не разбогатеет. Ты без гроша будешь сидеть, а он в соседней комнате письма будет тебе строчить, и не только тебе, поверь! А через пару лет стихи кончатся! Все его сю-сю-пу-сю тоже пройдут. И будет пустота, и стыд и горечь. И вспомнишь ты наш разговор, и так будешь жалеть! Так жалеть! И придешь ко мне, и будешь просить прощения, и скажешь, давай все забудем и начнем сначала. И будешь рыдать, и заламывать руки…

– Эй-эй-эй! – остановила его Рита. – Ты не замечтался, нет?

– Не-ет, я знаю, что говорю. Как трудно будет потом все вернуть, Рита! Это только кажется, что ничего не нужно и ничто не держит. Раскаяние приходит позже. Я вот что думал, я никому не говорил, но тебе скажу. Люди из разных классов не должны и не могут быть вместе. Мы с тобой одинаковы. У нас одинаковые привычки, воспитание, потребности, взгляды на будущее, отношение к богатству. Да, все! Все, куда ни глянь! Мы и они – разные планеты. Люди низшего класса – инопланетяне, Рита. Только так получилось, что мы хозяева, а они слуги. Не надо, неправильно, чтобы грязный черный слуга лез в чистую постель белой хозяйки. У нее есть свой белый муж, и у них будут белые дети. И это правильно! Это я называю порядком. И еще, дело не в умении или неумении зарабатывать, совсем нет! Нас перетасовали, а мы снова разбились на группки. Одни стали над другими. Люди высшего класса физиологически отличаются от людей низшего и тянутся друг к другу. Спариваться с низшими – все равно, что с животными. Звучит цинично, я знаю. Но я много думал. Принцы, Рита, будут жениться на принцессах, а свинопасы – на этих, ну, на голодранках разных. Не я решил – высшие силы так хотят.

Вадим замолчал. Насмешливый взгляд Риты раздражал молодого человека. Девушка коснулась рукой его колена.

– Вадим, ты никому этого раньше не говорил?

– Нет.

– Честно?

Готовясь к выпаду с ее стороны, он сощурил глаза.

– Прошу тебя, в память о нашей дружбе, – участливо произнесла она, – никогда никому не повторяй того, что сейчас сказал. Вадим, это шизофрения. Полнейшая чушь.

– Чушь. Понятно.

– Угу, – Рита надула губки, сочувственно покачала головой.

– Поглядим, чем он так хорош. Какие такие у него достоинства… Очень интересно… Очень… Ведь познакомишь, не испугаешься?

– Чего мне пугаться? Ты бойся, чтоб его низшая физиология близким контактом твою высшую не деформировала.

Рассматривая Вадима, Рита тихонько посмеялась и спросила:

– Скажи, супермен, а чего это ты меня в бедноту записал? Папа мой человек не бедный, поможет.

– Твоего отца достали твои капризы. Он не хочет видеть этого твоего… Сам мне сказал.

– Папа захочет то, чего хочу я, – с вызовом произнесла Рита и снова отвернулась к иллюминатору.

– Не в этот раз, – самонадеянно заявил Вадим.

На несколько минут зависло молчание, а затем он прошептал:

– Ритусик, бойся того, кому нечего терять.

– Тебя? – усмехнулась она, все так же глядя на улицу.

Самолет не спеша выруливал на взлетную полосу.

– Я тебя отравлю.

– В тюрьму упекут.

– А я и себя отравлю.

Рита повернулась к нему.

– Раз проболтался, значит, не отравишь. Слушай, если так решил, начни с себя, а? Ну, мне пока не хочется, правда. Дай хоть институт закончить. Точно, давай, как получу диплом, привози свою курару.

– Кураре. Называется «ку-ра-ре».

– Угу.

– Издеваешься, да? Весело тебе.

Девушка тяжело вздохнула.

– Послушай, мой верный рыцарь, ну почему люди считают, что они какие-то особенные? Возомнят себя страдальцами и верят, что несчастны, что плохо им, что жить без кого-то не могут… Скажи, верный мой, как я брыкнулась, то на какой день ты к Тайке побежал?

– Чего? – переспросил Вадим, краснея. И это не осталось незамеченным.

– О! Да ты на глазах сдуваешься! Прекращай, заткни где-нибудь брешь. О-е-ей! Где этот упрек во взгляде, уверенные жесты? Где горделивая поза оскорбленного, но сильного мужчины? Что случилось, рыцарь мой? Слушай, а травитесь-ка вы с ней вместе. Почему, если кого травить, то обязательно меня?

Вадим опустил голову, прикрыл глаза ладонью.

– Ты была такая несчастная… Ты там лежала… – невнятно забубнил он. – И когда я пришел… там была она… Отец, когда тебя забрал… Я пришел, врачи сказали, что… А она говорит, надо все это как-то пережить вместе…

– Получилось?

Вадим не ответил, только глубоко вздохнул и продолжил разминать рукой кожу вокруг глаз.

– Ты только не расстраивайся, хорошо? Тут ничего плохого нет, – успокаивала девушка. – А Тайка, мне кажется, тебя любит. Так что, может, у вас все будет очень даже замечательно!

Вадим поднял голову:

– Что-то мне плохо. – У него участилось дыхание. – И уши закладывает…

– Все нормально, – Рита похлопала его по коленке, улыбнулась и протянула кисленькую карамельку. – Держи леденец, высшее существо, взлетаем.

Хуши сказал: «Мертвое долго не живет»

Даже когда старик распахнул ставни и в комнату проник солнечный свет, она оставалась серой. Серый запыленный стол и старый покосившийся шкаф, серые от копоти стены, серые от грязи наволочка и одеяло. На полу, на кирпичах, лежал круглый железный лист, на нем тлели угли. Мудрый Хуши любил смотреть на пламя и разводил огонь прямо у постели.

– Все лежит, – кряхтел старик. Он подошел к двери и принялся стучать костылем по трухлявому косяку.

– Разваливается, сыпется… Ничего не хочет – вот и сыпется. Мертвое долго не живет! Вставай! – крикнул он, обращаясь к кому-то.

– Ну, чего ты ко мне пристал, старый? – послышался голос из глубины комнаты. – Я не могу стоять, у меня болят ноги.

Мудрый Хуши оглянулся.

– У меня все болит. Я был крепким, молодым и сытым. Зачем я притащил тебя, дармоеда? Из-за тебя я старый. У меня ломит кости и на руках мозоли. Стонешь по ночам, мешаешь мне спать. Берешь мой хлеб, рис и ничего не даешь взамен. Никто не ест просто так.

– Опять завелся…

– Если ты не встанешь, я позову своих племянников, и они поколотят тебя.

– Нет у тебя никаких племянников. Да и не пришли бы они к такому сквалыге.

«Ку-ка-ре-ку-у!» – закукарекали во дворе сразу несколько петухов. Отозвались соседские, и дальше, дальше… Волна петушиного крика покатилась по всему поселку.

Старик подошел к столу и взял пустую тарелку.

– Тут была лепешка. Ты съел мою лепешку. Теперь я умру с голоду. Стану худым, живот опухнет, а глаза закатятся. Я спас тебе жизнь, а ты воруешь мои лепешки!

Заскрипели доски, на пол упало одеяло. Еле передвигая ноги, на свет вышел симпатичный молодой человек. Волосы взъерошены, от того, что он смотрел на солнце, глаза его щурились и все лицо кривилось. На широкой спине отпечатались полоски досок.

– Ты ночью вставал и съел, – сказал парень. – Ты еще спросил, почему только одна.

– Ах ты, дармоед. Знаю, почему ты все забыл! Ты спрашивал, кто ты, я тебе расскажу! Ты лгун и мошенник. Ты всю жизнь обманом пробирался в дома доверчивых стариков, шарил по их кастрюлям и тарелкам, съедал все запасы и валялся в их постелях. Старики тощали, животы их распухали, глаза закатывались, а ты смеялся и закапывал их живьем в огороде.

Мудрый Хуши, опираясь на трость, обошел молодого человека, стал за его спиной и рывком сорвал с его плеча пластырь.

– Ау! – вскрикнул парень от боли. Старик пощупал его руку, провел ладонью по загорелой коже.

– Как на собаке, – прошептал удивленно. – Не бывает такого. Кто ты?

– Лгун и мошенник. Сам ведь сказал, – усмехнулся молодой человек.

Мудрый Хуши снял со стены и бросил ему под ноги плетеную корзину.

– Пошли работать. – Он подошел к двери, отворил ее и подпер палкой, чтобы не закрывалась.