Служба такая... - Василий Пропалов

— О пощаде не молю, знаю — отгулял на свободе. Прошу одно: пускай прокурор и суд примут во внимание мое раскаяние. Это последняя моя кража.

Удивленный неожиданным визитом, Сергеев внимательно глядел на Михайловского, слушал его. Майору не верилось, что перед ним стоит Барбос, тот самый Барбос, который за свои тридцать лет отроду не раз изолировался от общества судебными органами, имел авторитет в среде таких же, как и он. Правда, майор знал о сносном поведении Александра Михайловского на производстве, но в свободное от работы время Барбос иногда появлялся в кругу «своих», держался независимо.

У отдельных оперативных работников уголовного розыска сложилось мнение, что сам Барбос на преступление не пойдет, но подтолкнуть кого-нибудь способен. Выходит, ошиблись. Плохо. Но уж коль скоро Барбос заявился добровольно, то наверняка он всерьез решил зачеркнуть прошлое.

— Присаживайся, Александр Васильевич, — деловито предложил Сергеев. — В ногах, говорят, правды нет.

Михайловский сел на второй от двери стул. «Александр Васильевич» — кольнуло Барбоса (так его никто не называл, и тем более угрозыск), и в то же время приятным отзвуком отозвалось в душе. Для начала — неплохо.

— Пришел, говоришь, с повинной? — задумчиво произнес майор, редко постукивая карандашом по большому настольному стеклу. — Правильно сделал, очень правильно. Сам додумался или кто посоветовал?

— И то и другое. После кражи места себе не находил. К вам идти боялся… Потом решил.

— Очень верно. Добровольная явка, будем надеяться, облегчит твое положение, намного смягчит ответственность. А наказание отбывать сейчас трудно. В колониях вашего брата не жалуют, зря хлебом не кормят, не то, что было когда-то.

Майор достал папиросу, размял ее, но вспомнил, что дал себе слово курить реже, положил обратно, пошевелил губами, проглотил слюну и снова заговорил:

— Возьмем, к примеру, тебя. Разве пришел бы ты сам, скажем, лет пять назад? Разумеется, нет. А сегодня пришел. И, наверное, мы, Александр Васильевич, можем надеяться, что с прошлым покончено.

— Начальник! Барбос двум верам не служит, ты знаешь. Ежели раньше я был «в законе»[1] — все знали, и я не скрывал. Надумал жить честно — пятиться не стану, хоть голову мою отрежь.

— Пожалуй, верно, — согласился Сергеев. — Тогда ближе к делу. — Майор снял трубку, позвонил кому-то. В кабинет вошел старший лейтенант. Обращаясь к нему, Сергеев сказал:

— Это — Александр Михайловский. Пришел сам. С повинной. Изымите аккордеон, допросите, приведите обратно.

Барбоса увели. Майор походил по кабинету, взвешивая все «за» и «против» Михайловского. Потом долго говорил по телефону с начальником отдела, который никак не соглашался оставлять Михайловского до суда на свободе, требовал немедленного ареста. Сергеев был против и упорно отстаивал свое мнение, выдвигая убедительные доводы. Наконец начальник отдела сдался, предупредив, однако, что майор берет на себя большую и серьезную ответственность. Сергеев осторожно опустил на рычаги трубку, приподнял край левого рукава, взглянул на циферблат и, убедившись, что выдержал два часа, открыл пачку «любительских», закурил.

Временами в кабинете появлялись сотрудники уголовного розыска. Один приходил просто посоветоваться по какому-либо неясному вопросу, другой — приносил для изучения и оставлял на столе толстое дело еще не раскрытого преступления, третий — какой-то план. Сергеев внимательно читал и после слова «согласен» аккуратно и старательно, хотя и неразборчиво, выводил свою подпись. Иные заходили по личным вопросам. Некоторых он вызывал сам…

Михайловского привели, когда Сергеев собрался на обед. Прочитав протокол допроса, майор громко сказал:

— Можешь шагать домой, Александр Васильевич. Придешь ко мне через два дня, во вторник, значит. К десяти. Да и прокурору, видимо, понадобишься.

Барбос растерялся, замигал, не находя слов для ответа. Он был уверен, что после допроса его уведут в КПЗ, а тут вдруг — домой! Овладев собой, он быстро заговорил:

— Спасибо. За доверие спасибо. В долгу не останусь. Я еще докажу, на что способен Барбос.

— Да ну? — Сергеев улыбнулся.

— Точно, начальник. Вот увидишь. Не я буду, если…

— Тайна?

— Тайна.

— Доверь.

— Не могу. Рано. Можно топать?

— Можно.

— До свидания. — Михайловский шагнул к двери.

В назначенное время Михайловский в отдел милиции не явился. Миновала неделя. Барбос не приходил. Дважды звонил прокурор, хотел лично поговорить с Михайловским. Сергеев беспокоился. Неужели Барбос струсил? Неужели скрылся? Если так — себе хуже наделал. Никуда не денется, под землей найдем и арестуем. А не дал ли он, Сергеев, маху, уговорив начальника отдела не задерживать Михайловского до суда? Может, не стоило рисковать. Было бы куда проще сказать одно слово: «Посадить». И теперь не пришлось бы ломать голову, беспокоиться. Впрочем, плох тот оперативник, который разумно не рискует, огораживая себя догматическими рассуждениями.

Где же все-таки Барбос? На работе нет, говорят, в отпуске. Дома не бывал. Куда исчез? Почему?

Телефон предупредительно тикнул, потом раздались короткие настойчивые звонки. Майор понял: вызывает междугородняя станция.

— Сергеев, слушаю.

В трубке кричали: «Камышное, Камышное! Милиция? Говорите! Сергеев у телефона?»

— Да, майор Сергеев. Здравствуйте. Кого? Михайловского? Знаю. Задержали? Не отпускайте!.. Вас плохо слышно! Говорите громче! Редькина? Разыскиваем, да! Очень опасный. У вас натворил что-нибудь? Что? Редькина задержал Михайловский? Здорово! Так. Так. Тогда передайте ему, пусть едет домой. Нам нужен. Редькина держите в КПЗ. Вышлем конвой… До свидания.

— Так вот она, Барбосова тайна! — И Сергеев вспомнил его слова: «Вот увидишь, начальник». Действительно, кто бы мог подумать, что Александр Михайловский решится на рискованный поступок! Ведь Редькин, пожалуй, похлеще Михайловского: сидел за разбои. Последний срок отбывал полностью, от звонка до звонка. А после освобождения продолжил свое гнусное дело, но успел ускользнуть. Надо полагать, нелегко пришлось Михайловскому. Вот и пойми ее, матушку-жизнь.

Сергеев возвращался с завода, где проводил беседу об участии общественности в борьбе с преступностью. Недоезжая квартала до отдела милиции, шофер по просьбе Сергеева затормозил.

— Меня не жди, — коротко бросил майор, захлопывая дверцу «газика».

Машина фыркнула и тронулась вперед. Сергеев остался стоять на тротуаре. Прямо на него, пересекая улицу, усталой походкой шел Барбос. Правая ладонь его была обмотана бинтом.

— Андрей Захарович, здравствуй! — круглые, навыкат глаза Михайловского искрились виноватой и в то же время торжественной улыбкой.

Сергеев искренне обрадовался встрече, широко улыбнулся и крепко зажал в своей руке руку Михайловского.

— Здравствуй, Александр, молодчина! Такого волка взял. И как это ты решился на такое?

Михайловский ответил словами майора:

— Времена настали новые, — и лукаво улыбнулся. — А вы, поди, меня уже в розыск и постановление на арест заготовили?

— Если бы Камышинская милиция не внесла ясность, могло бы и это случиться. Да что мы тут стоим? Рядом сквер, воздух чистый, беседки. Идем.

Среди молодой, стройной зелени дышалось легко, ветер доносил аромат цветов. Сергеев и Михайловский, не спеша, прошли в дальний угол и сели под самый развесистый куст. Взглянув на перевязанную руку собеседника, майор спросил:

— Где повредил? Уж не Редькин ли?..

— Он распорол. Лучшего от него я не ждал. Еле управился. Упругий, как пружина, тварь.

— Молодец, Александр Васильевич. Рана серьезная?

— Не особенно. К концу отпуска зарастет.

— Как же оказался ты в Камышном?

— К сеструхе ездил. Она одна у меня. Посадят, думаю, долго не увидимся. Вот и решил съездить. Хотел быстро вернуться, но там попал под ливень, дорога раскисла. Машины, как слепые котята, по кюветам ползают. Пришлось задержаться.

— Почему не позвонил?

— Не догадался. Да и номер телефона не знаю.

— Редькина один брал?

— Один. Увидел — и меня всего затрясло. Упустить не мог: знал, в нашем городе он хвост оставил… Да и раньше его ненавидел. Мы с ним враги были… А потом, он ведь живых людей обдирал, даже девушек, скотина, не щадил. За червонец мог человека на тот свет отправить. К этому добавьте мою тайну. Помните? Так вот, я задумал лично перехватить кого-нибудь и доказать, что Барбос двум верам не служит. А тут случай подпал. Ловить, так щуку — на кильку. Ну, думаю, держись, Барбос: или пан, или пропал. Умирать — так с музыкой…

— Мести не боишься?

— За кого? Что вы, Андрей Захарович? С такой тварью и блатные не больно-то уживаются. А ежели какой чокнутый найдется — в открытую не боюсь, не дамся.