Служба такая... - Василий Пропалов

И опять Тюрлину каждая минута казалась необыкновенно длинной и утомительной. Но вот донесся слабый звук моторов. Он стал нарастать. Уже видно, как короткие кварталы небольших улочек обшаривают фары машин.

Работники милиции и медики приехали почти одновременно. Но тонкий не вернулся. Его взяли перед утром, в постели.

Опасных преступников — Бугаева, Журавкина и Охапкина — судили по нескольким статьям Уголовного кодекса, в том числе за посягательство на жизнь работника милиции.

В конце разговора я поинтересовался парнем, который был задержан в городском саду с самодельным пистолетом. Оказалось, за незаконное хранение и ношение оружия суд лишил его свободы на два года.

Приговор справедлив.

НА ПЕРЕДНЕМ КРАЕ

Начальник областного отдела борьбы с хищениями социалистической собственности подполковник милиции Коклягин на мой вопрос без колебаний ответил:

— Капитан Привезенцев, старший оперуполномоченный Петуховского отдела милиции. О нем и пишите. С расхитителями воевать умеет.

— Что он за человек?

— Бывший фронтовик. Оперативник опытный. — Подполковник немного подумал, добавил — Строг, но справедлив. Секретарь первичной партийной организации. Скромен. О себе рассказывать не любит. Для начала можете ознакомиться с его личным делом…

И вот я в городе Петухово. Николая Васильевича Привезенцева в райотделе милиции не было.

— Уехал, — сообщил дежурный. — К обеду должен вернуться.

В двенадцатом часу через окно дежурной комнаты я увидел высокого мужчину, одетого в темно-зеленый костюм. Чем-то озабоченный, он не спеша пересек коридор, по крутой лестнице поднялся на второй этаж.

Дежурный поглядел на меня, сказал:

— Николай Васильевич прошел.

В светлом кабинете, куда я вошел, на окнах — белоснежные шелковые гардины. Форточки распахнуты. Воздух чист. За массивным столом мужчина средних лет. Оторвавшись от бумаг, он поднял голову, и я увидел серьезное лицо, быстрые глаза под густыми бровями.

Мы познакомились. Пожимая руку, я без труда заметил: густой волос на голове оперативника иссечен сединой.

Узнав о цели моего приезда, Николай Васильевич торопливо заговорил:

— Что вы! Нет! Нет! Пишите о других. Разве мало хороших людей?

Щеки у него покраснели. Застенчивый взгляд упал на тонкие пальцы, машинально перебиравшие бумаги на столе.

— Застенчивость — хорошая черта, но не везде приносит пользу, — резанул я, зная, что по натуре он человек прямой. — Многое из вашей жизни мне известно из авторитетных источников. Хочется лишь уточнить отдельные детали.

Николай Васильевич, задумавшись, молчал. Я продолжал наступать.

— То, что вы воевали на Волховском фронте и сражались здорово — знаю. Имеете семь медалей и орден — тоже знаю. Знаю, что двадцать шесть лет бережно несете высокое звание члена партии коммунистов. Даже знаю, что кое-кто вас недолюбливает за прямоту и принципиальность.

— Ладно, — выдохнул он наконец, открывая сейф. И тут же выложил на стол два толстых дела. — Здесь докладные о нашей работе за последние годы. Знакомьтесь…

Я занялся изучением докладных. К вечеру в моей памяти отстоялись и вызрели многие страницы жизни Николая Васильевича.

В полдень на столе у Привезенцева появилось заявление. Автор сообщал: в магазинах продают некачественный хлеб, просил принять меры.

Прочитав заявление, Николай Васильевич задумчиво потер подбородок. Он сам ест тот же хлеб. Но проверить, почему качество плохое, как-то руки не доходили. Может, в самом деле на хлебозаводе орудуют расхитители? Надо действовать. Немедленно. Скоро Привезенцеву стало известно, что старший экспедитор Евгения Нечипуренко и старший мастер Загибалов живут на широкую ногу, устраивают частые попойки. Заинтересовался. Чаще стал бывать в городе, разговаривать с людьми.

Однажды его остановила пожилая женщина и, показывая булку хлеба, с возмущением сказала:

— К вам иду, товарищ Привезенцев!

— Слушаю.

Женщина покачала на ладони хлеб, пояснила:

— Штучная булка должна быть килограмм двести граммов. Эта вытянула только девятьсот граммов.

— Где покупали? — спросил оперативник, разминая папиросу.

Женщина назвала магазин, фамилию продавца.

— Ладно. Проверим. Только о нашем разговоре никому ни слова.

Женщина понимающе кивнула головой, попрощалась и направилась в обратную сторону. Николай Васильевич проводил ее задумчивым взглядом. Неужели весовые булки продают вместо штучных? Нет ли тут связи с хлебозаводом?

Старый оперативник не ошибся. Спустя несколько дней он установил: от Евгении Нечипуренко преступные тропы тянутся к работникам прилавка. Но не так-то просто уличить расхитителей. Нужны неопровержимые доказательства. Пока их нет. Надо настойчиво искать.

Продолжая осторожно разматывать преступный клубок, капитан терпеливо искал подходы к документам. И нашел. Помогли самые незаметные люди — возчики хлеба. При содействии их Привезенцев фотографировал накладные, чтобы потом сверить с бухгалтерскими документами…

Три напряженных месяца длился невидимый поединок оперативника с хитрыми жуликами. И когда было точно установлено, кто и как создает излишки продукции, кто, как и где их сбывает, Николай Васильевич решил нанести открытый удар. Это будет завтра. А сегодня он раньше обычного возвращался домой. Перед трудным днем надо получше отдохнуть, еще раз хорошо продумать каждую деталь предстоящей схватки с расхитителями.

Стоял тихий майский вечер. Изредка по улицам проносились автомашины. Привезенцев шагал медленно. На перекрестке улиц остановился. Замер. Из окон ближайшего дома лилась песня. Сильные мужские голоса вперемешку с женскими чеканили слова:

Да, мы умеем воевать,Но не хотим, чтобы опятьСолдаты падали в боюНа землю горькую свою.Спросите вы у матерей,Спросите у жены моей,И вы тогда понять должны:Хотят ли русские,Хотят ли русские,Хотят ли русские войны.

Николай Васильевич проглотил подкатившийся к горлу комок, стиснул челюсти и почувствовал, как сжались пальцы…

Дослушав песню, он пошел дальше. Память неумолимо несла в суровые годы войны. Тогда он, двадцатилетний лейтенант, командовал взводом на трудном Волховском фронте. На новгородской земле сражался за Чудово, Большую и Малую Вишеры, на ленинградской — за Мгу, Синявино, Тихвин. Три раза был ранен, но солдаты и доктора помогли вывернуться из цепких рук смерти. И Привезенцев продолжал драться с врагом.

Особенно жестокими были схватки за Тихвин. Были тяжелые минуты, когда вражеские солдаты подбирались почти вплотную к дзоту. Воины пускали в ход гранаты, и гитлеровцы снова откатывались…

В последней из вражеских атак пал смертью храбрых ефрейтор Петраков. Невыразимая ярость охватила сердце Привезенцева. Он метнулся на бруствер, крикнул:

— Получайте, гады! — и бросил гранату.

Враги в панике заметались. Но в эти считанные секунды вражеский автоматчик выпустил очередь. Девять пуль прошили руки и грудь советского офицера. Одна пронзила партийный билет, пройдя недалеко от сердца. Привезенцев упал.

Командир санитарной роты после обследования тяжело раненного влил в тело отважного лейтенанта двести граммов своей крови, сделал новую перевязку и отправил в госпиталь. Здесь, когда стало полегче, ему вручили орден Красной Звезды. Две пули и сейчас находятся в теле Николая Васильевича.

Разве можно после этого равнодушно слушать песни о войне? Разве можно забыть друзей военных лет, тех, кто пал смертью храбрых? Не зря он пошел работать в милицию, на передний край борьбы в мирное время. Здесь тоже война. Только формы, методы и средства ведения ее иные. А суть, пожалуй, та же: защита интересов государства, народа.

Николай Васильевич постоял у калитки, перевел дыхание, шагнул во двор. Дома его ждала жена Мария Фотеевна, сын Серега и дочка Танечка…

Утром восемь офицеров милиции в разных квартирах производили обыски. На работе и дома у Евгении Нечипуренко капитан Привезенцев нашел и изъял чистые неучтенные бланки накладных.

На первом допросе Нечипуренко вела себя дерзко.

— Произвол! Требую прокурора! — кричала она, размахивая руками.

— Шуметь не следует, Евгения Ивановна, — чуть улыбаясь, спокойно произнес Николай Васильевич. — Можем и прокурора пригласить. Он не спасет вас. Уверяю.

— Сговорились. Я знаю, где правду искать…

Капитан терпеливо молчал. Когда женщина выговорилась, неторопливо заговорил:

— Давайте спокойно. Ответьте, как у вас оказались неучтенные накладные?

— Не знаю, — зло буркнула Нечипуренко. — Они ни о чем не говорят.