Медный век - Владимир Булат

Игорь сидел на складном стуле на верхней палубе большой галеры и против воли отбивал такт барабана. Внизу в полутемном подземелье трюма три сотни каторжников обливались потом на вёслах, и галера быстро скользила по прозрачной глади феодосийской бухты. Прошли мимо дорогого ресторана для отдыхающих на поставленном на прикол корвете времён Хрущёва "Григорий Косынко". - Ваш билет, пан,- раздалось за его спиной, и он вздрогнул от неожиданности, как и несколько пассажиров вокруг. Это оказался давний друг и однокурсник Игоря по университету Андрей Титомиров: - Мир тесен. Стоит поехать на другой конец страны, чтобы тебя тут встретить. - Я тут в командировке от Академии Наук. Курьер сгинул в пути, а меня отправили вместо него. А ты? - Ты ж помнишь, что я работаю в Военно-Морском музее и сейчас направляюсь из Севастополя, где изготавливал модель фрегата "Слава", он же "Москва" это с тех пор как Лужков взял на своё содержание... - До чего мы дожили? Какой позор! Мэр столицы содержит главный военный корабль на Чёрном море, а у министерства обороны нет средств. Тут ещё население сокращается. Нет, я тебе всегда говорил, что нам достался для проживания один из самых отвратительных веков. - Медный Век. - Что-что? - Ну, смотри: был Золотой Век - времена Александра I, Пушкина и т.д. Был Серебряный Век - с ним одно время больно носились... - Помню, увлекался Блоком и Гумилёвым. - А теперь - Медный. - Ты намекаешь на "порчу истории"?.. Согласен. У нас недавно двум сотрудникам как-то разом стукнуло 60 лет - эдакие шестидесятники - один раз эти понятия, как глаза хамелеона, совпадают. Так я на пиршестве, что они устроили, в шутку поинтересовался: согласен ли кто из них поменять свои года на мои, с моим здоровьем, ожидаемой продолжительностью жизни и т.д. Что ты думаешь? Никто не согласился. Один уже на трёх ходит - и тот ни в какую! Помолчали. - Я из Питера уезжаю,- неожиданно сказал Игорь. - До риднойи Вкрайины?- поинтересовался Андрей. - Нет. В Краснодар. Преподавать социологию в провинциальном университете, где и сгинуть в тоске и безвестности - это мне столько гадостей наговорил начальник на прощанье. - Мне он всегда чем-то Бунина напоминал - такой же желчный... Снова помолчали. Рыбачьи шаланды поворачивали к берегу, солнце клонилось к горизонту за кормой, из карцера доносились вопли поротого каторжника. - Завтра будем в Новороссийске. - А эти не взбунтуются? А то как-то тревожно засыпать в таком соседстве. - Нет, экипаж хорошо вооружён. Есть даже многостволка. - Сколько тогда - в восьмидесятые скулили, что галеры - это порок сталинизма, что весь Запад ужасается, глядя на наше варварство! Так оказывается, что в самой демократической из демократических - Франции тоже есть галеры с каторжниками. Смертную казнь в городах отменили, а галеры есть. Может, мы действительно чего-то в них не понимаем? А вот ещё - когда на выборах стал побеждать Ле Пен, анархисты разгромили "Максим" - самый лучший парижский ресторан. Ты можешь себе представить, чтобы кто-нибудь на Невском поднял руку на какой-нибудь офис Альфа-банка?! У нас бы уже через полчаса осадное положение ввели. Какой-то малохольный мы всё-таки народ. Мне один попутчик рассказывал, в Латинской Америке партизаны годами ведут войны против правительства или помещиков. - Так то в Латинской Америке! Там тепло. А у нас: денька два побегает партизан по морозу - и побежит греться к начальству. Солнце уже зачерпнуло своим краем моря. Чайки садились на реи. Весла монотонно хлопали об воду с интервалом в десять секунд, как на военном флоте. Впереди вырисовывался мыс Чауда и плоский, суглинистый керченский берег, так не похожий на тот образ Крыма, какой знают читатели журнала "Вокруг света". - Мы ж позавчера узнали, чем там всё закончилось, в Ираке. - Ну? - Корреспондент "Севастопольских рассказов" прислал депешу из Стамбула. - Я был в Севастополе три дня назад. - Англичане с американцами в апреле дошли до Багдада. Хусейн свергнут, но не пойман, и, говорят, ездит по стране и даже не скрывается. - Ну, это я еще полгода назад сказал: он точно останется невредим. - Американцы и англичане контролируют главные города - Багдад, Басру, а вокруг - анархия. Басра страшно разрушена. Шиитские аятолы призывают к джихаду, курды отделились, с оккупантами никто не сотрудничает. - Думаю, всё пойдёт по иранскому варианту, хотя здесь другой случай. - Почему по иранскому? Это будет неповторимый - иракский случай. - Торговые пути опять сместятся. - Да, хотя я не экономист, посмотрим через пару лет.

Ночью Игорь проснулся от гнетущего чувства опасности. Духота в каюте усугубилась. Он открыл стекло иллюминатора и тут понял, что на галере происходит что-то неладное. Слышались крики, даже вопли, стук колодок обо что-то деревянное, потом грянул выстрел. Теперь уже пробудился весь корабль. По коридору между тридцатью каютами пробежал кто-то, крича: - Выходите! К лодкам! Накаркал ли это Игорь (у него был такой талант), сыграла ли роль ночная духота, решил ли какой-нибудь авторитет стать, наконец, пиратом Чёрного моря - этого никто так, в конце концов, и не узнал, но каторжники взбунтовались. Команда, правда, вооружённая, была в явном меньшинстве, а поэтому капитан принял единственно верное решение: эвакуировать команду и пассажиров, а самому подорвать себя с галерой и каторжниками. Двух лодок явно на всех не хватало. К счастью, берег оказался всего в одной миле, и хороший пловец мог рискнуть в установившемся штиле одолеть эту дистанцию. Но ещё надо было отстреливаться, прикрывая посадку других. Каторжники захватили трюм, но в крюйт-камере забаррикадировался капитан, а выйти наружу мятежники боялись - люк держали под прицелом пять матросов, пока старпом усаживал в лодки женщин и детей. Но совсем забыли о вентиляционных люках на корме, и вскоре оттуда раздался выстрел - видимо, у мятежников, всё же было какое-то оружие. Пуля, не целясь, угодила в грудь старпома. Он упал и успел отрубить топором канат, держащий последнюю лодку. На палубе остались несколько матросов и Игорь. Андрея нигде не было видно. Игорь заметался по носовой палубе, схватил спасательный круг из бальсы и пристроил на нем свой дорожный чемоданчик, в котором в непромокаемом полиэтиленовом пакете, заклеенном утюгом, хранились результаты переписи по Городу Федерального Значения Севастополю. Так он и прыгнул в воду, вспомнивши в этот момент почему-то детство и первое погружение в морские воды в Бердянске таким же душным летом 1978 года. Пристёгнутый к поясу круг вынес нашего героя на поверхность. В темноте он различил мечущиеся по палубе удаляющейся галеры фигуры (непонятно, были то ещё матросы или уже каторжники), далёкий берег (с борта он казался куда ближе) и также далёкие лодки, спешащие от галеры. Несколько воплей возвестили, что борьба на галере не закончена: кто-то размахивал перед собой факелом, но тут корпус корабля взметнулся вверх и рассыпался на части - это капитан (ему неделю назад поставили неутешительно-смертельный диагноз - диабет) недрогнувшей рукой поджёг крюйт-камеру. Пылающие обломки осветили всё вокруг, и стали видны в двух кабельтовых искажённые страхом лица людей на лодках. Горящий обломок доски упал почти рядом с Игорем, зашипел и стал из романтически пылающего дерева обычной мокрой головешкой. Игорь плыл, не оглядываясь, несколько раз захлёбывался, но воля к жизни вновь наливала мускулы, и безлюдный берег хоть и медленно, но приближался. Чемоданчик не утонул, и одно это делало борьбу более осмысленной. В полукабельтове от берега ноги обрели твердь дна. Игорь зашатался как пьяный, снова нахлебался воды и, подпрыгивая на носках, ещё продвинулся к берегу. Обернулся. Вокруг не видно ни души: где-то догорали обломки галеры, лодки исчезли с горизонта. На берегу сидел, сдирая с себя мокрую одежду, Андрей и ругался на чем свет стоит. - Привет! Будём живы - не умрём! - Проклятье рода Баскервилей! Двух!месячный труд пошёл насмарку! Придётся возвращаться в Севастополь. Ни денег, ни документов,- Андрей отшвырнул превратившийся в комок мокрой бумаги паспорт. - Капитан взорвал крюйт-камеру. Кажется, там никто не выжил,- Игорь, не раздеваясь, лежал на песке без сил. - Получили досрочку! Дерьмо! - Медный Век...