Наше светлое средневековье - Владимир Булат

Булат Владимир

Наше светлое средневековье

Владимир Булат

Наше светлое средневековье

А мы могли бы служить в разведке,

Мы могли бы играть в кино.

"Високосный Год"

8 декабря 7499 года от Сотворения Мира по заснеженным дорогам со стороны Владимира в Москву вступали полки, верные новому царю - Борису Николаевичу. У Таганских ворот передовые татарской сотни схватились было с пьяными стрельцами, но хан Ментеймир заорал на них, страшно по-татарски вращая глазами. Матерясь, татары отъехали.

Начал падать крупными хлопьями снег, и новый царь задремал под скрип полозьев. Москвы он не любил. По льду переехали Яузу, забрехали собаки. Неприветливо встречала столица Бориса, никто из ближних бояр не выехал ему навстречу, лишь градоначальник Гаврила, Харитонов сын поджидал царский поезд на паперти Успенского Собора. Он еще не подозревал, какой плюх готовит царь - тайный старообрядец всей столице и всему обществу.

А когда потрясенные обыватели и бояре лицезрели, как на паперти Собора новый царь Борис собственноручно возлагал на свою голову Шапку Мономаха, которую он только что вырвал из рук растерявшегося патриарха Алексия, юродивый с квадратной кормленой мордой заорал, тряся всем своим существом веригами, крестами, чем-то вроде кольчуги на теле и почему-то прицепленным к уху самоедским талисманом из кости Индры-зверя:

- Смотрите, россияне, сам взял! Не побрезговал, однозначно! А эти сейчас будут ему задницу лизать, вот увидите. Ей-ей, будут!

И действительно, ближние бояре один за другим стали подходить к государю, падали на снег, прямо в грязную лужу с опилками, конским дерьмом и еловыми иголками; целовали по бесовски трехпалую кисть руки. Особенно усердствовал окольничий боярин Руцкой, что вел свой род от Рюриковичей. Борис Николаич зевнул, раздобрел: сколько трудов! и все не зря: вот она Москва Златоглавая - у его ног. Теперь, что хочу, то и сделаю, хоть пошлю всех, куда Макар телят не гонял. Будут еще дразнить уральским медведем!

Уже садясь в сани, подозвал стольника - Анатоля, из жидо-литвинов:

- Кто этот, что на паперти ползал и пальцем в меня тыкал?

- Знай впредь, надежа-государь, это Вовка-Жирик. Юродивый. Чего с него взять? А порой с ними и веселее, с юродивыми-то.

- Отловить Вовку-Жирика, понимаешь. Шутом у меня будет, прости Господи.

И новый государь всея Великыя, Белыя и Малыя зашелся истошным кашлем, который нападал на него с тех пор, как заезжий шотландский лекарь испытал на нем новое лекарство на жабьих костях и морошке.

Вилли Мефферсон не поверил своим глазам: к вратам собора была прибита грамота на сером некачественном пергаменте, расплывающиеся буквы складывались, тем не менее, в слова:

"Вечером сего дня - 18 марта 1992 года от Воплощения Господа Нашего - в Доме Молитвы Церкви "Новый Виноградник" полноправный горожанин славного города Лондона Джон Элтон прочтет проповедь на тему: "Мужеложество в Новом Завете: отрицание или дозволение".

Слухи об этой скандальной проповеди уже доходили до почтенного пастора, вызывая элементарное недоумение: разве Библия однозначно не воспрещает это, и зачем вообще покрывать грех авторитетом Священного Писания, это уж попахивает анекдотом о пригласительном билете Сатане на какой-нибудь экуменический саммит. Но так открыто и недвусмысленно пропагандировать педерастию, да еще и в церковных стенах, мог или глубоко убежденный в своей правоте фанатик, или авантюрист.

Эти мысли не давали Вилли Мефферсону покоя весь день, пока он как-то сам собой, непроизвольно очутился на окраине Перта, где стоял Дом Молитвы Церкви "Новый Виноградник". Церковь эту основали новые эмигранты из Англии, и они же привнесли в ее стены неуловимый английский колорит, особую чопорность и заунывность. Шотландцы-горцы те были просто суровы, а эти как-то по-особому, извращенно застенчивы и наглы одновременно. Но сейчас в Молитвенном Доме столпились люди со всего города и даже из окрестных деревень. Рядом стояли скупые оборотистые купцы, крестьяне в своих традиционных шотландках, моряки в фетровых шляпах, сельские джентри, безвкусно одетые и непричесанные, цех ювелиров в полном составе, даже заезжий французский виконт, которого сюда привело желание как-нибудь убить время в этой скучной стране верескового меда и печальных баллад.

Вилли Мефферсон с трудом продрался через толпу и увидел проповедника. Джон Элтон дожил до своей последней молодости, если так позволительно будет назвать манеру пожилого человека выглядеть спортивным юношей, хотя из воротника выглядывает дряблая кожа шеи, а половина зубов покинула своего владельца. Пастор даже поймал себя на мысли, что будь он сам педерастом, никогда бы не сошелся с такой развалиной. В его мозгу складывались цепочки аргументов и контраргументов, надлежащим образом подкрепленные цитатами из Ветхого и Нового Завета, а сердце билось решительно: именно его Господь избрал для отпора лжецу.

- Сам Господь положил мне на сердце сказать вам, дорогие братья.., доносилось до него с амвона,-вдумчивое чтение Священного Писания убеждает нас... евангелист недвусмысленно указывает нам на это...

Вилли Мефферсон на минуту отвлекся и обнаружил, что случайно прихватил с собой большой бадахшанский кинжал - он купил его давным-давно за большие деньги у грека-купца и, хотя никогда не интересовался коллекционным оружием, очень берег. Но возвысивший голос проповедник вновь привлек его внимание:

- Существует мнение, что Священное Писание отрицает и осуждает мужеложество. Судите сами, так ли это. Во-первых, в Книге Бытия, равно как и в других книгах Ветхого и Нового Завета, неоднократно упоминается оборот "Некто родил некого", это означает, что мужчины в библейские времена имели способность к деторождению, а стало быть, было и зачатие одним мужчиной другого. А во-вторых, в Евангелиях мы неоднократно встречаем указания на близкие телесные отношения Иисуса Христа и Апостолов. Например, после омовения ног у учеников в Евангелии от Иоанна "один же из учеников Его, которого любил Иисус, возлежал у груди Иисуса", Иоанна 13-23.

Этого Вилли Мефферсон уже не мог слышать, он кинулся к кощунственному проповеднику и сильно ударил его кинжалом в грудь. Бадахшанский клинок глубоко вошел в дряблую плоть Джона Элтона, а на лице его убийцы появилось торжествующее выражение.

Дядюшка Луи поутру приехал в Париж из недалекой деревни, продал на рынке у ворот Бастилии трех поросят, получил выгодный барыш (продукты опять дорожали), заплатил пошлину стражнику и пошел побродить по столице Королевства Французского, людей посмотреть, себя показать, одним словом, из любопытства. Односельчане недолюбливали Луи, он работал у многих хозяев, но ни с кем не ужился - любил передразнивать всех подряд, да и драчливостью превосходил многих. Последний его хозяин - содержатель харчевни, давши пинок под зад, напутствовал плюгавого работника убийственной фразой: