Наше светлое средневековье - Владимир Булат

Три всадника скакали без устали всю ночь. Кругом расстилалась бесконечная степь с отдельными пирамидальными тополями, а под утро впереди стали вырастать горы, поросшие пушистым лесом. Луна освещала девственные нераспаханные мужиком просторы. Казаки не утруждали себя земледелием, их жены заводили небольшие огороды да виноградники, а сами дети степей ходили "за зипуном" на турок, а как отложился Амвросий Гурийский от Москвы, то и на грузин (апсы охотно пропускали казаков через свои земли, а с возвращающимися "делили башлык"). Много казачьих голов осталось на пыльных дорогах Колхиды и Аджарии. А сколько гнут спины на турецких и персидских галерах? Но не иссякает удаль казачья! Есть еще порох в пороховницах, остры сабли и молоды сердца! Отовсюду идут удальцы в казачьи станицы. Хватит погулять и на нашу жизнь!

Передовой всадник осадил лошадь, взъехал на пригорок и осмотрелся. Впереди была станица Каменномостская, прозванная так по единственному каменному мосту в тех краях. Они подъезжали с той стороны, где шумел ручей, а по утрам девушки-казачки ходили за водой с продолговатыми грузинскими кувшинами. Густые заросли легко могли скрыть и людей, и коней (им завязали морды, чтоб не ржали, подвязав снизу по мешку овса).

- Успели?-спросил один из них - молодой, но уже с пышными усами русоволосый казак.

- Да, кажись, успели, - ответил другой, постарше, в чеченском бешмете, что снял с убитого элы в аргунском деле.

- Надо было в Караваиху ехать, - поморщился третий (его все звали Серый, но было ли то имя или просто прозвище, никто не знал).-Там такие шкуры-девки! Мне братуха рассказывал.

- Ты, давай, без фанатизма, - кивнул ему старший.-Тут дело тонкое и аккуратное.

- Не буду я тут жену ловить. Лучше поедем со мной в Караваиху...

- Тогда стой не стреме и за лошадьми следи.

- Зря, зря...

- Олег Красный, тот себе адыгейку привез. Тоже взял лихо. Хороша. Худая, карая, лицо тонкое - не то, что ряхи у некоторых наших. Я как-то иду на армянский базар, а Гуменный с Чигирем впереди и говорят о ней: "Вона як гилка, вин йй будэ довго у постели шукаты... Вон у Ивана баба, так то баба!" - он показал руками.

- Хе-хе...

- Тихо! Идут.

Занималась заря, и первые девушки-казачки шли к источнику за водой. Их было около десятка и еще две замужние женщины. Их можно было сразу отличить по особому платку в виде кокошника, а девушки лишь связывали волосы в два длинных хвостика или одну косу. Впереди шла, приплясывая и что-то напевая, девушка в синем сарафане. Она явно была коноводом сверстниц - темноволосая с немного округлым лицом, двумя хвостиками и немного курносым носиком. Один из казаков - Вовка Булат, не отрываясь, смотрел на нее. Серый посмотрел на него и на старшего - Никиту и с удовлетворением заметил, что они следят за разными девушками. "А то передерутся еще!" - подумал он. Друзья заняли удобное место над обрывом, откуда хорошо просматривался источник, и в любой миг они могли спрыгнуть вниз и схватить девушек, а Серый тем временем выводил коней.

Девушки приближались. Та, что пританцовывала, оступилась и уронила кувшин в ручей. Он упал и пошел ко дну. Пришлось девушке со смехом и визгом лезть в ледяную воду. Она подобрала подол, и Вовка увидел ее ножки - налитые как у ухоженного ребенка. Это решило ее судьбу.

С боевым криком: "Урал!" казаки спрыгнули с обрыва и среди суматохи бросились ловить избранниц. Вовка сразу же схватил растерявшуюся девчонку за обе руки и с силой сжал: не уйдешь! Старший казак - Никита Горовей - поймал другую - полногрудую с длинной пышной косой. Остальные девчонки побросали кувшины и с громкими криками пустились бежать к станице. Было самое время уходить. Сейчас, когда рассвело, их заметит дозорный с вышки, и тридцать-сорок злых кубанцев бросятся в погоню. Серый не подвел - все три лошади уже стояли, готовые к бешеной скачке. Девушек перекинули через седло, привязав к шее лошадей. Гикнули и поскакали.

Они неслись без отдыха почти весь день по большой дуге, огибая с севера адыгские земли, чтобы сбить погоню с пути. Выбирали безлюдные дороги, часто лошадей пускали по колено в воде вдоль берега медленных речек, два раза пробирались оврагом. Наконец, когда солнце постепенно садилось, и уже верещали кузнечики, остановились на берегу Кубани, в камышовых плавнях, чтобы не заметила погоня. За день сделали верст сто. Девушки-пленницы были в полубессознательном состоянии, но, когда их сгрузили с лошадей и положили на расстеленный бешмет Горовея, та, что была его избранницей сразу же пустилась бежать. Никита без труда догнал ее, огрел для острастки нагайкой по мягкому месту и приволок назад за косу. Девушка, пойманная Вовкой, благоразумно не пыталась бежать и лежала ничком, глядя на темнеющие с каждой минутой облака. Вовка, заряжая рушницу, спросил ее:

- Как звать-величать тебя?

- Елена...

Ему понравился ее голосок. Он заметил вдали нескольких уток и решил пристрелить их на ужин. Серый, по уговору, зорко следил за дорогой, по которой они только что проехали, - не покажутся ли всадники?

Казачки, конечно, понимали, что их похитили казаки из другой станицы, и что теперь им два пути: или идти под венец с похитителем, или начнется в степи кровавая разборка, и родичи убитых проклянут их - зачинщиц этой заварухи. Впрочем, Елене сразу же понравился Вовка: и как он прицеливался, долго, аккуратно, и как ловко поймал подстреленного селезня и свернул ему голову.

- Кто он?-спросила Елена у Серого.

- Хороший казак. Хуторянин. У него хутор Булаты после отца остался, Серому вдруг стало очень тоскливо, и он сразу же спросил у возвратившегося Вовки.-Съездим в Караваиху?

Вовка подмигнул своей невесте и утвердительно кивнул:

- Ладно, так и быть.

- Опять арабы синагогу подпалили.

Зарево далекого пожара проникло в полутемную заллу, где четверо неаполитанских аристократов проводили неплохой вечер в обществе четырех гетер высокого полета. Еще одна прислужница играла какую-то малопонятную мелодию на лютне, а двое виночерпиев обносили молодых людей кубками с восхитительнейшим салерно.

Беседа загоралась от вин, старых итальянских вин, которые выходили из давильни под ногами винодела, видевшего папу Пия IX и Наполеона III, текучих и горячих, сообщающих огонь и крылья словам.

- Донателла, - спросил Джанфранко Боргезе, - вы печальны? О чем вы думаете?

- Ах, пустяки!-улыбаясь ответила Донателла - бывшая любовница герцога Тарантского, и отпила из полного бокала.

Это искристое вино, оказывающее на женщин такое быстрое и такое странное действие, уже стало , по разному, возбуждать этих четырех гетер, пробуждать и дразнить маленького истерического демона и гнать его по всем их нервам, разливая безумие. Маленькая Сильва изрекала чудовищные вещи, смеясь задыхающимся и судорожным смехом, почти рыдающим, как смех готовой умереть от щекотки женщины. Мария Фортуна давила голым локтем засахаренные фрукты и тщетно предлагала их, прижимаясь сладким локтем ко рту Руджеро.