Тайна Анри Пика - Давид Фонкинос

Несколько месяцев спустя он снова набрал ее имя в поисковике, и на сей раз ему попалось объявление о ее смерти. Двое людей – родные братья – организовывали похороны своей бывшей няни. Молодой режиссер созвонился с ними и таким образом узнал, что эта женщина – гениальный фотограф, чьи снимки он приобрел, – бóльшую часть жизни проработала в качестве baby-sitter.

Вот потрясающий пример почти тайной жизни художника. Вивиан Майер не нуждалась в славе, она не желала показывать свои работы другим. Зато сегодня ее фотографии обошли весь мир, ее считают одним из самых великих фотографов двадцатого века. Эти снимки потрясают особым взглядом на сценки повседневной жизни, такое ви́дение свойственно только ей одной. Но ошеломляющая посмертная известность Вивиан Майер прочно связана с невероятной историей ее жизни, они неотделимы одна от другой.

Для Дельфины сравнение Вивиан Майер с Пиком было вполне объяснимо. Ведь речь шла о простом бретонском владельце пиццерии, который точно так же, втайне от окружающих, создал великое произведение. И при этом никогда не пытался его опубликовать. Разумеется, это обстоятельство всех сильно заинтриговало. Дельфина засыпала вопросами своего возлюбленного: «Как по-твоему, в какие моменты он писал? О чем думал при этом? Почему так никому и не показал свою книгу?» И Фредерик пытался отвечать ей с точки зрения романиста, стремящегося определить психологию некоего персонажа.

Мадлен рассказала им, что каждое утро Пик уходил в ресторан очень рано. Так, может, пока подходило тесто, он как раз и писал? А когда являлась жена, прятал пишущую машинку. Таким образом, никто не мог заподозрить, чем он занимается. Ведь у каждого человека есть свой тайный, заповедный сад. Для него этим садом было сочинительство. Исходя из этого, продолжал Фредерик, он и не пытался опубликовать роман, у него не было никакого желания посвящать в свои секретные дела посторонних. Зная историю библиотеки отвергнутых рукописей, он прямо туда и отдал свою рукопись. Но Дельфине не давал покоя один вопрос: почему он подписал роман своей фамилией? Ведь его в любое время могли обнаружить на полке и увидеть имя автора. Между этой подпольной жизнью и риском разоблачения была какая-то неувязка. Хотя… возможно, Пик был уверен, что никто не станет раскапывать эти завалы в глубине библиотеки. Это ведь как бутылка с письмом, брошенная в море. Написать книгу и где-то оставить ее… Кто знает, может, в один прекрасный день ее и обнаружат.

Дельфину мучил еще один вопрос: Магали объяснила ей, что авторы обязаны лично приносить свои рукописи. Не странно ли, что человек, так упорно хранивший свою тайну, подчинился этому требованию? Может, он был знаком с Гурвеком, ведь они прожили рядом больше пятидесяти лет. И если да, то какие отношения их связывали? А может, библиотекари обязаны хранить профессиональную тайну подобно врачам, предположил Фредерик. Или же Анри Пик просто буркнул, выложив на стол свой роман: «Жан-Пьер, я надеюсь, ты не проболтаешься, когда придешь ко мне на пиццу…» Конечно, для тайного литературного гения звучит не слишком изысканно, но вполне могло быть и так.

Дельфина и Фредерик с большим удовольствием перебирали всевозможные гипотезы, пытаясь раскрыть романтическую подоплеку этого романа. Внезапно автора «Ванны» посетило озарение:

– А что, если мне описать эту историю – все перипетии нашего открытия?

– Ну конечно, прекрасная мысль!

– Я мог бы назвать ее «Рукопись, найденная в Крозоне».

– Да, это удачная параллель[15].

– Или, например, так: «Библиотека отвергнутых рукописей». Тебе нравится?

– Еще того лучше! – одобрила Дельфина. – И вообще, меня устроит любое название, лишь бы ты опубликовал эту книгу в моем издательстве, а не в «Галлимаре».

Тем вечером хваленый роман был на устах у всех обитателей дома Десперо. Фабьенн находила его очень личным: «Он все-таки кажется автобиографическим, да и действие происходит в наших краях…» Дельфина же старалась не думать об интимной стороне романа. Она очень надеялась, что и Мадлен ничего такого не заподозрит, иначе, не дай бог, вдова запретит его публикацию. Когда-нибудь, позже, у них еще будет время покопаться в жизни Пика и определить, есть ли в книге какие-то личные мотивы. Поразмыслив, молодая издательница решила рассматривать замечание матери как поощрение; если книга нравится, всегда стремишься узнать побольше: что́ в ней подлинно, что́ автор пережил на самом деле? Литература гораздо чаще, чем другие, изобразительные виды искусства, возбуждает в людях нездоровое любопытство – жадный поиск «интима». Леонардо да Винчи, в отличие от Гюстава Флобера с его Эммой, никогда не мог бы сказать: «Джоконда – это я!»

Конечно, сейчас еще рано было предвосхищать события, однако Дельфина уже понимала, что читатели неизбежно будут копаться в личной жизни Анри Пика. От такой книги можно ожидать любых сюрпризов, она это чувствовала, хотя и не могла уверенно прогнозировать ее судьбу. Случается, издателя, убежденного в том, что он нашел будущий бестселлер, постигает полный крах, но бывает и наоборот: книга, от которой ничего особенного не ждали, вызывает настоящий фурор. Сейчас Дельфине предстояло главное – добиться от вдовы Пика согласия на публикацию. Фредерик, смеха ради, величал ее ПИКовой дамой, однако Дельфине было не до веселья, она-то понимала серьезность ситуации. Фредерик пытался ее успокоить:

– Ну с какой стати она будет упираться? Ведь это же так приятно – обнаружить, что ты провела свою жизнь, сама того не подозревая, рядом с эдаким Пицджеральдом…

– Да… конечно… Но ведь это такой шок – вдруг узнать, что твой муж был совсем другим человеком.

Дельфина побаивалась, что ее сообщение потрясет Мадлен. Ведь та утверждала, что ее муж никогда ничего не читал. И все же в каком-то смысле Фредерик был прав: эта новость сулила вдове большие деньги. Да и услышать ей предстояло не о существовании соперницы, а всего лишь о романе[16].

Ближе к полудню Дельфина и Фредерик позвонили в дверь мадам Пик. Она тут же отворила и пригласила их войти. Опасаясь с порога приступать к главному, они немного поболтали о погоде, затем осведомились о состоянии больной подруги Мадлен, которую та вчера навещала. Фредерик, задавший ей этот вопрос, очень неумело притворялся, что это его интересует, и Мадлен подозрительно спросила:

– А что, вас это и вправду заботит?

– …

И в ответ на смущенное молчание сказала:

– Ладно, пойду-ка я приготовлю чай.

Вдова исчезла в кухне, что позволило Дельфине испепелить своего спутника яростным взглядом. С влюбленными иногда случается такое: они вдруг начинают видеть друг друга словно в кривом зеркале. Фредерик стал для Дельфины воплощением социофобии, а сам он смотрел на нее как на выскочку с неумеренными амбициями.

Дельфина торопливым шепотом сделала ему выговор:

– Нашел время изображать заботу о больных! Она любит искренность в отношениях, это же слепому видно!

– Я просто хотел создать атмосферу доверия, вот и все. А ты не притворяйся святой. Я уверен, что ты уже отпечатала договор.

– Я?! И вовсе нет. Он еще у меня в компьютере.

– Ну конечно, я был в этом уверен, я ведь тебя знаю как облупленную. И сколько же ты собираешься предложить ей за авторские права?

– Восемь процентов, – с легким смущением ответила Дельфина.

– А за аудиовизуальные?

– Пятьдесят на пятьдесят – классический вариант. Как думаешь, по этому роману можно снять фильм?

– Да, и притом шикарный. А может, удастся даже сделать американский ремейк. Например, такой: действие происходит где-нибудь в Сан-Франциско, среди пейзажей, окутанных легкой туманной дымкой…

– А вот и карамельный чай! – объявила Мадлен, внезапно войдя в гостиную и прервав взволнованное обсуждение условий договора. Могла ли она вообразить, как далеко зашли в мечтах ее гости, уже возмечтавшие о Джордже Клуни в роли ее покойного мужа?!

Фредерик, которого, как и накануне, раздражало звонкое тиканье часов, спрашивал себя, можно ли ясно соображать при таком звуковом сопровождении. Он тщетно пытался думать в краткие промежутки между секундами, – это было все равно что пробираться между струйками в дождливый день. И решил: пускай говорит Дельфина, у нее лучше язык подвешен.

– Вам знакома библиотека Крозона? – начала девушка.

– Ну еще бы! Я и Гурвека хорошо знала, бывшего библиотекаря. Славный был человек и работу свою обожал. Но почему вы спрашиваете? Хотите, чтобы я взяла там какую-нибудь книжку?

– О, вовсе нет. Я заговорила об этой библиотеке, потому что в ней есть одна особенность; может, вы даже о ней слышали?

– Нет, ничего такого я не знаю. И вот что, хватит ходить вокруг да около, скажите наконец, что вам от меня надо. Мне ведь не так уж много осталось жить, – добавила Мадлен своим саркастическим тоном, который приводил ее гостей в замешательство и не позволял насмешливых улыбок.